Докантовав поршни с гильзами до двери своей квартиры, я еле перевела дух. Сумку я не взяла, не предусмотрела, поэтому тащилась в обнимку с железяками. Они по очереди норовили выскочить из моих объятий, но, к счастью, им все же это не удалось. Хорошо хоть более предусмотрительный Киря завернул их в тряпку. Труднее оказалось решить задачу с проникновением в квартиру. В этом мне помог соседский мальчишка. Я его попросила достать ключ из моего кармана и открыть дверь.
В прихожей я опустилась на колени и бережно сложила эти самые железяки. Я понятия не имела о запасе их прочности и обращалась с ними как с хрустальными, прямо-таки на «вы». Изъяв ключ из скважины и закрыв дверь, я облегченно вздохнула:
— Слава тебе господи. Дело сделано. Дядя Миша будет очень доволен. Теперь кофейку горяченького, позвонить дяде Мише — доложить о здоровье коня, погадать — и снова вперед.
Я повесила шубу в шкаф и с телефоном уселась на диван. Дядя Миша взял трубку сам, причем сразу, словно дожидался звонка у аппарата.
— Дядь Миш, это Таня.
— Здравствуй, Танюш! Ну как там у тебя дела?
— Не волнуйтесь, дядя Миш. Все нормально. Никаких проблем.
— Как давление масла?
Вопрос меня немного смутил, поскольку прибор измерения давления масла в моей «девятке» меньше шести не показывал. Поэтому моя реакция в этом плане была несколько ослаблена. Пришлось вдохновенно врать:
— Да все нормально, дядь Миш.
— Как нормально, Тань? Говори толком. Хоть не меньше двух?
Этого я, хоть убей, не знала. Но ронять авторитет перед батей жутко не хотелось.
— Нет, не меньше, — произнесла я уже потухшим голосом. И настроение у меня резко упало.
— Ты уж, Танюш, поглядывай на приборы регулярно. Машинешка все же старенькая. За ней глаз да глаз.
— Хорошо, дядь Миш. Как скажете. А поршни с гильзами у меня в квартире уже лежат. Я их забрала у друга.
Эта новость порадовала Михаила Кузьмича и слегка притупила его бдительность. Он рассыпался в благодарностях, размечтался вслух, и муки моей совести ослабли. Я твердо пообещала себе впредь быть более внимательной к приборам его, как он выразился, машинешки.
Тепло попрощавшись, я положила трубку и сварила себе кофе. С наслаждением поглощая его, я одновременно занялась гаданием.
Мне хотелось узнать, не поджидают ли меня неприятности во время поездки на похороны. В принципе это, конечно, почти исключено. Но уж так я люблю вести все свои дела — консультироваться постоянно у двенадцатигранников. И я и они к этому привыкли. А ломать привычки трудно, да и нет такой необходимости.
Кости выдали, как всегда, достойный ответ: 32 + 6 + 13 — «Добиваясь расположения противоположного пола, вы преодолеете все преграды на своем пути».
Это меня вполне устраивало, и я осталась довольна нашей милой беседой.
Глава 8
Было уже около двух часов, и я торопилась, выжимая из машинешки все, что можно, не забывая на сей раз регулярно поглядывать на приборы. Давление масла действительно оставляло желать лучшего: стрелка трепетала около двойки. А если учесть слякотную погоду и скользкую дорогу, то нетрудно предположить, что из машинешки многого не выжать. Я прибыла, когда траурная процессия начала свое движение на кладбище, и с трудом сумела пристроиться в хвост к иномаркам. Мой взятый напрокат «Москвич» смотрелся со стороны, наверное, как седло на корове. Но меня это мало волновало. Главное, что я была никем не узнана: никто не обращал на меня внимания. Я же получила еще одну возможность пообщаться с окружением Владимира Ивановича, только при других обстоятельствах.
От ворот кладбища гроб понесли на руках молодые люди крепкого телосложения в одинаковых длинных черных пальто и белых шарфиках. Дождь хлестал беспощадно, и оказание последних почестей покойному прошло в ускоренном темпе, сопровождаясь вспышками фотоаппаратов. На похоронах присутствовали представители администрации города и репортеры местных газет. Не отказал себе в удовольствии этом и Шафкят Исмаилович. Он даже молвил скорбное слово о безвременно ушедшем человеке, который приносил огромную пользу обществу и стране.
А безутешная Татьяна Александровна принимала немыслимые позы перед объективами фотоаппаратов. Или, может, я излишне вредничаю и преувеличиваю? Все может быть. У меня к ней отношение предвзятое.
Я, промокнув до ниточки, быстрым шагом вернулась в машину и, включив печку, пыталась отогреться.
Я приехала на похороны отдать последний долг покойному, а ощущение после похорон было такое, будто я побывала на спектакле, не слишком хорошо поставленном. Наверное, всему виной погода.
Иномарки отъезжали одна за другой. Я не спешила трогаться, давая возможность машине прогреться и заодно тщательно изучая ксерокопию, данную Кирсановым.
Завещание было оформлено в нотариальной конторе на улице Астраханской и заверено нотариусом Алексеевой В. И.
В эту контору я сейчас и держала путь. И, хотя В. И. Алексеева явно не была представителем противоположного пола, я все же надеялась добиться ее расположения и преодолеть все преграды на своем пути, как обещали кости. А их у меня ох как немало!
Контора располагалась на первом этаже гостиницы «Авангард». Алексееву я, к счастью, застала на рабочем месте. Чтобы к ней попасть на прием, мне пришлось подождать в очереди, поскольку томившийся в коридоре на стульях народ не оценил мою благородную миссию и пропускать не хотел ни в какую. Сухонькая крикливая бабулька с узловатыми трясущимися руками грудью защищала дверь от моих попыток прошмыгнуть туда без очереди.
— Какая молодежь нахальная пошла! Старые люди сидят, а она, вишь, лезет. Никакого порядка не стало.
Ее дребезжащий голос достал не только меня, но и мирно трудившуюся Веру Ивановну. Та выглянула из кабинета и пожурила разбушевавшийся народ.
— Это что такое вы здесь устроили? Сейчас всех выставлю на улицу. Будете ждать там.
Перспектива оказаться под дождем поумерила пыл старушки, и она попритихла, продолжая ворчать себе под нос.
Меня сюда привело, если уж честно, чисто женское любопытство. Ну очень уж было интересно узнать: каким образом Татьяне с Ринатом удалось такое провернуть, если, конечно, нотариус сама не замешана в этой истории и не продалась за деньги.
Но ангельская внешность Веры Ивановны убедила меня в ее непричастности. Она была совсем молодой женщиной, на мой взгляд, слегка полноватой, что ее ни капельки не портило. Этакая аппетитная пышечка. Темные волосы, стрижка каре и смеющиеся карие глаза. Я показала ей свое сто лет назад просроченное удостоверение сотрудника УВД.
— Да, я помню такую пару. Они пришли уже под вечер. Со свидетелями, все как полагается. Рабочий день уже заканчивался. Я поначалу не хотела их принимать, предложив им прийти с утра, но они меня уговорили, — пояснила она мне, выслушав объяснения по поводу расследования.
Ее открытый взгляд и милая улыбка отмели все мои сомнения. И я, достав фотографию Сабельфельда, показала ее нотариусу.
— К вам приходил этот мужчина? — Ответ я знала заранее, но привыкла доводить дело до конца.
Она взяла фотографию, взглянула на нее лишь мельком и ответила, покачав головой:
— Нет. Тот был другой. Я ничего не понимаю. Он предъявил паспорт. У меня даже тени сомнения не
