замужество внучки.
Юную великую княжну бабушка-императрица постепенно стала готовить к мысли о браке, часто затевая с ней разговоры о необыкновенных достоинствах и привлекательности молодого короля. По свидетельству очевидцев, она как-то даже открыла портфель, где находились миниатюрные портреты европейских принцев, достигших брачного возраста и положения, и велела внучке сказать, кого бы она выбрала себе в мужья. Та, покраснев, указала на избранника бабушки, о достоинствах которого ей уже не раз говорили. Императрица старалась тем самым создать впечатление, что княжна сама выбрала для себя супруга. Возможно, Александра действительно прониклась заочной симпатией к будущему жениху, кто знает. Ведь то, что для Екатерины II было политической игрой, девочке-подростку казалось судьбой. Она доверчиво покорялась своей бабушке-императрице.
Что касается северной соседки, Швеции, то в обмен на брачный контракт русской великой княжны с сыном шведского короля опытная в делах дипломатии Екатерина пообещала ограничить влияние на ее политику и внутреннюю жизнь и даже выделить финансовые субсидии. Ослабленная бесконечными войнами, неурожаем и огромными затратами королевского двора, Швеция явно заинтересовалась столь выгодной для себя перспективой.
Казалось, все было решено. Но Густав Адольф, став королем после смерти отца, погибшего от руки заговорщиков в 1792 году, был еще несовершеннолетним. Бразды правления взял на себя его дядя, герцог Зюдермандландский, который был в решительной оппозиции к России.
В Петербург для знакомства с невестой король Густав Адольф не поехал, так как до своего совершеннолетия по шведским законам он не имел права посещать столицы иностранных государств. Екатерине пришлось согласиться с этим доводом.
Однако остро встал еще один вопрос — религия будущей шведской королевы. С самого начала предполагалось, что великая княжна не изменит своего вероисповедания, этого требовала российская императрица, и шведский двор, казалось, был с этим согласен. О браке шведского короля говорили уже как о решенном деле. В Стокгольм были отправлены церковная утварь, ризы и роскошный иконостас для домовой церкви, которая должна была быть у русской великой княжны во дворце.
Но в Швеции были сильны позиции католичества. Да и дворянская оппозиция при дворе скорее пошла бы на сближение не с Россией, а с Францией или даже с мелкими германскими княжествами, чтобы там подыскать невесту для короля, пусть и не столь богатую, но без амбиций. К тому времени уже встал вопрос о женитьбе шведского короля на мекленбургской принцессе.
Начались долгие дипломатические переговоры. Шли они трудно, несколько раз прерывались, затем вновь возобновлялись. Камнем преткновения оставался вопрос о свободе вероисповедания будущей шведской королевы. Екатерина не переставала настаивать на том, чтобы русская великая княжна сохранила ту веру, в которой она была рождена и воспитана. При этом она упорно ссылалась на закон, принятый еще Густавом III, отцом жениха, согласно которому король Швеции мог жениться на избраннице, исповедующей другую религию. Чтобы заполучить Густава Адольфа, императрице пришлось пустить в ход все способы, не исключая интриг, подкупов и конечно же сладких обещаний.
Наконец все решили. Удалось договориться, чтобы король, не дожидаясь своего совершеннолетия, приехал в Петербург, куда он был благосклонно приглашен, для знакомства со своей будущей супругой. Был составлен и соответствующий проект брачного договора. Однако вопрос о свадьбе напрямую пока еще не стоял.
В итоге юной Александре следовало предстать пред очами жениха, выбранного для нею бабушкой- государыней. «
В конце августа 1796 года Густав Адольф вместе со своим дядей-опекуном и довольно многочисленной свитой выехал в Петербург. Он прибыл инкогнито под именем графа Гага и остановился в доме шведского посла, барона Стединга. Инкогнито, конечно же, было декоративным, так как о визите короля и регента было известно и в Швеции, и в Петербурге, да и во всей Европе. Город пришел в движение. Праздники для высоких гостей из Швеции покатились чередой. Русскому гостеприимству не было границ. Застенчивая и скромная невеста при каждой встрече с нареченным чувствовала на себе пристальные взгляды присутствовавших. Оба были чрезвычайно смущены. Однако все заметили, что высокомерному, привыкшему к лести шведскому королю русская княжна понравилась.
По свидетельству современников, Александра в свои тринадцать лет была уже вполне сформировавшейся девушкой. Стройная фигура, правильные черты лица и белокурые с пепельным оттенком волосы не могли не привлекать внимание. Внешности принцессы вполне соответствовали ее ум и таланты. Молодой король, высокий, стройный, с красивым и гордым лицом, был с ней вежлив и любезен.
Вот что написала мать Александры, великая княгиня Мария Федоровна, своей свекрови на следующий день после одного из блистательных балов:
«
Сама же императрица Екатерина в письме к Гримму повествовала о «шведском романе» внучки так: «
В приватном разговоре высоких шведских гостей с членами императорской семьи король попросил у родителей невесты позволения видеть Александру каждый день. В ходе праздников, которые следовали один за другим, они часто виделись, говорили друг с другом, танцевали. Близкая свадьба не была больше тайной. Императрица уже говорила с юным королем и своей внучкой как с нареченными. Она даже как-то попросила их в своем присутствии поцеловаться. Этот поцелуй оставил у Александры такое дорогое воспоминание, что сделал ее надолго несчастной.
Шестого сентября посол Швеции, барон Стединг, на торжественной аудиенции у российской императрицы официально попросил от имени короля Густава IV руки великой княжны Александры Павловны. Екатерина II благословила внучку. В тот же вечер на балу в Таврическом дворце король сам предложил великой княгине Марии Федоровне обменяться с ее дочерью кольцами.
Началась обычная предсвадебная суета. Петербургские придворные ювелиры стали готовить приданое: сервизы, драгоценные гарнитуры и даже золотые оклады для иконостаса церкви в Швеции. Для сопровождения будущей королевы в Швецию была назначена статс-дама — знаменитая княгиня Екатерина Дашкова. Мать невесты, великая княгиня Мария Федоровна, писала своему мужу в Гатчину: «
Но дальнейшие события оказались непредсказуемыми. Наступивший день обручения молодых не принес России ожидаемой радости. Для Екатерины II и ее любимой внучки он стал тяжелым ударом. Императрица, при всей своей дальновидности, недооценила влияние на молодого короля Швеции католиков, находившихся в его окружении. Хоть и скрытно, но они всячески противились возможному браку Густава Адольфа. Опасались усиления влияния России, полагая, что это может вызвать недовольство в народе.
В назначенное для обручения время жених в тронный зал Зимнего дворца не явился.