Только смерть властителя 3 ноября 361 г в возрасте всего 44 лет) помешали столкновению и с племянником Юлианом.
Подобно брату Галлу, Юлиан тоже был пощажен когда-то во время семейной резни, затем как член императорской династии был поставлен под наблюдение вначале в роскошно обставленном доме его (умершей немного месяцев после рождения сына) матери близ Никомедии, потом в уединенной горной крепости Мацеллум в сердце Анатолии, где уже пребывал старший Галл. Недоверчивый император окружил обоих принцев целой сетью шпионов и приказал ежедневно сообщать об их высказываниях. Они жили «как пленные в персидской крепости» (Юлиан), находились практически под арестом, возможно, часто и под страхом смерти. В Никомедии Юлиана обучал местный епископ Евсевий, родственник матери Юлиана Василины, бывалый, уже знакомый нам церковник, красивший подобно многим восточным прелатам ногти киноварью, волосы — хной и имевший указание воспитывать ребенка строго в христианской религии, пресекать всякие контакты с населением и «никогда не говорить о трагическом конце его семьи».
Вспоминая об этом, семилетний мальчик, часто впадавший в истерический плач, в страхе пробуждался, громко крича, даже ночью. В Мацеллуме, где Юлиан, окруженный почти одними рабами, находился с 344 по 350 гг., арианин Георг из Каппадокии должен был подготовить его в священники. Однако потом он был отпущен в Константинополь — город борьбы ариан и ортодоксов, в мир дикого столпотворения и шумных анафем. В конце 351 г Констанций вновь призвал его, двадцатилетнего, для учебы в Никомедии. Юлиан побывал в Пергамоне, Эфесе, Афинах, и выдающиеся учителя склонили его к язычеству. Возведенный Констанцием в 355 г в цезари, провозглашенный армией в 360 г. в Париже августом, он был объявлен умирающим бездетным властителем (в то время как обе армии уже маршировали навстречу друг другу) его наследником, после чего приступил к быстрому восстановлению политеистической традиции, эллинистической «государственной церкви» — отчасти по христианскому образцу.
Вместо креста и безнравственного дуализма Юлиан хотел вновь утвердить определенные направления эллинистической философии и «пантеизм Солнца». Он воздвиг богу Солнца (пожалуй, идентифицированному с Митрой[153]), не высказывая пренебрежения и к другим богам, святилище в императорском дворце и заявил также о почитании себя впредь basileus Helios, императором Солнца, — в то время уже более чем двухтысячелетняя традиция. «Со времен моей юности проникло в мою душу могучее влечение к лучам бога и с самых ранних моих лет внутренний мир мой был так захвачен им, что я не только желал постоянно созерцать его, но даже пребывая под открытым небом в яснозвездную ночь, забывал все вокруг себя и удивлялся красоте неба».
Мир привык к тому, чтобы видеть в реакции Юлиана лишь ностальгическую тоску, романтический анахронизм, бессмысленную попытку перевести назад стрелки часов. А почему, собственно? Потому что он опровергнут? Опровергнут? Задушен Я что последовало, — могло ли быть хуже? Возможно, кто знает, нехристианский мир низвергся бы в столь же многие войны, — хотя за семнадцать столетий нехристианский вел войн меньше, чем христианский. И по большей части — менее ужасные. Возможно, кто знает, и без устрашающего «Покоритесь!» природа бы подверглась тому опустошающему использованию, последствия которого мы осознали. Но в языческом мире трудно представимо все лицемерие христианского. И еще труднее мыслима его нетерпимость.
