христианам изучение греческой литературы (вместо этого они должны были ходить в церковь, чтобы «истолковывать Матфея и Луку»). Он потребовал также возвращения украденных храмовых колонн и капителей, украсивших многие христианские «дома Божьи» «Если галилеяне хотят создать место для моления, они могут это сделать, но не из материала, который принадлежит другим культовым местам». Согласно Ливанию, можно было видеть, «как кораблями и повозками возвращались пилястры к ограбленным богам». А когда в Эдессе арианское нападение на последние остатки валентинианских гностиков вызвало беспорядки, Юлиан выступил против ариан с язвительной аргументацией — облегчить им путь в небесное царство. «Так как вам в высшей степени достойным удивления законом предписано продать свое имущество и раздать бедным, за что вы получите более легкий вход в царство за облаками, мы, дабы споспешествовать этим людям, приказали, чтобы все деньги церкви Эдессы были отданы солдатам». Все остальное их имущество он конфисковал в фонд императорских личных средств, — вероятно, единственный такого рода указ.
Когда 22 октября 362 г. христиане подожгли реставрированный императором храм Аполлона в Дафне и разрушили знаменитую статую Аполлона, Юлиан приказал снести большую церковь в Антиохии и некоторые храмы мучеников. (Христиане рассказывали, конечно, что храм поразила молния, хотя в ночь пожара, сообщает Ливаний, на небе не было ни облачка). В Дамаске, Газе, Аскалоне, Александрии и других местах были сожжены, частично при участии евреев, христианские базилики, там и сям христиан даже мучили, убивали, в том числе епископа Марка из Арефизы, объявленного безвинным мучеником, однако при этом «во» многих случаях оскорбленное право было на стороне язычества» (Щульце), а в каждом случае погром — реакцией на штурм храмов христианами, на их безграничное издевательство над язычеством Реальных христианских мучеников (кроме мнимых, очевидно неисторичных) можно пересчитать по пальцам едва ли зто Ювентин и Максим, два мятежника, что были казнены, а скорее оба пресвитера — Евгений и Макарий, которые, будучи сосланными в Египет, умерли там спустя 40 дней. С христианским неповиновением властитель до сих пор разделывался изречением «Мой разум услышал безрассудство» Епископ Мелеций смог при Юлиане даже остаться в Антиохии. А епископа Марка из Халцедона, открыто нападавшего на императора, обозвавшего его во время аудиенции изменником и безбожником, он просто высмеял, однако после своей персидской войны намеревался бороться с «галилеянами» всеохватно.
Во всей империи, от Аравии и Сирии до Нумидии, Северной Италии, вплоть до Альп, Юлиана чествовали как «родившегося к благу государства», «устраняющего преступления прошлого», «восстанавливающего храмы и господство свободы», «великодушного творца эдикта о терпимости». Латинская надпись из Пергамона называет его «Господин мира, учитель философии, достойный почитания государь, богобоязненный император, всегда победоносный август, распространитель республиканской свободы» Арабская надпись свидетельствует, что есть только один бог и лишь один император — Юлиан Весьма социально мысливший правитель упразднил необоснованные привилегии, облегчил налоги и улучшил многие отрасли хозяйства «Вы, несчастные крестьяне, — восклицает после смерти императора благородный Ливаний, — как же вы вновь станете добычей государственной казны. Вы, убогие и вечно угнетенные, разве вам теперь поможет зов к небу о помощи?». Даже сам Григорий Нисский (стр.289), один из крупнейших духовных хулителей Юлиана, признался, что ему уши прожужжали похвалами этому либеральному правлению, — «одному из самых благотворных, — заключает Эрнст Штейн, — какие когда- нибудь переживала Римская империя».
Однако не все были счастливы, меньше всего христианский мир, особенно антиохийцы Их, привыкших к роскоши и великолепию, к праздникам, играм, излишествам, сбивали с толку и разочаровывали серьезность Юлиана, его отказ от пышности, его небрежная одежда, скудные застолья, долгие ночные бдения, даже его длинная борода, возникали насмешливые песни о нем, подметные письма, а Юлиан, император, который мог бы уничтожить своих обидчиков одним кивком, отреагировал в конце концов одним сочинением-репликой — «Misopogon», «Врагу бороды» «рычанием льва против басенной мошки» — «в истории народов и царей единственный в своем роде пример» (Шатобриан).
