– Да что же это такое, ядрена мать?! Не, ну ты чё, Юля, в натуре? Да что это такое? Мы тебе что, зэки, что ли, чтобы нас запирать? А это еще что за шпендик с тобой? – ткнул он толстым пальцем в майора Толмачева.
«Шпендик»... да, ростом питерский гэбист и в самом деле не удался: его лысеющая макушка, прикрытая реденькими серыми волосиками, едва доставала мне до плеча.
– А в чем, собственно, дело? – произнесла я, входя в квартиру и спокойно оттесняя от двери Нилова. – Проходите, Сергей Иванович.
– «Проходите, Сергей Иванович!» – передразнил меня массажист, который в данный момент совсем не походил на того вежливого и остроумного джентльмена, каким я видела его в нашу первую встречу. – Пока ты там по всяким Сергеям Иванычам моталась, тут Андрюхе хреново!
– Что Андрюхе хреново, я знаю, – спокойно проговорила я. – Он вчера столько выпил, что сегодня...
– Ты не поняла, – донесся до меня голос Наташи, и я увидела, что она стоит в дверях, придерживаясь рукой за косяк. – Шевцову плохо. У него пошла кровь горлом. Не знаю, что это такое. Ты скверно поступила, что забрала все комплекты ключей.
Я остановилась и нерешительно взглянула на Толмачева, а потом на Нилова.
– Ну что ты смотришь? – рявкнул тот. – Сейчас потащим его вниз, и я повезу его на базу.
– Я с вами! – тотчас же произнесла я.
– Поехали. Тем более что я не умею водить, – отозвался массажист.
– Где он?
– Лежит в гостиной.
Шевцову, видно, в самом деле было худо. Его голова бессильно покоилась на двух подушках, в углу рта запеклась кровь. Его лицо, утром бывшее сине-зеленым, теперь было пепельно-серым.
– Андрей!
Он открыл глаза и посмотрел на меня. Глаза были замутнены болью. Как сейчас он был не похож на вчерашнего суперфорварда, демонстрировавшего поистине нечеловеческую мощь на футбольном поле!
– Что с тобой?
– Я не могу жить без... – Он облизнул серые, как плохо пропеченное тесто, губы. – Мне не хватает...
– Чего тебе не хватает?
– Врача ему не хватает! – перебил выросший за моей спиной Данила Нилов. – Квалифицированной медицинской помощи ему не хватает! Ну что же, бери его, Юля Сергевна, понесем!
– А что же с ним такое? – проговорила я, осторожно перехватывая руку Андрея и совместно с Ниловым поднимая его на ноги. – Горловое кровотечение и такая слабость в числе симптомов похмелья, даже очень сильного... не значатся.
– А кто его знает! – отозвался Нилов. – Только не нравится мне все это... мягко говоря! Очень не нравится! А от чего умер Сашка? Ведь не от огнестрельного ранения или побоев? Он тоже умер от чего-то непонятного! Отравили или что-то там такое!
– Откуда вы знаете?
– Я звонила в морг, – тихо отозвалась Наташа. – Я хотела ехать в морг, а теперь вот – не хочу. Я позвонила папе в Москву. Он приедет к вечеру. Пойдем с ним вместе. А Сашины родители, они далеко, во Владивостоке... им я еще не звонила. Не могу. Нет, не могу. Они сами скоро узнают – из новостей.
– Понесли! – прикрикнул на меня Нилов. – Не дай бог, не довезем или еще что!..
– А ты не каркай! – в тон ему грубо ответила я. – Далеко эта ваша база от Питера? Там есть врачи, да?
– Да там и птичье молоко найдется, только поехали побыстрее!
– А я, с вашего позволения, Наташа, хотел бы задать вам несколько вопросов, – сказал Толмачев. – Я понимаю, как вам сейчас приходится, я вас долго не задержу. Буквально десять минут.
