сами древние монголы ничего общего не имели с блондинами, населявшими Европу. Европейские путешественники XIII в. никакого сходства между монголами и собою не обнаружили.
Европеоидная антропологическая раса первого порядка прослеживается в Центральной Азии и Сибири с верхнего палеолита и генетически восходит к кроманьонскому типу, являясь особой ветвью, развивавшейся параллельно с расами Европы и Ближнего Востока[154] . На фоне подчеркнуто монголоидных народов Амурского бассейна даже слабо выраженные европеоидные черты казались средневековым наблюдателям выпуклыми и заслуживающими того, чтобы быть отмеченными. Но тем не менее эти черты не могли возникнуть самостоятельно; они должны были быть принесены из того места, где европеоидность была нормой, а не исключением. Ближе всех к монголам располагались европеоидные енисейские кыргызы, но монголы их своими родственниками не считали, хотя хорошо знали их как современников и соседей. Значит, самое легкое решение приходится отбросить и искать другое.
Заглянем в древнюю историю. В 67 г. н. э. хунны и китайцы вели ожесточенную войну за так называемый Западный край, т. е. оазисы бассейна Тарима. Китайцы и их союзники, одержав временную победу, разорили союзное с хуннами княжество Чеши (в Турфанском оазисе). Хуннский шаньюй собрал остаток чешиского народа и переселил их на восточную окраину своей державы[155], т. е. в Забайкалье.
Чешисцы принадлежали к восточной ветви индоевропейцев, видимо близких к восточным иранцам[156]. На своей родине они никого не шокировали своим обликом. Попав в совершенно иную страну, они должны были приспособиться к ней и в какой-то мере смешаться с местным населением. В VII или VIII в. это маленькое племя было подчинено тюрками[157]. Во время господства уйгуров оно ничем не обнаружило своего существования, и только в конце X в. родился основатель монгольского величия предок Чингисхана в девятом колене, сын Алан-гоа и светло-русого светоносного духа — Бодончар. Дату его рождения монгольский историк Х. Пэрлээ приурочил к 970 г.[158]. Придя в возраст, Бодончар, во-первых, освоил охоту с соколом, во-вторых, подчинил какое-то небольшое местное племя и, наконец, дал начало основным монгольским родам. Бодончара еще трудно считать исторической личностью, но он действительно жил, и с этого времени мифологический период монгольской истории можно считать законченным.
Степняки-кочевники
Если монголам удалось благодаря оптимальным ландшафтным условиям пережить жестокую засуху начала X в., то их степным соседям повезло в другом. Как только муссоны вернулись в прежнее воздушное русло и степи опять зазеленели, кочевники получили огромные перспективы для развития скотоводства и роста народонаселения. С конца X в. степь заселяется снова, но на этот раз с Дальнего Востока, точнее — с Приамурья. Эмиграция была вызвана не климатическими изменениями, а тем жестоким и враждебным племенному строю режимом, который установило и последовательно проводило киданьское правительство, изо всех сил стремившееся создать на месте своего ханства империю с китайским названием Ляо.
Имя обязывает. Политика насильственной китаизации вызывала протест и многих киданей и, главное, покоренных ими племен. Те, кто мог, ушли в степь, только для того, чтобы бороться против ненавистного режима. Это была группа бывших шивэй, которая известна под именем татар. Они еще в начале XI в. передвинулись на юг, к горам Иньшаня, а как только стало возможно, распространились на запад, до Керулена, и в 966 г. заключили союз с империей Сун[159], направленный против киданей. Кидани, конечно, были гораздо сильнее татар, которым китайцы не могли оказать никакой поддержки, даже моральной, но восстание всех приамурских племен в 965–967 гг. сковало силы киданьской армии. Вслед за тем, в 973 г., восстали чжурчжэни Приморья, и киданям пришлось отбивать их натиск, а за это время пала империя Бэй Хань, последний оплот шато и союзник Ляо (979)[160].
