Дыбенко.
— Ну, как ты тут? — спросил я, пожимая мичману руку. — Нашел общий язык с командой?
Берсенев лишь неопределенно пожал плечами.
— С кем-то нашел, с кем-то не очень. Ты лучше ответь, что у тебя с Наташей, почему она все время о тебе спрашивает; вы что, перестали встречаться?
На этот непростой вопрос я ответить не успел. У трапа остановилась санитарная машина. Из кузова повыскакивали люди в полумасках и устремились к трапу. Дневального нейтрализовали, а вот Берсенев успел расстегнуть кобуру. Пришлось придержать его за руку.
— Не стоит, Вадим.
Он удивленно посмотрел на меня. Нас окружили и обезоружили. Через несколько минут корабль был захвачен. Команду, присовокупив к ней меня, собрали на шкафуте. С краткой речью к нам обратился Львов:
— Господа! Мы такие же патриоты России как, надеюсь, и все вы. К захвату корабля нас вынудили обстоятельства. Наш долг спасти от расправы одну русскую семью. Для этого мы должны выйти в море и там дождаться подхода шведского судна 'Северная звезда', которое выйдет сегодня из Петрограда под флагом Красного креста. Мы должны будем подойти к борту судна и пересадить на него охраняемых нами пассажиров. После этого ваша миссия будет окончена. Надеюсь на ваше понимание, господа. Делайте все правильно, и никто не пострадает.
После этой речи всех членов экипажа свободных от вахты, а так же Берсенева заперли в одном из кубриков. Меня же отконвоировали на мостик. Командир хмуро на меня покосился и продолжил отдавать команды. Он меня явно узнал. Не мог не запомнить, как я отмазал его тогда, во время трибунала. Но теплых чувств ко мне почему-то не испытывал. Львов сказал, обращаясь ко мне, но так, чтобы это слышали все находящиеся в рубке:
— Вы, господин Ежов, наша страховка на случай непредвиденных обстоятельств. Если что пойдет не так, ваша пуля первая!
Самым сложным было пройти мимо Кронштадта. Нас запросили: 'Китобой', куда следуете? Львов приказал сигнальщику:
— Семафорь: На борту командир Красной Гвардии Ежов. Следуем в Гельсингфорс.
Для пущей убедительности меня вывели на открытую часть мостика. Разглядели меня в бинокль или нет — не знаю, но с берега передали: 'Счастливого плавания!'
'Северная звезда' показалась ближе к вечеру. Мы просигналили: 'Прошу принять на борт пассажиров' и получили добро.
Львов покинул борт последним, когда царская семья была уже на 'Северной звезде'. Обращаясь к команде, он сказал:
— Благодарю вас, господа! Как только 'Северная звезда' выйдет в нейтральные воды, судно будет освобождено.
До ночи проболтались близи берега на траверзе Сестрорецка. Потом велели спустить шлюпки. Когда две шлюпки заколыхались на волнах, один из членов команды обратился к командиру захватчиков:
— Господа! Возьмите меня с собой.
Человек в маске ненадолго задумался, потом кивнул.
— Хорошо! Есть еще желающие покинуть корабль?
Вышел еще один офицер.
— В кубрике тоже могут найтись желающие, — сказал он.
В общей сложности борт вместе с захватчиками покинули пять офицеров. Командир проследил взглядом за исчезающими в темноте шлюпками, потом обратился ко мне:
— Что дальше?
— Идем в Кронштадт, — вздохнул я. — Буду докладывать о случившемся.
Дыбенко смотрел на меня с сочувствием.
— Да, браток, угораздило тебя, — сказал он. — Ты хоть знаешь, кого из Петрограда вывез?
Я неопределенно пожал плечами.
— Наверное, семью какого-нибудь генерала или министра.
— Бери выше, — поднял указательный палец Дыбенко. — Самого Николашку с семьей ты вывез!
— Да нет, — отмахнулся я, — не может такого быть. Бабу я, правда, не разглядел, она платком прикрывалась, но мужика рассмотрел хорошо — не царь это был!
— Как определил? — усмехнулся Дыбенко.
— Так ни усов, ни бороды у него не было.
— Без усов, значит уже и не царь? — укорил Дыбенко. — А то, что он мог их сбрить, ты не подумал?
— Нет, — потеряно признался я.
— Ладно, браток, шибко-то не кручинься, — ободрил меня Дыбенко. — Не ты им побег организовывал, а что сплоховал маленько, так то со всяким случиться может. Да и не пошел им этот побег впрок.
— Как это? — удивился я.
— Недавно СОС приняли, — пояснил Дыбенко. Уже у берегов Швеции подорвалась 'Северная звезда' на плавучей мине. Видно ее недавним штормом с якоря сорвало и в судовой ход вынесло. Так то…
У меня внутри все похолодело.
— И что, никто не спасся?
— Кого-то там шведы подобрали, но не царя точно.
— Откуда известно?
— Наши в Гельсингфорсе ихние переговоры слышали.
— Выходит, они знали, что на борту была царская семья?
— Выходит так.
ГЛЕБ
Упрекнуть себя было не в чем, но настроения эта мысль не прибавляла. Блестяще проведенная операция завершилась провалом, пусть и за пределами нашей зоны ответственности. О гибели царской семьи теперь трубили уже все газеты. В России открыто скорбела разве что церковь. Политики, на этот раз, проявили сдержанность. Народ открыто ликовал, хотя по домам многие, верно, помянули царя-батюшку. Нас, если честно, больше волновала судьба Львова. В списках спасенных его фамилия не значилась. Но Макарыч предложил не торопить события. И оказался прав. Через неделю после гибели 'Северной звезды' в Питере объявился Кравченко. Его рассказ заставил нас по-другому взглянуть на гибель парохода.
— Мне просто повезло, — сказал Львов. — В момент столкновения с миной я находился на верхней палубе. Княжне Анастасии сделалось дурно, и я вызвался сопроводить ее на воздух.
— Так Анастасия жива?! — воскликнула Ольга.
Львов немного помялся, потом махнул рукой.
— Все равно тайной это долго не останется. Да, мне удалось спасти Анастасию. Я нашел ее в воде и сумел надеть на нее спасательный круг. Вскоре нас подобрал шведский сторожевой корабль. Сейчас она в моей семье в Стокгольме. Но остальные погибли.
Он немного помолчал.
— Чтобы потом ко мне не было вопросов, скажу сразу: я вернулся в первую очередь для того, чтобы найти виновника гибели царской семьи и покарать его!
— Что ты имеешь в виду? — спросил Макарыч.
— Незадолго до взрыва я отчетливо видел силуэт подводной лодки.
— Ты хочешь сказать, что мина оказалась в фарватере не случайно? — уточнил Макарыч.
— Именно это я и хочу сказать, — подтвердил Львов. — Ее туда отбуксировали. И предназначалась она 'Северной звезде'.
Для нас слова Львова могли означать только одно: кто-то внес поправку в план нашей операции на ее заключительной стадии. Теперь для нас станет делом чести этого 'кого-то' вычислить и наказать.
