Времени оставалось в обрез, и я колебалась между выбором: поехать прямо к этому человеку или сначала к Наде с Соней. Конечно, выбрала я их. Отвезти им Катину фотографию и поговорить о Грызуне. Надя, в отличие от меня, работала с ним и могла рассказать мне, что это был за человек и откуда, черт побери, у него такие связи…
А потом — попробуем еще раз проникнуть в святая святых — в это их потайное «Светлое Место».
Я гнала машину, из головы моей не выходил владелец телефона, с которого был сделан роковой звонок, и чем дальше мы двигались к «Светлому Месту», тем путанее становилась дорога.
— «Домового ли хоронят, ведьму ль замуж отдают…» — пробормотала я, вспомнив пушкинские строчки. Это сначала мне показалось, что они пришли в голову ни с того ни с сего. Я так резко остановилась, что чуть не врезалась в зад джипа «Чероки». Судя по тому, что он был все-таки «Гран Чероки», владелец машины на сто процентов вышел бы из своего любимца с пальцами враскорячку и, поигрывая золотой цепью, захотел бы двинуть мне в лицо. Я перевела дух и тронула машину с места.
Ведьму замуж выдают… Мчатся тучи, вьются бесы… Что там была за строчка…
Освещая лес дремучий…
Сколько у нас заброшенных деревень? В области?
В лесу дремучем. Где Ведьму выдают замуж.
Невидимкою луна. Лес дремучий. Таня, что ты привязалась к Александру Сергеевичу? Ну стукнет парню вот-вот двести лет, состарился мужик… А каков был! Но чего ты вдруг пристала к этому стихотворению?
Особенно мое воображение занимал дремучий лес. Собственно, если бы мне сейчас встретился психоаналитик, он бы сразу все понял. Я, в принципе, и нахожусь в каких-то дебрях, местами похожих на джунгли. Но не в этом дело…
Лес дремучий. Вот тебе, Таня. Да ведь в лесу-то дремучем они свое место и спрятали! То есть не место. Спрятались-то они в деревеньке заброшенной, а вот рядом наверняка присутствует дремучий лес. И если эта самая деревенька заброшенная, то, значит, в лес соседний редко кто ходит. То есть получается у нас, что ехать надо в самую глубинку Тарасовской области. Туда, куда ни один человек, находясь в здравом рассудке и твердой памяти, не поедет.
Только такая сумасшедшая девица, как Танечка Иванова.
Надя была на месте и, увидев меня, обрадовалась и удивилась.
— Таня? Что, опять проблемы?
Я выложила Катину фотографию.
— Надя, она исчезла утром, но, я думаю, надо объявить ее розыск немедленно. Сегодня же. Ты сможешь?
— Думаю, смогу, — кивнула она. — Опять эти «монахи»?
— Да, — кивнула я.
— Хорошо, я уже сегодня объявлю ее в розыск по телевизору.
Она убрала фотографию.
— Наденька, это еще не все. Ты работала со Скоробогатовым?
— Да, — сказала она. — Если тебя интересует Грызун, я могу сказать о нем немногое. Он страшный человек. Собственно, если бы мы тогда не взбунтовались, он бы и по сей день тут находился. Так что, как только он укрепит свою власть, нам долго не жить…
— Вот власть меня и интересует, — призналась я. — Какой гад его прикрывает? Эти «монахи», Надя, они наглеют.
— Кто его покрывает? — усмехнулась она. — Да все. Он им выгоден. Фактически идет борьба между Георгием и Грызуном. Честно говоря, мне страшно за Тарасов, если победит Грызун.
— Значит, Георгий с ним не справляется?
— Ну почему? Если он выгнал самого Грызуна за пределы Тарасова… Думаю, если бы он знал, где находится Грызун, он бы не оставил его в живых…
— А если, скажем, я найду, где он? Что будет, если вы его арестуете?
Она улыбнулась мне так, что я все поняла.
Грызун долго в тюрьме не просидит. Ему организуют побег. На его деньги (уж не на те ли, которые он получает с неофитов?) очень крутые шишки наши кормятся.
— То есть, если я тебя правильно поняла, помочь нам всем может только один человек? — спросила я.
Надя опять ничего не ответила. Но по ее взгляду стало ясно…
Значит, перед посещением храма у меня появляется еще одно неотложное дело. Переодеться я не успею. Придется рисковать.
Может, так оно и вернее. И с владельцем телефона свидание надо отложить на завтра. Или на вечер?
Как получится… Ходя по острию ножа, глупо раздумывать, что ждет тебя через час.
Как говорят мои «кости», когда у них хорошее настроение: «Нет ничего невозможного для человека с интеллектом».
Кстати, о «костях»… Я достала свой кисет. Хорошо, что он всегда со мной. Два мои талисманчика — газовичок и кисет…
— Ну, милые, что вы мне посоветуете?
Я покатала их в ладонях и резко бросила на сиденье.
«32+9+13».
«Ваши компаньоны будут с вами согласны, и вам удастся избежать неприятностей».
Ну что ж… Те, кого я наметила себе в компаньоны, собираются со мной согласиться. Именно к ним, соответственно, мы и направим стопы.
То есть к тому человечку, который имеет на них выход.
Глава 12
Лешку можно было найти в трех местах. У него дома — что в такой час маловероятно. Мой бывший сосед, не раз выручавший меня в трудную минуту, в четыре часа дома не сидел даже в моменты болезни. На его месте работы — то бишь на местном базаре, где он осуществлял охрану, сейчас его тоже практически не найти — но все же можно. А мой Лешка был как раз тем человеком, который мог помочь мне срочно встретиться с Георгием.
Ладно, рискнем пойти на базар.
Времени у меня было так же много, как у приговоренного к немедленной смертной казни. Поэтому я выжала из своей несчастной машины максимальную скорость, притормозила возле стоянки, быстро отдала деньги и помчалась на базар. Если вы искали кого-нибудь на рынке, не надо вам рассказывать, сколько лоточков мне пришлось обежать с одним-единственным вопросом: «Не видели ли вы Лешу Старычева?» Лешу Старычева видели сто раз, но никто не мог сказать, где он находится сейчас. Одна из продавщиц наконец сказала, что к нему пришел друг, и, кажется, они сейчас в сквере, пьют пиво. Вдогонку она попросила меня передать ему, что опять подкатывали с Заводского.
Я пообещала, что передам, и рванула в сквер.
Лешку я увидела сразу — он возвышался, как памятник вождю, на лавке. В руке его уютно покоилась банка «Ярославского», а рядом с ним торчал совсем маленький пацанчик. Одноклассник, наверное… Хотя какие, к черту, у него одноклассники? Если ребенок рос на твоих глазах, это вовсе не значит, что он так и остался ребенком.
— Привет, — сказала я, плюхаясь рядом с ним на лавку.
— Танька, привет, — искренне обрадовался он. — Сто лет тебя не видел! Как жизнь?
— Бьет, и очень больно, — мрачно сообщила я. — А у тебя как?
