садику.

Вадим с трудом вылез из продавленной постели, неуверенно шатнулся, едва успев опереться на худое, но крепко слитое плечо друга. Вдвоем они побрели по коридорчику в распахнутый яблоневый сад.

Было влажно после недавней грозы. Они медленно прошли оглушенный ливнем сад, за садом белела березовая роща. Валентин сел у корней березы, прижавшись спиной к дуплистому стволу. Вадим лег ничком, жадно втягивая дух просыхающей земли, ее живое тепло и сырую свежесть.

— …Еле-еле доперли тебя втроем. Спасибо, «Ролекс» не подвел, просигналил, а то бы тебя уже мокрицы дожевывали.

— «Ролекс»?

Валентин смущенно хмыкнул и прикусил длинную пушистую травинку. Прищурившись, он смотрел на закатное солнце, и Вадим впервые заметил длинные сухие морщинки на его висках.

— Ну, прости, что не предупредил… Но ты, пожалуй, отказался бы от нашей надежной охраны. Никакого передатчика в часах нет, можешь не переживать за «тайну переписки». Твоя интимная жизнь сохранялась в секрете — это гарантировано. На пульт выводится только частота и наполнение пульса, давление и прочая ерунда, ну и радиомаяк, чтобы можно было отыскать «абонента» на земле или даже под землей, как в твоем случае.

Вадим торопливо сорвал с руки часы и наотмашь зашвырнул в крапиву.

— Ну, не злись, я же берег тебя. Главное, что ты ничего им не сказал…

— Тогда я еще не знал, что такое «коридор», который они так яростно ищут. А то бы они вытрясли из моей головы все! Понимаешь? Все!!! В несознанку с ними играть наивно! И ты, сука, все знал!

Минут через пять Вадим совладал с собой, но голос остался прогорклый, сорванный короткой истерикой:

— Зачем им нужен «коридор»?

— Не «коридор», а нечто в конце его, так сказать, мистический свет в конце туннеля… Возможно, это некая реликвия.

— Камень с Ориона?

Валентин с удивлением посмотрел на друга и даже хмыкнул от неожиданности. Он не привык к несанкционированной проницательности своих «абонентов».

— Так зачем им этот камень? — настаивал Вадим.

— А ты сам не догадываешься?

Вадим помедлил, собираясь с мыслями:

— Камень — откровение, дар предков. Пока нация обладает этим сокровищем, она непобедима. Алатырь-камень — это приказ выжить нам, русским… нет, не то. Он — наша основа, крепость нашего рода. Наше кровное единство…

— Да, ты почти прав… Откровение, панагия, предмет недосягаемой святости… Но не только! Камень имеет и сугубо практическое значение.

— Вот как?

— Да, представь себе. Без русского Алатыря под пятой — каменщики не могут построить свой храм, символ абсолютной победы. Но подготовка идет полным ходом. В каменоломнях заготовлено тысячи камней, которых «не касалась рука каменотеса», чеканится ритуальная посуда. Тысячи каменщиков ждут мановения руки Великого Мастера. Выращено девять красных коров. Пепел их предназначен для «духовного очищения». Скоро родится десятая. Но у них нет главного! В постройке храма основное — духовный план. Строителям недостает мистической величины — камня, который сам встанет «во главу угла». До сих пор все попытки восстановить разрушенный храм заканчивались катастрофой. То пожар, то гигантская трещина, то война. А храм нужен им, очень нужен, там, по пророчествам, воссядет грядущий царь мира. Для простоты его еще называют Антихристом. Грядет небывалая война: война символов и культур, сражение тотемов и идеалов национального бытия, война крови, битва Ангелов. И мы уже пропустили несколько ударов. Но все, что я тебе говорил, не относится к какому-то одному народу или нации. Зло давно стало безродным космополитом.

