водой, Щенснович и 'Ретвизан' вынуждены были вернуться к эскадре.] К удивлению Щенсновича, который своим маневром наделся оттянуть внимание противника на себя, Того перенес огонь на идущий в голове колонны старых броненосцев 'Петропавловск' под флагом Небогатова. В отличие от Щенсновича, японский адмирал уже понял, в чем заключался новый, импровизированный рисунок боя Макарова. Того уже разглядел, что его концевые броненосцы и крейсера практически скрыты столбами воды от огня колонны Небогатова. С кормы их уже обходят два быстрых броненосных крейсера. За 'Громобоем' и 'Баяном', а вслед за ними под хвост японской линии уже побежали и остальные три русских броненосных крейсера, 'Кореец', 'Сунгари' и 'Рюрик'. В отличие от японцев русские свои крейсера с броненосцами в одном отряде не смешивали и теперь пользовались преимуществом в маневрировании малых отрядов. Японский адмирал решил, что весь выход в голову его колонны тройки новейших русских кораблей был уловкой и Макаров сознательно подставился под огонь, обеспечивая своим старым кораблям полигонные условия стрельбы. Жертвуя тройкой новейших броненосцев, русские давали пяти старым, но мощно вооруженным броненосцам возможность вести огонь без помех. Их усилия дополняли и три броненосца типа 'Пересвет', кое-как бронированных, но неплохо вооруженных. Добивание же поврежденных и отставших броненосцев должны обеспечить русские крейсера. Одинокий 'Ретвизан', даже выйдя в голову его линии, не представлял угрозы. Хватит с него и огня тройки крейсеров Камимуры. А вот со старой и медленной русской линией надо что-то делать… Хорошо бы разорвать дистанцию, как показал печальный пример 'Токивы', колонны сблизились чрезмерно для японцев. Отвернуть, наверное, было бы верно, но и японцы пристрелялись - половина русских кораблей горит, и то на одном, то на другом замолкают орудия. Да и передать сигнал о повороте довольно сложно - стеньга фок-мачты 'Микасы' была снесена за борт еще в завязке боя при перестрелке с русскими крейсерами. Наконец, в 10.25 на грот-мачте удалось поднять предварительный сигнал 'к повороту на левый борт все вдруг'. Сигнал запоздал буквально на пять минут. Огонь японцев все больше корежил и ломал старые русские броненосцы. На 'Петропавловске' погреба кормовой башни постепенно затоплялись водой через пробоину от взорвавшегося в кормовой оконечности крупного фугаса. Вполне исправная башня вынуждена была прекратить огонь. В носовом каземате левого борта весело рвались русские же снаряды, охваченные огнем пожара. А спустя пять минут десятидюймовым снарядом с 'Якумо' выбило и кормовые казематы. Оставшись с одной башней главного калибра и получив рапорт об остаточной непотопляемости в 60 процентов, Небогатое приказал выйти из строя для ремонта. Именно этот приказ, предписывающий командирам корабля 'выходить из линии на необстреливаемую сторону для ремонта угрожающих остойчивости пробоин', спас русских от больших потерь в кораблях линии. Но зато после боя в Артуре было не протолкнуться от броненосцев в разной степени повреждения. 'Сисою' 'повезло' еще больше. Всего десять минут под огнем пары 'Асахи', 'Хатсусе', и броненосец не только полностью потерял боеспособность, но и оказался одной ногой в могиле. Для выбивания из строя этому неудачно построенному кораблю хватило всего четырех попаданий двенадцатидюймовых снарядов и одного шестидюймового снаряда в каземат. Один снаряд временно вывел из строя кормовую башню, взорвавшись на барбете. Хотя взрыв и не пробил десять дюймов брони, от сотрясения заклинило элеватор подачи снарядов из погребов. Второй японский чемодан разорвался у якорного клюза, выворотив его к чертям, выкинув в море якорь и заодно пробив в небронированном борту 'ворота' два на три метра. Хотя пробоина и считалась надводной, в нее захлестывала вспененная тараном броненосца вода. Затоплениям способствовал другой снаряд, проломивший броню прямо напротив башни. Последний двенадцатидюймовый снаряд и попавший почти в ту же точку снаряд калибром поменьше (как же, не попадают снаряды в ту же воронку, если бы…) полностью уничтожили каземат шестидюймовых орудий. Как правого, так и левого борта. Оставалась, правда, еще носовая башня главного калибра, но именно в этот момент ей приспичило выйти из строя БЕЗ воздействия противника. Сейчас на мостике броненосца офицеры чуть ли