мигранты, не имеющие возможности сразу обеспечивать себя, будут до достижения финансовой самостоятельности селиться государством в определяемых им местах – для избежания возникновения диаспор и гетто.
Часть V
Стратегические последствия рывка: Киевская Русь будет космической
Глава 16
«Южмаш» – «точка сборки» Союза
Интеграция пусть даже близких и исторически родственных народов отнюдь не является не только безболезненным, но даже и безопасным (разумеется, с сугубо исторической точки зрения) процессом.
Без погружения в относительно недавнюю и потому еще кровоточащую историю создания Советского Союза в качестве примера представляется целесообразным привести относительно удаленный во времени и доказавший свою исключительную эффективность опыт интеграции – воссоединение России и Украины, состоявшееся более трех с половиной веков назад.
Многие обстоятельства этого воссоединения сегодня целомудренно обходятся как русскими, так и украинскими историками. Наверное, самым ярким примером такого рода следует признать наличие на будущей Украине не только Запорожской, но и Турецкой Сечи, расположенной южнее по течению Днепра. В отличие от своей прочно вошедшей в историю северной соседки, Турецкая Сечь, как и следует из ее названия, была безусловным вассалом крымского хана, полностью подчинялась ему и потому не играла в политической борьбе практически никакой самостоятельной роли – до тех самых пор, пока российское влияние на Украине не начало перевешивать турецкое.
Однако реальной трагедией обернулась для России не сама интеграция с Украиной, а понятная политическая необходимость сделать существенные уступки украинской элите, заплатив в той или иной форме за ее отказ от «незалежности» (хотя ее сохранение и грозило в то время самому существованию украинского народа).
Чудовищна цена, заплаченная Россией за позапрошлое воссоединение с Украиной, – церковный раскол, обескровивший тогдашнюю церковь, лишивший ее многих самостоятельных и самоотверженных священников и сохранившийся, хотя и со сглаженной временем остротой, до наших дней. Ведь одна из серьезных причин раскола заключалась в необходимости сделать значительный шаг навстречу тогдашней украинской элите – и шаг этот был совершен в сфере «исправления» церковной практики: в Киеве в силу мощной инерции более долгой исторической традиции служили по старому, греческому обряду. Там, в «матери городов русских», в колыбели российского православия ошибки поколений переписчиков не наложились друг на друга, как в России.
Однако цена первого воссоединения наших народов ни при каких обстоятельствах не должна заслонять от нас не менее чудовищной цены прошлого воссоединения, отчасти не сознаваемой нами из-за исторической недавности произошедшего. Эта цена – передача Украине огромных территорий, сначала Донбасса и Новороссии, а затем, в порядке искупления грехов Н. С. Хрущева, и Крыма[21]!
Возникает естественный вопрос: неужели за интеграцию всегда надо платить так дорого?
Невольно вспоминается советская модель интеграции, при которой Россия, надрываясь и приходя в запустение, оплачивала ускоренное развитие своих якобы «колоний» (циничное бесстыдство национал- фашистов всех мастей, описывающих Советский Союз как «империю», эксплуатировавшую «колонии» в виде стран социалистической ориентации, стран соцлагеря и собственных союзных республик, с учетом этого буквально не поддается описанию!).
Противоположный пример – колониальная по своему характеру европейская интеграция, при которой корпорации стран «старой» Европы, по сути дела, получают в пользование ресурсы и экономики новых членов Евросоюза в обмен на создание у них современной транспортной и некоторых элементов современной социальной инфраструктуры.
Разумеется, прямо это никем, нигде и никогда не формулируется; фатальным для экономик новых членов Евросоюза оказывается вполне логичное требование того, что более половины их внешней торговли должно приходиться на страны, уже являющиеся его членами. В самом деле, Евросоюз – интеграционное объединение, и членами его могут быть лишь те страны, экономики которых связаны с ним теснее, чем с кем-либо еще.
Однако «благими намерениями вымощена дорога в ад»: выясняется, что относительно слабо развитые страны (из всех новых членов Евросоюза лишь Словении удалось достичь по ВВП на душу населения половины уровня Франции) мало что могут продавать более старым и, соответственно, более развитым членам Евросоюза. Соответственно, для выполнения указанного требования они вынуждены увеличивать импорт из стран Евросоюза и сокращать не только внешний по отношению к нему импорт, но и экспорт за его пределы.
Результат – свертывание собственной экономической активности, усугубляемое закрытием или (в лучшем случае) поглощением производств, конкурирующих с корпорациями «старой» Европы.
Это оборачивается резким падением технологического уровня, перемещением огромных масс рабочей силы с производств в торговый и лишь в лучшем случае туристический малый бизнес (с колоссальным, как и во всем малом бизнесе, уровнем самоэксплуатации). Однако рыночных ниш для малого бизнеса, разумеется, не хватает, результатом чего становится безработица и массовый выезд людей на неквалифицированные и низкооплачиваемые работы в страны «старой» Европы. Именно за счет этого выезда безработица в Польше снизилась с 19% (по неофициальным данным – с 23%) до 9%; Румынию в первые же два года присоединения к Евросоюзу покинуло от 20 до 30% всей рабочей силы.
Президент Чехии Клаус признал, что вступление Чехии в Евросоюз превратило ее в «объект выкачивания денег». Это касается всех стран Восточной Европы: их сальдо текущих операций платежного баланса еще до начала кризиса было намного хуже, чем в 1990 году, последнем году существования социалистической системы.
Даже при весьма беглом рассмотрении российской и европейской моделей интеграции невозможно уклониться от ужасного вопроса: неужели мы обречены на один из двух вариантов заведомо неравноправных интеграций?
Неужели наш выбор – «или всех грызи, или лежи в грязи»?
Неужели иного попросту не бывает в истории?
К счастью, бывает.
К счастью, при взаимодействии мы отнюдь не обречены на мелкие свары и хозяйственное либо политическое подавление друг друга.
Как это часто бывает, к излишней драматизации нас подталкивает вполне естественная для обыденного сознания, но не имеющая оправдания для сознания аналитического аберрация исторического зрения. Оглядываясь в прошлое, мы видим преимущественно неудачные примеры просто потому, что успешная интеграция ведет к настолько прочному слиянию в единое целое, что оно заставляет стороннего наблюдателя забыть о первоначальной разнородности объединившихся территорий. Классическими примерами следует признать не только Соединенные Штаты Америки, но и Германию, и Италию, сложившиеся в единые государства (и, соответственно, единые нации) менее полутора веков назад и сохранившие при этом колоссальную и болезненно переживаемую, но не создающую угрозы для национального единства внутреннюю дифференцированность.
В чем же секрет успешной интеграции – такой, швы которой стремительно зарастают и уже через поколение перестают восприниматься в этом качестве основной частью сложившегося общества?
Как представляется, секрет прост: взаимная и обязательно массовая выгода: выгода, которую получают не только представители объединяющихся национальных элит, не только политические и коммерческие руководители, но и подавляющее большинство членов объединяющихся обществ – в социальном отношении «сверху донизу».
