непарнокопытный греческий мужик. Да черт с ним, гибридом… Не в нем дело, а в том, что у каждого свой собственный масштаб свершений. Кто-то до сих пор ищет свой путь, мается и потому несчастлив, а он, Егор Суковатов, свою тропку нашел. Осталось пройти ее, вот и все.
Как просто!
Как понятно, просто и доступно!
Сиял день, а слезящаяся снежная крупчатка искрилась так, будто сознательно притворялась алмазной россыпью. На крышах плакали погибающие сосульки. Закаленный воробей отважно купался в луже. Мальчишки пускали спички по ручью, споря, чья раньше низвергнется в коллектор. Егор зажмурился, подставив лицо солнцу. Он был уверен: оно не обидится, взглянув в рожу бывшего бомжа. Настроение было умилительное, но и ответственное. Начинался новый этап.
Когда запахло летом, Егора все-таки уволили как сезонника, посоветовав приходить снова в октябре. Порушили и дом, выкопав на его месте котлован под будущий небоскреб. Егор направил было стопы к бывшей жене, но получил пинка от ее нового сожителя. Ладно! В тот же день он устроился ночным сторожем на склад стройматериалов, решив таким образом проблему ночлега. Каморка была тесная, но с готовым топчаном, электроплиткой и местом для стопки-другой книг. Что еще человеку надо?
Раздобыв школьные учебники, он готовился к экзаменам в пищевой техникум. Один знакомый рассказал ему, что его будущая работа будет заключаться в том, чтобы стоять у резиновой ленты и наблюдать, как мимо едут творожные сырки, а чуть что - останавливать линию и вызывать наладчиков. Егор решил, что, подучившись, справится. Воображаемое движение конвейера с сырками волнующе-приятно ассоциировалось с неостановимой поступью прогресса. Сладкая мечта быть причастным проснулась и дергала Егора за невидимые миру ниточки.
- О, какие люди! - приветствовал его Иван Неподоба из-за баррикады бутылочных ящиков. - Что-то давно тебя не было видно.
- Занят был, - кратко ответил Егор.
- А чего посуду не несешь?
- Говорю же: занят. Собирать некогда.
- Ну-ну. Ты еще скажи, что и не тянет.
- Ну и скажу! - озлился Егор. - Что было, то прошло, понятно? Не все такие, как ты.
Другой бы на месте Ивана немедленно и агрессивно ощерил пасть - какие это такие?! - но Иван был мудрее, чем казался.
- Да ты никак всерьез решил, что все изменилось? - И мясистая ряшка Ивана расплылась в улыбке - поперек шире. - Нет, правда?
- А то нет?
- Ладно. - Иван огляделся и, не обнаружив на ближайших подступах никого, кто шел бы сдавать посуду, спросил в лоб: - Так что, по-твоему, изменилось? Только про термояд и альфу Козлодоя не заливай, не надо…
- Мои мозги, - угрюмо сказал Егор. - Они думают. Раньше спали, теперь проснулись.
- Кто-нибудь это оценил?
- М-м… не знаю. А зачем мне надо, чтобы ценил кто-то? Я сам для себя. Мне нравится.
- Ты еще скажи, что счастлив, - фыркнул Иван.
- А что? - заморгал Егор. - Почему нет?
- Потому что врешь ты все. Тебе надо, чтобы тебя ценили. Всем надо. Не все могут.
- Выходит, и тебе надо?
- А то как же! - подтвердил честный Иван. - Мне надо, меня и ценят. Вот сегодня откажусь принимать винную посуду или приму за полцены - обматюкают. Про себя, понятно, потому что кому охота со мной ссориться? А завтра приму за полную цену - вот и уважение. Мне хватает, веришь?
- Нет, - с сомнением сказал Егор.
- Это еще почему?
Егор морщил чело - формулировал.
- Надо вверх, - сказал он наконец. - Выше надо.
