баксов. Завтра они будут стоить уже дороже. Если вы согласны, напишите, – я оставила в письме адрес электронной почты, – иначе через три дня улики уйдут в прокуратуру и в СМИ».
Откровенно говоря, я была разочарована реакцией Урюпина. Он оказался настолько толстокожим, что разглядеть не то что испуга, но даже простого удивления с его стороны я не смогла. Можно было подумать, что он получил стандартное деловое письмо, какие попадают к нему каждый день пачками. Дмитрий Александрович убрал послание от неизвестного шантажиста обратно в конверт и положил его в ящик. Затем мы вернулись к моему вопросу. Правда, минут через пять Урюпин встал, подошел к стеллажу, достал брошюру с Уголовным кодексом и принялся ее листать. Вероятно, решил уточнить, о чем говорится в двести сорок четвертой статье УК РФ. Дмитрий Александрович озадаченно потер лоб, а потом вдруг расхохотался.
– Простите, что вас так рассмешило? – наивно осведомилась я.
– Да так, ничего особенного. Шутников у нас много развелось в последнее время, – после этого комментария давний недруг четы Краснощековых вынул из ящика конверт с письмом, разорвал его на маленькие клочки и выбросил в мусорную корзину.
Он расценил это письмо как чью-то дурацкую шутку и, кажется, не понял, в чем его, собственно, обвиняют. Я намеренно не упоминала никаких имен и фамилий, дабы не скомпрометировать свою клиентку. Если бы Урюпин имел отношение к похищению трупа, он бы сам понял, что к чему. Но, похоже, он тут не при делах. Шантаж не подействовал, адрес электронной почты оказался без надобности.
Мне стало неинтересно общаться с ним и дальше. А вот Дмитрий Александрович, наоборот, вдруг начал проявлять инициативу – то за локоток меня ненароком возьмет, то откровенно в глаза заглянет. А потом он наконец-то пригласил меня в ресторан и очень самоуверенным тоном уточнил:
– Татьяна Александровна, вы ведь мне не откажете, нет?
– К сожалению, именно сегодня я никак не могу провести вечер в вашей компании.
– Почему же?
Отмазку я придумала молниеносно:
– У меня занятия в группе шейпинга. Я их никогда не пропускаю.
– Понимаю. Но, может быть, завтра?
– Может быть, – я загадочно улыбнулась. – Завтра я отдам свое заявление администрации бутика, а затем, Дмитрий Александрович, заскочу к вам. Вы так грамотно составили текст, что практически не оставили им выбора. Теперь я не сомневаюсь, что обувь мне поменяют, не доводя дело до суда. У нас с вами появится повод это отметить.
– Я буду очень рад, если так случится, – Урюпин взял меня за руку и поднес мою ладонь к своим губам. – Жду вас завтра с нетерпением.
– До завтра, – сказала я с придыханием и покинула кабинет председателя Общества по защите прав потребителей.
Я была уверена, что человеку, которого только что уличили в совершении уголовного преступления, окажется уже не до откровенного флирта. Урюпин же, получив письмо от шантажиста, продолжил меня кадрить с не меньшим усердием. Значит, он действительно не чувствовал за собой никакой вины, тем более по такой редкой и гнусной статье, как надругательство над телами умерших. Недаром я поначалу вообще не хотела принимать эту неуклюжую версию Краснощековой всерьез. Ладно, зато теперь я могу отчитаться перед клиенткой о выполненной работе. Я собиралась набрать номер Валерии Юрьевны, но меня отвлек звонок.
– Татьяна, здравствуйте, это Наташа Кузнецова.
– Добрый вечер!
– Я хотела сказать, что я кое-что сегодня нашла, когда убиралась в комнате у мальчиков.
– Что именно?
