– А вы кто?
– Меня зовут Татьяна, я – частный детектив. Можно поговорить с вами?
– Поговорить? О чем?
– Вы знаете о том, что ваш сосед Виктор Чайников умер?
– Да, конечно, мы все просто в шоке! Надо же, в свой день рождения!
– Вот об этом я и хотела поговорить. К вам можно?
– А, да! Заходите.
Я прошла в калитку, женщина закрыла ее на крючок, и мы пошли к дому. Хозяйка была невысокой худощавой женщиной лет шестидесяти, в летнем сарафане и старых шлепках. На голове у нее красовалась шляпа с широкими полями.
– Вас как зовут? – спросила я.
– Нина Михайловна, – сказала женщина.
– Вы здесь живете?
– Да. Я на пенсии, что мне в городе делать? В моей квартире живут сын со своей женой и внук. Так я, чтоб им не мешать… сюда садитесь, в тенек… чтоб им, значит, не мешать, здесь живу, а они ко мне на выходные приезжают.
Мы сели на скамейке около крыльца, в тени большой старой груши.
– Припомните, пожалуйста, второго августа вы были на даче?
– Конечно, а где мне еще быть! И я, и сноха моя, и сын, и внук. Мы все здесь были, мои только вечером уехали, часов в семь, как жара начала спадать. Им ведь в понедельник на работу, а внуку в садик.
– Значит, ваши уехали, а вы остались?
– Осталась, мне ведь не нужно на работу ходить. Я рано встаю, часов в пять утра. Поливаю все до наступления жары, а часов в десять, как солнце припечет, в дом ухожу, телевизор смотрю на веранде да огурцы-помидоры кручу на зиму…
– Понятно. Нина Михайловна, расскажите, пожалуйста, что в тот день было на даче Виктора?
– А что такое? Все было, как обычно, когда к Виктору гости наезжают. Правда, это случается редко. А в тот день он именины отмечал с друзьями. Они все так шумят! Но я с ним не ругаюсь, мы с соседями в хороших отношениях. Я же понимаю: люди молодые, им хочется погулять… Вот и в тот день, часу в двенадцатом, я на своей веранде огурцы консервировала. Смотрю в окно: машина приехала, иномарка. Из нее трое мужчин вылезают, к Виктору в калитку заходят, кричат…
– Что они кричали?
– Да я так понимаю, поздравляли они его. Кричали: «Чайник, готовь уши, драть будем!» А он: «Тише, дурни, оторвете…» А один говорит: «Сам оторву, сам и пришью, еще лучше будет!»
– Вы так хорошо слышите?
– Так они очень громко шумели. У меня окна на веранде открыты, все слышно. А потом музыка заиграла… Они долго куролесили. Только за полночь угомонились… Такие веселые молодые люди!
– Ясно… Кто-нибудь еще, кроме этих мужчин, к вашему соседу приезжал?
– Да, женщина одна. Но это уже после двенадцати. Только она недолго у него пробыла. Молодая женщина, симпатичная, черненькая. Она, похоже, на автобусе приехала. С той стороны шла, от остановки.
– Вы ее так хорошо рассмотрели?
– Так я же с внуком к колонке ходила, за водой. Мы обедать собрались, смотрю – воды мало. Мы с внуком и пошли. И ее увидели.
– Еще кто-нибудь приезжал в тот день?
– Да вроде никого не было больше…
– Точно, никого? Нина Михайловна, мне надо знать, вспомните, пожалуйста!
Хозяйка наморщила лоб. В это время кто-то постучал в калитку. Нина Михайловна пошла открывать. Она распахнула калитку, и перед нашими глазами появился некий субъект бомжеватого вида, неопределенного возраста. Он был небрит, нечесан и баню в этом году, похоже, еще не посещал. Его не совсем свежие шорты и майка были явно не из его собственного гардероба, так как не подходили ему по размеру. На его кривых волосатых ногах красовались домашние тапочки, вернее, то, что когда-то так называлось. Бомжеватый шмыгнул носом. Нина Михайловна отпрянула:
– Вам чего?