В напряженной войне на два фронта кидани сумели добиться победы. Китайская армия после нескольких успехов была разбита и отброшена на свою территорию в 979 г. В 984–985 гг. были разгромлены чжурчжэни, и одновременно киданьская армия, посланная на запад, разгромила кочевое объединение, названное в Ляо ши — цзубу, причем погиб вождь кочевников, носивший титул далай-хан[161].
Что значит это странное, явно неэтническое название цзубу? Ответа на этот вопрос искали многие китайские историки. Фэн Шэн-шун считает слово цзубу коллективным названием для многих срединноазиатских народов; восточные цзубу, по его мнению, — это джелаиры и татары, западные — найманы, северные — кераиты, но кто такие северо-западные — он не знает[162].
Ван Го-вэй считает, что цзубу — киданьское наименование татар, потому что это название исчезает вместе с киданями, а на той же самой территории живут кераиты, найманы, меркиты, «словно они внезапно обрели историческое значение»[163]. Л. Л. Викторова полагает, что цзубу — самостоятельный тюркский народ, потомки хуннов [164]. Но это мнение, пожалуй, можно даже не рассматривать, потому что не учтен тысячелетний хронологический разрыв. Первые же два мнения можно принять с оговорками. Совершенно необязательно скидывать со счетов явление этногенеза. Такие племена, как найманы и меркиты, действительно появились поздно, не раньше XII в., и, видимо, тогда они и образовались. Но ограничивать понятие цзубу только татарами нельзя. В объединении участвовали многие степные племена, за исключением монголов. Ван Го-вэй отмечает, что слово татар в эпоху Сун в Китае считалось уничижительным и потому в империи Ляо не употреблялось. Вместо этнонима применяли описательный термин тибетского происхождения сог-по — пастухи или кочевники. Этому непонятному для киданей слову соответствовал принятый у них термин, передававшийся, по мнению Виттфогеля, китайскими иероглифами как цзубу.
Тюркоязычные соседи (голубые тюрки и уйгуры) называли их татарами, мусульманские авторы фигурально именовали их тюрками Китая (Туркон-и-Чин)[165], а кидани, сознавая этническое родство и культурную разницу, числили их в своих книгах как кочевников, тогда как их соплеменники, оставшиеся на берегах Амура, продолжали называться шивэй. Но ведь и сами кидани были третьей ветвью этого же народа, передвинувшейся на юг и воспринявшей изрядную долю культуры Срединной империи, которую мы стали называть именем ее врагов — Китай.
Обманчивость слов
Но если в привычном нам названии такой хорошо известной страны, как Китай, скрывается имя их злейших противников, то какой же камуфляж скрыт в этнониме татар? В VIII в. этот термин употреблялся однозначно как самоназвание небольшого народа, родственного киданям и татабам, но отличного от них. В XII в., после того как татары на некоторое время захватили политическую гегемонию в степях, татарами стали называть все степное население от китайской стены до сибирской тайги. Но в степи кроме татар в узком смысле слова жили другие племена, часть которых нам известна, а от многих остались только названия в китайских, точнее киданьских, источниках. Увы, эти названия невозможно отождествить. Из числа знаменитых кочевников прежде всего надо упомянуть кераитов, зафиксированных уже в начале XI в. Найманов нет, на месте их будущих кочевий обитал народ тикин[166], видимо, потомки древних тюрок, укрывавшихся в горах Алтая[167]. Воинственные меркиты и ойраты еще сидели в горной тайге Саянского хребта, но басмалы в Джунгарии опять стали набирать силу, и вместе с ними племя далиди, о котором ничего не известно, кроме того, что оно погибло. Уцелевшие от резни шато укрылись в степях Чахара; дансяны, не вошедшие в царство Тангут, — севернее Ордоса. И всех их кидани называли цзубу, а китайцы — да-дань, т. е. татары.