«Это верно», — ответил Юлиан в этом удивительном, поражающем прежде всего литераторов произведении, полном иронии, печали, горечи, а также — что, казалось бы, немыслимо — насмешки над собой. «Это верно, у меня борода, которая не нравится врагам. Они утверждают, что я ничего не мог занести в рот, не проглотив пару волос. Но я хочу выдать им то, чего они еще совсем не знают я ее никогда не расчесываю, я нарочно оставляю ее растрепанной, и блохи гуляют свободно вокруг, как дичь в чаще. Что касается моей груди — она покрыта шерстью, как у обезьяны. Правда также то, что я никогда не купаюсь в розовой воде или парфюмерном молоке и я распространяю вокруг себя вызывающий тошноту запах. Это верно, что я нарочно выгляжу еще более грязным, чем киники или галилеяне. Это верно, что я небрежно одеваюсь и мои застолья бедны.
Это правда, что я большей частью довольствуюсь супом для моих солдат, что я сплю на простом матраце, который к тому же кладется на пол, и что я дни и ночи провожу в размышлении и работе.
Когда я пришел сюда, вы приняли меня как бога. Так много я не требовал. Ваш сенат доложил мне о своих заботах, и я был согласен со значительным понижением налогов. Я дал взаймы большие суммы в золоте и серебре. Я оставил каждому из вас пятую часть его будущих налогов. Большего я не смог бы сделать, если я не хотел отнять у других то, что мне не принадлежит.
Так как плохо обстояло дело с вашим снабжением, я велел добавить на мои средства пшеницу из Тира и Египта. Однако пшеница не была раздана бедным, ибо могущественные из вас оставили ее для себя и продали за тройную цену, чтобы можно было и дальше весело праздновать свои праздники. Все зто вы забыли.
Значит ли это что-нибудь для меня? Продолжайте спокойно осыпать меня своими ругательствами, которыми кормится ваша неблагодарность. Я умножаю ваше право на зто, так как я ведь себя сам обвинил. Даже больше я критику в мой адрес, в которой вы день за днем упражняетесь, еще и превзойду, ибо по своей глупости я не сразу понял обычаи вашего города. Смейтесь же. Только прочь. Смейтесь, издевайтесь надо мной, обращайтесь со мною грубо, рвите меня сверкающими белизной зубами. Я покараю вас лишь одним способом — не казнями, бичеванием, оковами, тюрьмой. Чему бы это помогло? Это не сделало бы вас лучшими. Я решил оставить Антиохию и никогда сюда не возвращаться. Я отправляюсь в Тарс.
Но как уже однажды повороту от язычества к христианству способствовала армия, так и теперь Юлиан приказал исключить из нее христиан, но натолкнулся на сопротивление. Солдаты предложили заколоть «отступника» во время смотра войск. И двух христианских офицеров, Ювентина и Максима, упомянутых «мучеников», он велел казнить.
В персидском походе, в который император отправился 5 марта 363 г из Антиохии (важнейшей военной базы Рима, со времен Констанция отсюда проводили операции против персов), положение было благоприятнее. Юлиан, без панциря, пал севернее Ктесифона у Тигра. Почему он был незащищенным? Настигло ли его вражеское копье? Действительно заблудшего собственного солдата? Никто не знал этого. Ходил даже слух, что ему воткнули копье в бок по собственному желанию, после того как он узнал о якобы безнадежном положении войска. Ливаний, с которым близко дружил Юлиан, заверяет, что то был человек, «который отказывался почитать богов». И даже античный церковный автор считает Юлиана, умершего 26 июня 363 г в полночь, на 32 — м году жизни, 20-м месяце своего правления от удара копья в печень, жертвой наемного христианского убийцы, — конечно, безупречного героя, который «совершил этот храбрый поступок по воле Бога и религии». (Персы тоже исключили из числа виновных кого-либо из своих, — они были слишком далеко, чтобы поразить императора, когда он, в центре своего войска, был смертельно ранен. «Лишь одно наверняка, — утверждает Бенуа-Мешен, — это не был перс». Однако и это не доказательно. «Но как бы там ни было, — пишет отец церкви Феодорит, — человек ли, ангел ли обнажил меч, бесспорно, что в данном случае он действовал как слуга божественной воли».
Христиане, проповедники любви к врагу, а также учения, что всякое начальство идет от Бога, праздновали, однако, смерть императора публичными зваными обедами, танцевальными представлениями в церквах, капеллах мучеников, театрах Антиохии, городе, по Эрнесту Ренану, — «фокусников, шарлатанов, актеров, магов, чудодеев, ведьм, лживых священников». Они тотчас уничтожили созданный незадолго до смерти памфлет Юлиана «Против галилеян» — три книги, против которых и 50 лет спустя учитель церкви Кирилл многословно ополчился. «Рrо saneta Christianorum religione adversus libros athei Juliani», 30 книг, от