– Хозяйка, это ты развесила объявление, что тому, кто собаку твою найдет, ты дашь вознаграждение?
– Да. А вы ее нашли?
– Нет. Но я, это… аванс хотел получить.
– Хо! Да ты найди ее сначала! И вообще, я тебя не знаю, ты кто такой? – Хозяйка перешла на «ты».
– Я? Клавкин жених! – Бомжеватый гордо выпятил грудь.
– А-а… Ну и иди ты… к своей Клавке! – Нина Михайловна в сердцах хлопнула калиткой. – Шляются тут, алкаши…
Она вернулась к скамейке.
– Местные бомжи – Клавка и ейный кавалер. В деревне живут… А у меня два дня как собачка пропала. Приютила я тут одну маленькую дворняжку. Она лает, если кто-то идет, и мне ночью с ней не страшно. Но вот пропала… Так о чем это вы?
– Я вас просила вспомнить, точно ли к Виктору в тот день больше никто не приезжал?
– А… Нет, больше никого не было. Да я-то после обеда спать прилегла. Мои на речку ушли, а я заперлась и прилегла…
– Нина Михайловна, не знаете, Виктор с кем-нибудь из соседей конфликтовал? Ну, может, кому-то не нравилось, что у него шумные компании собираются…
– Нет, ни с кем он не конфликтовал. У нас соседи хорошие. Да и собирались они редко, раза два за все лето. Можно и потерпеть. А Виктор – человек порядочный, с соседями всегда здоровался, помогал, чем мог. Мне вот лестницу этим летом одолжил, моя-то сломалась, а у меня крыша потекла. Так Витя лестницу свою дал, сын мой залез на чердак, крышу отремонтировал… Так что никто на Витю не обижался. Наоборот, уважали его: ведь он не слесарь какой-нибудь, он врачом работал! Жалко, молодой совсем… Мы знали, что он грибы любил. Я не раз видела, как он идет в лес и возвращается с полной корзинкой, довольный такой… Эх, жалко, жалко человека…
– Как вы узнали, что Виктор умер?
– Я на участке была, поливала огурцы. Слышу, к соседям милицейская машина приехала, и еще эта… труповозка. Думаю: батюшки, что случилось?! А тут вскоре меня позвали понятой быть. И еще соседа позвали, вон того, видите: у него дача с шиферной крышей?
– Понятно. Ну, спасибо вам, Нина Михайловна.
– Да было бы за что! А хотите, я вас грушами угощу? Смотрите, какие! – Хозяйка подняла с земли пару спелых зеленых груш, потерла их руками, протянула мне. – Не смотрите, что они зеленые, это сорт такой. А на вкус – сладкие, сочные… У вас есть пакет? Ладно, я вам найду что-нибудь…
Она вернулась на веранду и вынесла мне старый пакет с надписью «Магнит»:
– Вот, кладите сюда.
Как я ни отнекивалась, а пришлось-таки мне собирать в траве влажные от росы душистые плоды.
Хозяйка проводила меня до калитки. Мы попрощались, я подошла к своей машине, открыла дверцу и положила пакет на заднее сиденье.
– Эй, кудрявая! Это твоя машина?
Я обернулась и увидела Клавкиного бойфренда. Он стоял на обочине и подбирал яблоки, нападавшие с дерева, ветки которого свешивались из-за забора. Одно из них он потер о свою грязную майку, внимательно рассмотрел, плюнул на него, еще потер. Снова осмотрел. На этот раз, похоже, он остался доволен чистотой румяного плода, потому что смачно впился зубами в его бочок.
– Ну, моя, – сказала я.
Бомжеватый жевал яблоко и осматривал меня всю, не стесняясь, в открытую, с головы до ног.
– А ты ничего, – сделал он наконец заключение, – не хуже моей Клавки.
