не отвечали.
— Какая вам разница! — схамила я, возмутившись.
— В таком случае ничем помочь не могу.
Там дело пошло к тому, чтобы положить трубку, и я, встревожившись, поспешила представиться:
— Татьяна Иванова его спрашивает!
— Секунду, — густо отлили ответ.
— Татьянка, это ты?
Такие интонации я у Кости слышала после спарринга с серией противников, вступающих в бой один за другим без перерыва. Не могла я его так умотать прошедшей ночью, не могла в прямом смысле, потому что заснула после первого же «спарринга». А проснулась настолько поздно, что, как была, неумытая, помчалась домой переодеваться.
— Костя, у тебя неприятности? Что случилось?
— Чертовщина, Тань! — ответил он, уже приободрившись. — Взорвалась раздевалка. Ну, там, где мы душ принимаем, поняла?
— Как? Расскажи подробней! — потребовала я, похолодев от догадки.
— Как? Просто. — Он хехекнул по-ненормальному. — Сразу, как только ты уехала. Я пошел умываться, повернул выключатель, тут и рвануло. Таньк, ты знаешь что? Перекрытие рухнуло! А сверху-то каморка, кабинетик мой. В общем, диван теперь находится на первом этаже, вот как.
— Ты ранен? Костя, не ври! — потребовала я.
— Я в дверях стоял. Дверью меня и накрыло. Сорвало ее, дверь-то. И все. Нет, правда! Да ты сама подумай, не в больнице же я! Что? Кто ответил тебе? Милиции здесь полно, разбираются.
— Я сейчас приеду. Постарайся меня дождаться, не уезжай, даже с милицией. А сейчас передай трубку следователю, или кто у них там самый главный.
Опять тот же тягучий голос. Впрочем, слышала я его мало, потому что в основном говорила сама, и моя речь его заинтересовала, если не сказать больше. Заинтересовала настолько, что он спросил, куда прислать за мной машину, но я отказалась. Мелькнула было мысль попросить его по оперативной связи прекратить надругательство над моей, девственно-чистой от всяких взрывчаток, теперь это стало ясно как божий день, машиной. Гаишники все еще в ней копались, мать их души! Но, сгорая от нетерпения, я не стала тратить на это время.
Выскочив из будки и напугав своей резвостью бабку, шкандыбавшую мимо, я выбежала на дорогу и «проголосовала» с такой энергией, что первая же машина остановилась по моему жесту, как по мановению волшебной палочки.
— Сколько? — спросил паренек после того, как назвала я ему пункт назначения.
— Сколько скажешь.
Я плюхнулась рядом с ним, захлопнула дверцу и поехала к Косте.
Паренек за рулем попытался немного пофлиртовать, но я не отвечала на его неуклюжие остроты и даже головы не поворачивала в его сторону. Ему это скоро надоело, и он заткнулся. Так-то лучше. Подрядился извозчиком быть — будь любезен соответствовать должности. А через несколько минут я пожалела о его молчании, потому что, получив возможность, вдруг принялась ругать себя так сильно, такими распоследними словами, какие вслух не выговаривала, даже находясь в сугубом одиночестве. Я, кажется, их шептала. Уж очень тревожно стал поглядывать на меня паренек.
Ай да минер, ай да сукин сын, неугомонное отродье! После той первосортной езды, что получил от меня, чесать бы ему домой, к жене, раны зализывать и принимать соболезнования. Нет, увязался следом, патриот своих господ, дело доделывать! А я-то хороша! Ехала, «Крэйзер» слушала, кошек пугала и пыжилась по-индюшачьи от своей лихости и удачливости и волокла за собой такой «хвост»! И прямо к Косте. К не ожидавшему ничего плохого Константину. Он мне обрадовался. И пострадал. А могло бы и вообще убить. На то и рассчитано было. Диван провалился, надо же!