Кобылка повалился на спину, расстегнул ворот светлой рубахи, закинул руки за голову. Пышную русую шевелюру шевелил ветер. В его свободной, красивой позе читалось и наслаждение покоем, и порыв, жажда движения. Сейчас он походил на гимназиста начала прошлого века, чуточку идеального, но внутри созревшего для бомбометания и цареубийства. Этот дар перевоплощения, легкая смена образов тоже были частью его особой подготовки…

— В настоящее время человечество нельзя считать единым видом. Есть Человек, подлинный «хомо сапиенс», и есть зверь-имитатор, недолюдок, шестерка. У него срезаны необходимые меры восприятия, он неадекватен, попросту говоря. К примеру, он искренне не понимает, о чем идет речь, когда слышит воззвания к совести или к чести. В этом смысле — он инвалид и его, конечно, жаль. Но в настоящее время эти ущербные особи пребывают не в изоляторах и не заняты трудами, необходимыми обществу. Благодаря своей врожденной жестокости, жадности и полному отсутствию совести почти все они ныне скучились у властного кормила. В ближайшем будущем они неизбежно угробят этот мир и нас с тобою. Мы, друг, просто рискуем сверзиться в пропасть в чужом автобусе.

Вадим перевернулся на спину, пошевелился, поелозил лопатками по сырой траве, земля вливала в него силу.

— Но как это могло случиться?

— Ответ — в истории… Например, в Индии люди до сих пор делятся на касты. Каста — это по-русски «качество», видишь, даже слова похожи… Высшая каста — «брахманы» — это мудрецы и духовные наставники; далее «кшатрии» — воины, стоящие на страже закона и государства; потом «шудры» — ремесленники, купцы, создатели материальных ценностей; о неприкасаемых, утративших свою касту, можно не упоминать. Но каста — понятие не наследственное, а духовное. Сегодня пирамида ценностей перевернута кверху дном, и кто-то должен навести порядок.

— Опять война, кровь? Я уже насмотрелся на русскую кровь…

— А ты послушай историю, рассказанную стариком Геродотом, и ты поймешь, что воин-кшатрий может сражаться лишь с равными. Случилось это в глубокой древности. Воинственные скифы отправились в поход. Под их мечами падали римские и греческие города, дрожали Балканы и Пиренеи. Много лет пробыли они в походе и, собрав богатую добычу, покрытые шрамами и постаревшие, вернулись в родные степи. Но никто не ждал их с распростертыми объятиями. Напротив, в их сторону обрушился град стрел и копий. Оказывается, за годы их вынужденной отлучки жены вступили в преступную связь с рабами и нарожали бастардов. Никто не желал возвращения мужа-господина. Рабы и ублюдки дрались остервенело, и благородные воины поняли, что не в силах одолеть своих бывших рабов. Тогда они сложили мечи, взяли в руки плетки и пошли на рабов с плетками. Генетическая память сразу сработала при виде плеток, и чернь, побросав оружие, разбежалась. Я уверен, что если наш народ вспомнит однажды утром, протерев глаза с непросыхающего бодуна, кто все-таки в доме хозяин, то этого будет вполне достаточно. Мы установим порядок без пролития крови. И ты будешь нужен мне, Вадик, нужен живой и здоровый.

— Да, эта история и мне знакома. В северных преданиях она зовется «холопий городок»…

— Ну, может, и «холопий», наверно, такое частенько случалось… Главное, ты должен показать мне место, которое ты называешь «коридором», а мы «мертвой зоной».

— Нет, Валентин, никакого «коридора» ты не увидишь. Я был нужен тебе только за этим? Ты следил за мной… Ты тоже служишь Зверю?

— Обижаешь, друг… Ведь именно я спас тебя, спрятал здесь.

— Спасибо. Но я до сих пор не знаю, где нахожусь…

— Я готов удовлетворить твое любопытство. На этой базе разрабатывается секретнейший проект «Тау». Проект глубоко законспирирован. Масштаб его — вся планета, следствие — история последних десятилетий. Тысячи адептов его даже не догадываются, кому служат. Все эти своры нанятых журналюг, политологи, бизнесмены, милиционеры, нищие учителя и шахтеры, сутенеры и «голубая сволочь» — наши марионетки, дешевые статисты. А тот, кто в центре паутины, держит их всех на прицеле. Большего сказать не могу, но я помогу тебе бежать отсюда.

— Ты поможешь мне бежать, а в подметки засунешь радиопеленгатор, чтобы не ошибиться в другой

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату