наслаждаться сигаретным дымом было бы неслыханной дерзостью. Собрав в кулак всю свою волю, я сказала:
— Юрий Яковлевич, в вашей квартире установлена дверь очень надежной фирмы. У «Баязера» действительно хорошая репутация…
— К черту «Баязер»! — вышел из себя клиент и даже стукнул кулаком по столу, отчего подпрыгнула пустая чашка, но благополучно приземлилась обратно на блюдце. — Извините, мои нервы на пределе. Ближе к теме, пожалуйста.
То, что нервы Козельчика действительно на пределе, сомневаться не приходилось. Все выдавало в нем нервозность, абсолютно все. Глаза горели нездоровым блеском, казалось, вот-вот начнут метать искры, губы подрагивали, а руки теребили край скатерти.
— Злоумышленник мог войти в вашу квартиру, только воспользовавшись оригинальным комплектом ключей, — сказала я и заметила, как Козельчик сжал руки в кулаки. Реакция на мои последующие слова могла быть самой неадекватной, но я все равно должна была их сказать. — Вор воспользовался ключами вашей супруги, Антонины Никитичны.
— Допустим, — сдавленно произнес он, — но моя жена утверждает, что она не теряла их. Как вы это все объясните?
— Она действительно не теряла ключи, и у нее их не крали, Антонина сама передала их одному молодому человеку, — сказала я и увидела, что Козельчик побледнел. В этот момент зазвонил его мобильник. Юрий Яковлевич достал из кармана телефон и сбросил вызов. После этого я продолжила: — Я понимаю, вам нелегко будет поверить в то, что я вам сейчас скажу, но придется. Антонина Никитична поступила так, потому что…
— Имя! — крикнул Юрий Яковлевич, и вместе с этим криком души наружу вырвался болезненный хрип. Прокашлявшись, клиент повторил: — Имя, я хочу знать имя этого человека.
— Тришевский Илья Валерьевич, — едва ли не по слогам произнесла я.
— Не знаю такого, — сказал Козельчик, достал из кармана носовой платок и протер им влажные трясущиеся губы. — Хотя Тришевский… Тришевский… Что-то знакомое… Кто он?
Уступив тягостной необходимости, я раскрыла великую тайну его горячо любимой жены:
— Илья — сын Антонины.
Юрий Яковлевич бросил на меня стремительный взгляд и вдруг расхохотался, громко и некрасиво. Его демонический хохот, естественно, перешел в кашель. Откровенно говоря, я не удивилась, если бы он запустил в меня чашкой или даже набросился с кулаками. Но он был не в состоянии сделать этого из-за кашля. Я почувствовала некоторое облегчение и стала ждать, когда клиент успокоится и можно будет продолжить разговор. Смех прекратился, но лицо Козельчика все еще было перекошено от недоумения. Его губы дрожали, в глазах был вызов. Минуту-другую он молчал, переваривая полученную информацию и анализируя ее. Лицо постепенно приходило в норму, и наконец он заговорил:
— Я в это не верю. Это — чушь! Нелепость! Татьяна Александровна, вы ошиблись. У Тонечки нет детей. Я это точно знаю. Да если бы у нее был сын, она бы непременно мне об этом сказала…
Я не стала возражать, но Юрий сам вдруг усомнился в собственных словах. Во всяком случае, он замолчал и потупил взгляд.
— Мне продолжать? — осторожно спросила я.
— Татьяна Александровна, а вы над моими версиями работали? Или сразу решили соригинальничать?
— Да, конечно, я начала расследование с проверки ваших версий. Они не подтвердились, тогда я стала работать над своими. — Я вкратце рассказала о ходе моего расследования.
— Ладно, пусть мои думки не подтвердились. Но ваша версия совсем уж фантастическая. Татьяна Александровна, какие у вас есть доказательства? Вы можете мне их сейчас предъявить?
— Материальных доказательств у меня пока нет. Я располагаю только свидетельскими показаниями, сопоставив которые можно получить целостную картину произошедшего. Вам их озвучить?
— Валяйте! — неделикатно бросил мне Козельчик и попытался подавить кашель. Потом снова зазвонил его телефон. На этот раз Юрий Яковлевич не просто сбросил вызов, он совсем отключил мобильник, чтобы тот не мешал нашему разговору.