– Да, да, – ответила Самсонова чисто машинально, а потом, что-то сообразив, негромко произнесла: – Простите... а вы кто?
Пока Толмачев объяснял вдове Александра Самсонова, кто он такой и что, собственно, ему надо, мы с Ниловым стащили находящегося в полуобморочном состоянии Андрея Шевцова вниз – лифт, черт бы побрал того, кто его отключает, опять не работал! – и вынесли из подъезда. Шевцов упирался ногами и пытался помогать нам по мере возможности, но больше мешал.
Наконец мы донесли Андрея до его машины, на которой накануне вечером сюда приехали Нилов, Наташа Самсонова и сам Шевцов, и уложили его на заднее сиденье. Андрей попытался приподняться и что-то сказать, но Нилов насильно уложил его и произнес:
– Не смей и пальцем шевелить, понял!
Я села за руль...
Майор Толмачев отошел от окна. Там, на улице, иномарка Шевцова только что поехала к выезду со двора. Толмачев повернулся к Самсоновой, которая нервно пила кофе с коньяком, и спросил:
– Наташа, вы никогда не слышали от вашего мужа фамилию Саранцев?
– Как? Саранцев? – Она чуть качнулась в кресле и наконец ответила: – Не помню. Может, и слышала. Саша много фамилий называл. Много. Он вообще любил рассказывать о делах клуба.
– Дело в том, что это один из учредителей клуба. Саранцев Олег Денисович.
Бледные губы Наташи тронула легкая улыбка.
– Олег Денисович? Такой маленький, толстый и забавный?
– Не знаю, какой он там забавный, но что маленький и толстый – это точно, – сказал Толмачев.
– Да... Саша знакомил меня с Олегом Денисовичем. На какой-то презентации или торжественном вечере. Его фамилия Саранцев, да?
– Саранцев, – мрачно отозвался Толмачев и взглянул на настенные часы.
– Да, кстати, – чуть оживилась Наташа, – вот эти часы, на которые вы сейчас смотрите, Олег Денисович с Георгием Павловичем, главным тренером, Саше на день рождения подарили.
– На день рождения? – переспросил Толмачев. – Говорим мы с вами, Наташа, и у меня такое впечатление, словно мы о разных людях говорим. Вы имеете в виду вот этого Олега Денисовича... погодите, куда это фотография запропастилась? А, вот...
Он потянул руку из внутреннего кармана, и в этот момент оконные стекла вздрогнули от сотрясения, задребезжали, и Наташа с майором Толмачевым услышали грохот, явно приглушенный расстоянием, а потом из-за ближайшего дома, старинной трехэтажки, поползли клубы густого дыма.
Толмачев метнул взгляд туда, где в мутное серое небо полз дым, и выговорил:
– Вот черт. Что это еще такое?
Выруливая со двора, я слышала ни на секунду не умолкающее бормотание Андрея Шевцова. Нилов же сидел, как каменная статуя, и смотрел перед собой мутным взглядом, в котором пополам с тревогой плавало сомнение.
В его сторону я старалась даже не смотреть.
– Будешь указывать дорогу!
– Ага... – процедил он, а потом бросил взгляд назад, на Шевцова, который снова пытался приподняться.
Я вывела машину на трассу, и тут Андрей сел и выговорил:
– Останови!
Из угла его рта потекла струйка крови. Он протянул руку и коснулся ею губ, а потом, когда отнял ее, увидел, что кончики пальцев перемазаны кровью.
– Останови! – прохрипел он.
– Да, сейчас, – встревоженно отозвалась я и повернула направо, к обочине.
Приступ неодолимой дурноты обрушился на Андрея, как лавина, его скрутило болью и тошнотой, и рвота вперемешку с кровью изверглись из него прямо на спинку даниловского сиденья и вниз, на резиновый коврик под ногами.
– А-ат бляха-муха! – выговорил Нилов и, развернувшись, открыл заднюю дверцу.
