сердце».
Не я, разумеется. Ведь гадание было направлено на дом Пташкиных. Похоже, это про Мусю. Или про русскую народную красавицу Полину?
Числа при втором броске дали весьма пространный романтический совет: мол, для того, чтобы быть любимой, нужно самой любить светло и чисто. Бред какой-то! Ничего не понятно: кто кого должен любить? Кто кого любит?
То, что я прочитала по числам третьего броска, тоже вполне могло бы подойти под сюжет «мыльной оперы». «Женщины вообще не понимают, что за слабые пугливые создания эти мужчины» — такое толкование давало сочетание 6+21+25. Это уж точно — слабые пугливые создания. Почти все.
Хотя есть исключения — например, Александр Петрович Пташкин. Вот кто еще, оказывается, способен на мужские, сильные поступки и неожиданные решения, на рыцарство и сентиментальность одновременно. Честное слово, еще немного, и я сама могу влюбиться в «дикого кабана», которого только вчера пришлось укрощать.
Ведь если разобраться, в его ярости было что-то даже благородное. Как-никак он в одиночку пришел драться за честь семьи. А вдруг у Леночки в этот момент был бы полный дом дружков? Жаль только, что внешне Пташкин-старший был не в моем вкусе. Нет, совсем не в моем. И все-таки почему мои магические кости так заклинило на теме любви? Кто тут задает тон? Пташкин-старший и его чувства к чокнутой супруге? А может, любовь Полины к Александру Петровичу? Почему бы, кстати, и нет? Или привязанность отца к беспутному сыну, которого он упорно не хочет сдавать в ментовку и готов платить любые деньги, лишь бы отыскать мальчишку самому и в очередной раз попробовать вразумить?
Впрочем, времени на пространные лирические размышления не было — я и так потеряла, непонятно зачем, полчаса на визит в квартиру Пташкиных и в результате совсем задурманила себе голову.
Нужно мчаться дальше. И желательно на своей машине. Вдруг придется от кого-нибудь драпать или догонять? Тут уж тихоходные таксисты с каменными рожами не помощники, а мне сегодня везет только на таких.
И правда — остановив машину, чтобы быстренько добраться до автостоянки в Заводском районе, я снова очутилась в компании сурового мужчины неопределенного возраста с лысиной на макушке и глубоко прочерченными на лбу морщинами. О черт! Куда только подевались сегодня веселые лихачи, которые по дороге успевают рассказать десяток анекдотов, отвесить приличное количество комплиментов и незаметно поднять пассажиру настроение?
— Можно включить кассету? — спросила я шофера, не выдерживая больше тяжелого молчания. — А то скучно что-то…
— Включите. Но не громко, — разрешил водитель с внешностью актера-трагика.
Я нащупала в кармане кассету, которую на время «приватизировала» у Муси, вставила ее в автомобильный магнитофон — в моей машине есть точно такой же — и сразу же узнала приятно волнующий голос Птаха…
«А теперь еще одно поздравление, — говорил Птах, — весьма необычное. Вот, зачитываю: Милая Мария, Маша! Какое счастье, что ты есть на свете и я могу тебя поздравить просто с отличной погодкой и передать песню в исполнении Филиппа Киркорова „Милая, милая, милая…“.»
Не слишком ли много для одного дня выпало на мою голову, прикрытую париком, всякой сентиментальной чепухи? Но я все равно с удовольствием продолжала слушать давний концерт по заявкам, который вел пропащий Птах. Все же определенно есть у человека талант! Да, ему бы и впрямь в Москву, там есть возможность развернуться пошире.
Впрочем, приехали, вылезай…
Выйдя из чужой, неприветливой машины, я сразу же поспешила отправиться на поиски своей, родной. Для того чтобы попасть на стоянку, нужно было обогнуть дом Леночки, возле которого я тут же приметила нечто необычное: целую сходку дворовых старушек, причем как раз у Лениного подъезда. Вообще-то здесь и вчера сидели три какие-то бабульки, которые осмотрели меня с ног до головы, когда я заходила в подъезд. Но ведь не восемь же человек сразу! Явно, что собрать вместе ротозеек со всего дома могло лишь событие экстраординарное. Труба, что ли, у кого-нибудь лопнула? Или помер кто? На всякий случай надо узнать.