- Вот я и говорю: уважения тебе хочется. Ну ладно, пусть самоуважения. - Оказывается, Иван мог оперировать и такими словами. - Хотеть-то хочется, а можется ли? Я на бионары эти клал с прибором, потому что ничего не изменилось. Ты что, еще не въехал: всем ведь ума досталось поровну. Значит, кто был наверху, академики там всякие, тот наверху и останется, а кто был внизу, тот… ну? Догадайся с трех раз.
Слушать такое было горько и обидно. Забыв, куда шел, Егор, не прощаясь, развернулся и пошлепал назад по Мастеровой. Иван хохотал ему вслед.
- Абсолютная шкала всем до фени! - доносилось до Егора сквозь жизнерадостное ржание. - Человеку интересна только шкала относительная! Верхушка кочки или Эльбруса - все верхушка, а дно - всегда дно…
Но ведь это неправда! Неправда!
Вступительные экзамены Егор провалил.
Как он ухитрился это сделать при конкурсе в полчеловека на место, он не понял и не брался объяснить. Запомнилась только иронически поднятая бровь экзаменатора. Егор зачем-то поблагодарил и вышел с “неудом”, глупо улыбаясь, не понимая и не веря.
В тот же день он напился пьян и слонялся без цели, цепляясь к шарахающимся прохожим со слезливыми признаниями, оскорбил непристойным действием цоколь какого-то памятника, вступил в оживленный диспут с милицией и заночевал в казенном доме. Наутро разламывалась голова, а синяки на теле свидетельствовали о массаже тупым резиновым предметом. Да еще предстояло выплатить штраф.
Нечестно! Не штраф и не побои - экзамены! Не всякий ведь сам догадается, что уж коли у всех абитуриентов повысился IQ, то и вопросы экзаменаторов станут сложнее! Надо было предупреждать!
Его предупредили - по месту работы. В энергичных словах. Спасибо, что не уволили сразу. Это случилось немного позднее.
Егор запил. Сволочные биороботы уменьшили его восприимчивость к спиртному. Если раньше его развозило вдрызг с бутылки “Жигулевского”, то теперь требовался эликсир покрепче. Деньги начали таять. Один раз Егор вооружился арматурным прутом и пошел убивать гада Ивана, но запутался в улицах и на Мастеровую не попал.
Ночью он выл и рыдал в тряпье, заменявшее ему подушку. Ну почему мир устроен так подло? Почему людям интересна только относительная шкала и их личное место в ней? Умный - глупый. Талантливый - бездарный. Красавец - урод. Богатый - нищий. Атлет - доходяга. Инициативный - инертный. Вот что на самом деле их волнует. И давать всем поровну - несправедливо, потому что у самых низших, самых обиженных не будет никакого продвижения…
Да, наука пойдет вперед, это точно. Для того, видно, бионары и были впрыснуты. Остальное - чепуха. Разве что воры начнут работать тоньше, так ведь баланс не нарушится, потому что опера да следователи тоже получили свою долю сиреневой взвеси. Ни один человек не ушел обиженным.
И ничего не изменилось. Не ведая об Экклезиасте, Егор приходил к тому же выводу: что было, то и будет.
Он мог бы понять это раньше, если бы не был так увлечен своей кажущейся эволюцией. Разве кто- нибудь, исключая наблюдателя жизни Ивана Неподобу, стал разговаривать с ним охотнее, чем раньше? Разве не внушал он по-прежнему брезгливое неодобрение? Разве хоть одна женщина посмотрела в его сторону с интересом?
Зачем живешь? Кому нужен? Для чего все это? Какой смысл?
Наплакавшись вдоволь, Егор принимался скрежетать зубными пеньками. Потом вставал с топчана, пинал книги и, покинув пост, тащился к круглосуточному магазину. Там было то, в чем он нуждался.
От контейнера к контейнеру. От урны к урне. Возле скамеек проверить сугубо. И в кустах. Ага, вон на автобусной остановке мужик башку задрал, пиво пьет… успеть бы, пока конкуренты не набежали. Евробутылка. Почти рупь.
Сентябрь природа выделила не в подарочном варианте. По утрам, в самое добычливое время, в