Серьезно не оспаривается, что император Юлиан (с 361-го по 383 г), обруганный христианами как «Apostata»,[154] превосходил своих христианских предшественников в целом и в частностях характером, этически, духовно Философски образованный, многосторонне проявивший себя в литературной деятельности, личностно впечатлительных и серьезный, Юлиан, который иногда осыпал христианство насмешками, находил, что «высокая теология», в которой его самого столь заботливо воспитывали, состояла, собственно, лишь из двух ритуалов запугивать злой дух трубой и молиться. Он был не только «первый более чем за столетие император с настоящим образованием» (Браун), но и завоевал «место среди первых греческих писателей эпохи» (Штейн). Его поддерживали отличные специалисты. С глубоким сознанием долга император, избегавший всякой роскоши, скромный, не имевший ни метресс, ни мальчиков для наслаждения, никогда не напивавшийся, начинал работать уже вскоре после полуночи. Он пытался рационализировать бюрократию и занять высокие правительственные и управленческие посты интеллектуалами. Он тотчас же упразднил придворный подхалимаж, все сообщество евнухов, лицемеров, паразитов, доносчиков, шпиков. Тысячи были уволены. Он заметно сократил число слуг, уменьшил налоги в империи на пятую часть, резко выступил против злоупотребляющих сборщиков налогов, оздоровил государственную почту. Он устранил в армии лабарум, императорский штандарт с монограммой Христа, официально воскресил старые культы, праздники, paideia, классическое образование. Он распорядился возвратить и восстановить снесенные языческие храмы, а также возвратить многочисленные изображения богов, которые украшали сады частных лиц. Однако он не запретил христианство, напротив, разрешил вернуться сосланным клирикам, что привело лишь к новым волнениям. Донатисты, которые славили императора как оплот справедливости, отчистили вновь обретенные «молельни» сверху донизу соленой водой, выскребли дерево алтарей и известь стен, быстро обрели утраченные со времен Константа и Констанция сильные позиции и вкусили от наслаждения местью. Они объявили насильственное обращение католиков, грабили уже со своей стороны их церкви, сжигали их книги, алтари, выбрасывали чаши и лампады из окон, а просфоры — собакам и столь дурно обращались с противными им клириками, что некоторые умерли. Они держали верх до 391 г, по крайней мере в Нумидии и Мавритании.
К евреям Юлиан относился дружественно, что, конечно, еще больше разожгло к ним ненависть христианских проповедников «Евреев охватил бешеный восторг», — издевается Ефрем, который зрит «обрезанных» танцующими «с литаврами и трубами» на монетах Юлиана «так как они узнали в нем их прежнего тельца». Хотя Юлиан, приверженец политеизма, и критикует Ветхий Завет, его строго монотеистическое учение, его заносчивую спесь избранничества, Яхве он, однако, ставит на одну ступень с богами, более того, — при случае соглашается с евреями, что они почитали «могущественнейшего и лучшего» бога Одной из еврейских делегаций, посетившей в июле 362 г Антиохию, он разрешил не только восстановление Иерусалимского храма, но и гарантировал свою поддержку, видимо, даже (род предвосхищения «сионизма») собственную территорию Иудейская диаспора реагировала восторженно Следующей весной, когда Юлиан отправился в Персию, началось энергичное восстановление храма, которое, правда, не было закончено. В конце мая, в храме произошел пожар, оцененный христианами как чудо, а в июле скончался Юлиан.
Юлиан постоянно заявлял о своей приверженности к терпимости, по отношению к христианам — тоже Его предписания касательно «галилеян», как сказал он однажды, были без исключения мягки и человечны, и всецело направлены к тому, чтобы никого нигде не мучили и не тащили к храму и чтобы кто- нибудь не испытал иную обиду против своей воли. А жителям Басры он пишет «Чтобы убедить и научить людей, следует использовать разум, а не, к примеру, побои, оскорбления и телесные наказания Я вынужден все время повторять это кто действительно проникнут страстью истинной религии, тот не будет докучать множеству галилеян, нападать на них или оскорблять. Нужно испытывать к ним скорее сочувствие, чем ненависть, так как они имеют несчастье заблуждаться в столь серьезном деле».
Мы неоднократно видели, какие огромные преимущества получил клир при христианских императорах. Предоставленные Константином милости Констанцием были еще умножены, правда, при одновременном давлении на строптивых священников Юлиан не замедлил вернуть ссыльных, вернуть конфискованное имущество. Но он запретил священникам исполнять роль судей или заверять в качестве нотариусов завещания и «присваивать себе наследие других и самим себе все переписывать». Не только такой муж как патриарх Георг преуспел в этом.
Однако сколько бы ни выступал Юлиан за терпимость, сколько бы ни был свободен при вынесении приговора от влияния конфессии споривших, сколько бы ни требовал высокого морального облика от своих священников, philanthropia беспартийности, справедливости, доброты, даже любви к врагам, — подстрекаемых фанатиками, он сам, «несмотря на свои заблуждения, — один из благороднейших и одареннейших людей в мировой истории и, может быть, самый достойный любви» (Штейн), иногда требовал насилия против насильственного христианства, чьи поборники в Сирии и Малой Азии оскверняли, даже разрушали вновь воздвигнутые храмы. Его вызвавший ненависть закон об образовании запретил