Подойдя ближе к дворовому светскому обществу, я сбавила шаг и сделала вид, что кого-то жду. А сама навострила уши.
— Я говорю тебе, что его вытолкали, прямо с балкона вытолкали! Сама видела, как он с шестого этажа кубарем летел, орал дурным голосом! Я как раз оладушки на кухне пекла, а тут вижу — страсть господня!.. — громко рассказывала подружкам бабуля в светлом платочке на голове.
— Да нет же, нет! Чего зря муть несешь? — перебила ее другая, одетая в детскую кепку «Адидас» с козырьком от солнца. — Мой Васька как раз за «Примой» побежал и сам видел, как парень на дерево полез. Хотел оттудова на балкон перепрыгнуть, да вниз шандарахнулся. Это ведь Васька мой и «Скорую» вызвал, а там уж и «Скорой» никакой не нужно было…
— Да с чего бы ему сорваться? — вступила третья. — Если они все, как обезьяны, там лазят. Я сама уж сколько раз видела! Один раз даже просила кого-то Барсика моего с ветки снять… И чего повадились?
— Точно, выбросили! Я вам говорю, — стояла на своем первая активистка. — Она же надо мной живет, эта Ленка из парикмахерской, к которой все лазят, мне и лучше знать. Я уж сколько раз к ним заходила, грозила милицию вызвать. Сроду у них музыка, и шкафы на пол валят. Только я спать ложусь, а они — шарах об пол! И опять об пол! Точно говорю — выбросили его за ноги.
— Да вроде бы говорят, там утром и дома не было никого? — хитро сощурилась «адидасовская» старушка.
— А ты больше слушай, что говорят. Тебе и наговорят, — не сдавалась бойкая соседка.
Все, больше скрываться не было сил. Ведь ясно, что говорят как раз про Леночкину квартиру. Кто-то упал с балкона. Неужто?!!
— Извините, — не выдержала я и вклинилась в общий разговор. — Здесь что-то случилось, да?
Я попыталась изобразить из себя такую специальную тетеньку, какие часто встречаются в очередях — их страсть как интересуют чужие разговоры! Но, видимо, у меня получилось плоховато.
— Чего? — враждебно уставились на меня сразу несколько пар глаз. Как же, я и забыла, что нарушаю монополию на дворовые события, которые они долго еще будут со вкусом перемалывать, тем более если событие это с летальным исходом… Слово-то какое: с летальным исходом, как будто нарочно придуманное для тех, кто полетал неудачно. Неужто это ты, Птица-Птах, привыкшая парить высоко в эфире на радиоволнах? Да нет, ты бы нашел какую-нибудь другую смерть, явно не в полете.
— Я вон в том доме живу… Подружку жду… Услышала, — промямлила я в свое оправдание. Надо же, эти дворовые сплетницы в кои-то веки заставили меня смутиться.
— Да брякнулся здесь один с шестого этажа. Разбился, милок, насмерть, — наконец сказала бабуля в кепке.
— Кто? У меня здесь как раз знакомая живет! На шестом этаже!
Вот этого говорить было точно не нужно.
— Ну, еще бы! Небось девка парикмахерская! Вон как она тебя разукрасила! Вместе небось гуляете, мирным людям спать не даете, — набросилась злобная соседка. — Вот и вчера вечером: шарах дверью, и прямо по мозгам!
— Да нет, не было меня вчера…
— А вот и была, не ври! Точно была. Я еще вчера твою сумку заметила, цепочка у нее приметная. А что на голове теперь черт-те что, так у Ленки все такие чучелы ходят… И этот, что выпал, белым выкрашен был. Говорят, на радиве работал.
Вот это соседка, ай да Штирлиц! Ее в контрразведку бы, цены бы тетеньке не было. Или мне в помощницы, на крайний случай. Надо же, сумела меня узнать даже в новом обличье. Но получается, что это все же наш Птах выпал из чужого гнезда? Нет, невозможно поверить…
— На радио? Это же мой хороший знакомый, Сергей! — вскрикнула я невольно.
Но ведь правда же — я хорошо и давно знала этого человека, и не только по Леночкиным рассказам. Сколько раз я улыбалась его шуткам и включала приемник в определенное время для того только, чтобы оказаться в обществе Птаха! А познакомиться лично так и не успела.