Да ладно, не жмись, паренек, будет тебе! Сейчас я только для самой себя опасна. А для гадалкиной компании теперь буду опасна вдвойне. Вырос мой счет к авгурам не в пример против вчерашнего. А минер вообще камикадзе стал. Почему же он мою машину не зарядил еще раз? Ведь побывал же в ней — взрывчатку-то взять надо было. Побоялся, что догадаюсь проверить перед отъездом? Не буду его об этом спрашивать, просто кастрирую. А потом сдам ментам, пусть срок мотает. Не помогала я никогда милиции, старалась не иметь с нею дел, и сейчас пусть не в помощь это будет, а в месть моим до сих пор пока не состоявшимся палачам.
А ведь это я поперлась бы в душ, проснись немного раньше, не Костя. Он, не размявшись, и за зубную щетку не возьмется. Вот и получилось, что мне повезло, а ему — нет.
В моих силах было предотвратить это безобразие. Надо было ломать вчера минеру хренову нос или челюсть, как хотела. В следующий раз в подобных случаях сомневаться больше не буду.
Расплатилась я с извозчиком и, перебежав улицу, толкнула парадную дверь спортзала. Кто-то в штатском попытался меня остановить, спросить что-то, загородить дорогу. Чудак!
Костя лежал боком на стопке матов, как принц на горошине, и, подперев забинтованной рукой забинтованную голову, потягивал пиво из темной бутылки. Увидев меня, поднялся со скрипом.
— Пивка хочешь? — спросил слегка нетрезво и показал пальцем за спину. — Там много…
Я оперлась о его колени, посмотрела на красное пятнышко, проступившее на бинтах, и покачала головой:
— Нет, не до пива мне, сэнсэй, и вообще не до выпивки. А то я таких дел наворочаю!
И рассмеялась, беспричинно и глупо. Жив сэнсэй и здоров будет. Слава тебе, господи!..
— Итак, вы провели эту ночь здесь, вдвоем с Чекменевым. — Представившись, следователь Красин тягуче напомнил мои слова, сказанные по телефону, и протянул обратно удостоверение частного детектива. — Время прибытия и убытия, пожалуйста.
— Давайте так, — я воззрилась на него задумчиво, но исподлобья, — я расскажу вам все, что сочту нужным на данный момент. При всем уважении к вашей должности и букве закона допрашивать себя я не позволю, давить на меня у вас не получится. Подозревать? Пожалуйста. Можете даже задержать на положенный законом срок. Трое суток, кажется? В этом случае вы лишитесь ценной по делу информации, которой я располагаю, но передавать ее вам считаю преждевременным. Не думаю, что вы получите ее из других источников или в результате следственных действий.
— Стоп! Хватит! — взмахнул он руками. — Не собираюсь я на вас давить, с чего вы взяли? Татьяна Иванова в Тарасове человек известный, я о вас слышал… — Он запнулся, пожевал губами и нашел слово: — Много хорошего.
— Это радует.
Я закинула ногу на ногу, сцепила пальцы и положила руки на бедро. Красин отодвинул в сторону кубок, полученный Костиной командой этим летом, и, опершись о стол, подался ко мне.
— Давайте с вами сотрудничать, Татьяна Иванова. И успокойтесь, пожалуйста, вы нервничаете.
У-у, плохо, Танечка, если менты стали подмечать твое дерганье!
— Что поделаешь, я женщина, — попыталась оправдаться.
— И к тому же хорошенькая женщина.
Неуместный комплимент я ему простила, сделала скидку на возраст — за пятьдесят уже мужику, пенсионер милицейский. Чудом на должности держится.
— Сотрудничать я с вами буду, случай особый, но не по вашим правилам.
— Два вопроса. — Красин, сжав остальные, поднял в воздух два растопыренных пальца: — Почему случай особый и по каким правилам мы будем сотрудничать?
Да, оказывается, я бываю торопыгой, мне и Нестор на это указывал.
— Я найду злоумышленника и обеспечу его признание вместе с доказательствами вины. Это мое дело, потому что покушались на меня, а не на Чекменева. Вы берете его и сажаете, как полагается, в суде я выступаю свидетелем обвинения. Такая форма сотрудничества вас устраивает?
— А почему случай особый?
— Потому, что я не уверена ни в количестве его сообщников, ни вообще в их существовании.
Красин замолчал и опять медленно задвигал челюстью. Жевательная резинка у него за щекой, что