— Тришевский — эта фамилия показалась вам знакомой. Возможно, вам приходилось сталкиваться с Валерием Тришевским. Он работал врачом в следственном изоляторе.
— Нет! — закричал Козельчик. — Этого не может быть! Кхе-кхе-кхе…
Кашель измотал Юрия, и он уже не мог сопротивляться потоку информации, который я на него лила.
— Антонина забеременела в следственном изоляторе, потом родила мальчика. Я не знаю, как случилось, что она отказалась от сына, но Валерий его забрал и воспитывал один практически до совершеннолетия Ильи. Этой зимой Валерий скоропостижно скончался. Думаю, что после смерти отца мальчик нашел в квартире какие-то документы, из которых узнал, кто его мать, и стал ее разыскивать. Илья был в коммунальной квартире на Московской, где она раньше жила, в ателье на Горького, где она прежде работала. Мир не без добрых людей, Илюше помогли найти Антонину Никитичну. Думаю, что последние полгода мать и сын тайно от вас встречались, — говорила я, внимательно наблюдая за реакцией Козельчика.
Чувствовалось, что он с трудом держал себя в руках.
— Дальше, — сказал он, следовательно, все-таки поверил мне.
— Юрий Яковлевич, я думаю, что Антонина Никитична боялась рассказать вам о сыне…
— Татьяна Александровна, вам вовсе не обязательно комментировать произошедшее. Ваше личное мнение по поводу случившегося меня не интересует. Факты, мне нужны только факты! — злился мой визави. — Вы же частный детектив, а не психолог!
— Простите, — сказала я, проглотив справедливое замечание клиента. — Итак, перед поездкой в санаторий Антонина Никитична передала Илье ключи от квартиры. Тришевский ими воспользовался, затем купил билет на поезд и поехал в Сочи, чтобы вернуть ключи. Соседи Тришевского подтверждают, что его уже несколько дней нет дома. А дежурная по вокзалу, моя хорошая знакомая, удостоверилась по компьютеру, что он действительно покупал билет… Кстати, я опоздала именно потому, что заезжала на вокзал…
Мне больше нечего было говорить, и я замолчала. Пауза длилась недолго.
— Татьяна Александровна, я считаю, что вы справились с моим заданием, поэтому давайте сделаем окончательный расчет и будем считать дело закрытым. Дальнейшее — это уже мои личные проблемы. Не беспокойтесь, я не стану нарушать закон, — заверил меня Козельчик и достал из внутреннего кармана пиджака толстый кожаный бумажник. — Я думаю, что вас не обидит такая…
Юрий Яковлевич не успел озвучить до конца свою мысль. Сначала из его груди вырвалось сдавливающее сипение, которое взорвалось глухим кашлем. Я уже привыкла к этим приступам, поэтому спокойно ждала, когда все пройдет. В этот раз приступ затянулся дольше обычного. Страшный кашель вновь и вновь рождался где-то в глубине его легких. Судорожные всхлипы мучительными толчками продирались наверх в воспаленные бронхи и уже там превращались в глухие хрипы.
Козельчик вдруг вытаращил глаза, налитые кровью, схватился руками за горло, потом попытался ослабить узел галстука. Я поняла, что ему не хватает воздуха, он задыхается. Надо было как-то ему помочь, но я не знала как. Это были страшные секунды. Но кризис, кажется, миновал. Комок, сдавливавший его горло, наконец-то разорвал напряженную гортань и с клокочущим звуком вырвался наружу.
Кровавый сгусток упал на белоснежную салфетку. Юрий взял ее в руки, скомкал, хотел что-то мне сказать, но не смог. Он стал жадно вбирать ртом воздух, который с шумом проходил в легкие. Вдох-выдох, вдох… на выдохе снова родился кашель. Я поняла, что его легкие и бронхи были забиты клокочущей и хрипящей мокротой, смешанной с кровью. Я не врач, чтобы ставить диагноз, но, скорее всего, он был бы самым неутешительным.
Самоотверженно борясь с кашлем, Козельчик достал из бумажника пачку банкнот и еще какую-то карточку. Все это бросил мне нервным движением руки.
— Это вам, — сдавленно произнес он. — Позвоните… кхе-кхе…
Я пробежала глазами визитную карточку. Она принадлежала главному врачу частной клиники «Сантэ».