– На дне коробки с игрушками валялась одна бумага. На ней нарисована какая-то схема. Там кружочки, стрелочки…
– Ваши дети любят рисовать? – спросила я, не понимая, к чему Кузнецова мне об этом рассказывает. – Отдайте их в какую-нибудь развивающую студию.
– Нет, это не мальчики рисовали, это Витя. Я узнала его почерк. По-моему, именно ради этой схемы к нам и наведывались «гости».
– А что конкретно изображено на этой бумажке?
– Боюсь ошибиться, но, по-моему, это схема совершения каких-то преступлений, которые вскрыл мой муж. Это и не давало ему покоя все последние месяцы. Таня, понимаете, по телефону не объяснишь, вам надо этот листок самой увидеть. И еще, я разговаривала с тетей Верой, она действительно видела в тот день одного незнакомого человека. Татьяна, вы к ней не заходили, нет?
– Честно говоря, нет. Не успела.
– Понятно, вы очень заняты! Для меня у вас времени совсем нет! Извините, что постоянно отвлекаю вас. Больше не буду. Похоже, мне придется смириться с тем, что правду мне никогда не узнать. Кстати, я уточнила у одного знакомого медика – он ничего об эпидемии атипичного гриппа не слышал… Впрочем, вам, наверное, это уже неинтересно? Простите, до свиданья!
И Кузнецова отключилась, я даже ничего не успела ей ответить. Ну и как мне следовало отнестись к этому звонку? Как к очередной выдумке вдовы?
Позвонила я Краснощековой только на следующий день, и то уже после того, как отнесла полусапожки в магазин. На самом деле чек никуда не затерялся, поэтому вопрос с возвратом денег за некачественный товар решился без каких-либо проблем. По идее, надо бы сказать клиентке спасибо за то, что ее версия напомнила мне об этом нерешенном вопросе. Но я, разумеется, не собиралась этого делать. У нас и без того имелось, что обсудить.
– Здравствуйте, Валерия Юрьевна! Я хотела бы с вами встретиться, и как можно скорее.
– Татьяна Александровна, неужели дело движется к концу? – Вдова невероятно оживилась.
– Давайте обсудим все при встрече.
– Ну, что ж, приезжайте ко мне. Я на сегодня не планирую никаких поездок.
– Я буду у вас в течение часа, – я сказала ту же фразу, что и тогда, собираясь ехать к ней в первый раз.
– Жду.
Вдова вновь была в черном платье, но не в том, в котором я ее уже видела. Это выгодно подчеркивало ее талию и скрывало легкую полноту бедер. Лицо клиентки уже не было таким статичным, как прежде, оно ожило.
– Татьяна Александровна, ну давайте же, скорее рассказывайте, что там да как. Вы знаете, я уже представляю себе Урюпина на скамье подсудимых. Вот мразь!
– Валерия Юрьевна, скажу вам честно, этот человек мне тоже показался крайне неприятным в общении, – я постепенно готовила Краснощекову к тому, что она заблуждается. – Один его прищур чего стоит!
– Да-да, меня всегда раздражала Димкина манера щурить глаза. Я сначала думала, что у него проблемы со зрением, и даже порекомендовала ему сходить к офтальмологу. Но оказалось, он видит отлично, а манера щуриться – это всего лишь дурная привычка. Впрочем, у него все дурное – слова, поступки… Что-то я разговорилась. Даю вам слово.
Мы сели в кресла напротив друг друга, и я продолжила свою мысль:
– Так вот, несмотря на то что Урюпин мне глубоко антипатичен, я не могу зачислить его в разряд преступников.
– То есть как это – не можете?! Разве похищение покойника – это не подсудное дело? Вы же мне сами называли статью, срок…
– Дмитрий Александрович здесь, похоже, ни при чем.
– То есть как это – ни при чем? Вы отдаете отчет в своих словах?!
– Разумеется. Я организовала небольшую провокацию, которая должна была выдать Урюпина, но он не попался на этот крючок, а расценил все как чью-то неудачную шутку.