не хором уговаривали командира корабля выйти из линии для ремонта и заведения пластыря. Но Озеров упорно отказывался, мотивируя это тем, что не получал приказ о выходе из строя от Макарова. На все доводы офицеров о 'полученных на совещании до боя инструкциях' (от старшего офицера), 'полной безвредности для противника броненосца без артиллерии, починить которую можно только вне зоны обстрела' (артиллериста), и 'возможной фатальности следующего крупного снаряда, попади он под ватерлинию до того, как мы спрямим корабль' (трюмного механика) следовал один ответ: 'Приказа покинуть линию я не получал'. Командир корабля уперся и стоял на своем, совершенно не походя на неуверенного человека, которым он казался всем по результатам перехода с Балтики. Впрочем, после боя злые языки на 'Сисое' говорили, что упорство командира проистекало из страха перед начальством, который был больше, чем страх перед японцами. И подкреплялось возлияниями из всегда сопровождающей командира фляжки с коньяком. В столь удачно отстрелявшуюся по 'Токиве' 'Полтаву' попала серия снарядов крупного калибра. Казалось, что ее обстреляли короткой очередью из двенадцатидюймового пулемета. Временно, из-за контузии всех находившихся в ней, замолчала та самая носовая башня, что отправила на дно 'Токиву'. Не успели еще в ней навести порядок, как новый снаряд, погнувший взрывом барбет, вывел из строя подачу кормовой башни, заклинив элеватор. От взрыва погребов корабль спасло только то, что снаряд попал не под прямым углом, а по касательной, а десять дюймов брони барбета 'Полтавы' оказались прочнее шести дюймов у 'Токивы'. Но в отличие от 'Сисоя', восстановить подачу снарядов без выпрямления покореженных плит брони было невозможно. А сделать это в море, на ходу да без мастеров не взялся бы и сам Левша. Пара пробоин в носовой части заставили командира 'Полтавы' Успенского подумать о временном отходе на ремонт. Для того чтобы завести пластырь под пробоины в носу, нужно было застопорить машины, а для этого покинуть линию… Но, к счастью для русских и к несчастью для японцев, пока он размышлял над этим решением, носовая башня броненосца снова открыла огонь. Прочухавшись и снова приникнув к прицелу, командир башни Пеликан Второй (если на всем русском флоте было более одного офицера с одинаковой фамилий, то получившему звание позднее добавляли к фамилии номерок) снова поймал силуэт вражеского корабля. Сейчас 'Полтава' обстреливала идущий третьим 'Ивате'. По законам теории вероятности два подряд критических попадания не могли принадлежать одной и той же башне, но… Наверное, гардемарин Пеликан был слишком занят в Морском корпусе драками с дразнящими его 'большеклювым птицем' сокурсниками и не уделял ей (теории) должного внимания. Так или иначе - третий залп после возобновления стрельбы попал в борт 'Ивате', пробив главный пояс на уровне ватерлинии Снаряд взорвался сразу после пробития брони, и выпавшая бронеплита открыла ледяной морской воде дорогу в теплые потроха крейсера. На это наложились более ранние попадания в борт корабля, и пара свежих шестидюймовых фугасов с той же 'Победы', легших по ватерлинии. 'Ивате' с небольшими перерывами обстреливался русскими с начала боя. Карпышев помнил один из главных уроков Русско-японской войны - японские броненосцы почти непотопляемы для русской артиллерии. Хотя новые взрыватели и более мощная взрывчатка могли это правило переменить, артиллеристам всех русских кораблей линии был дан парадоксальный на первый взгляд приказ: 'При равном удобстве ведения огня по броненосцу и броненосному крейсеру выбирайте в качестве мишени крейсера'. В результате бой у Шантунга в некоторых источниках потом носил название 'крейсерской резни'. Командир 'Ивате' Такемоти спустя минуту после взрыва почувствовал быстрое нарастание крена на левый борт. Связавшись с нижним казематом левого борта и уяснив объем повреждений, он приказал рулевому: - Поворот влево, три румба, плавно! - Нет, нет, господин капитан первого ранга, адмирал поднял сигнал ВПРАВО, - попытался поправить командира штурман, подумавший, что тот просто неверно услышал доклад сигнальщика о полученном приказе. - Я знаю, что приказал адмирал, помолчите, - на секунду оторвался от амбрюшота, ведущего в каземат левого борта, капитан и, заткнув молодого лейтенанта, снова начал орать в переговорную трубу во всю мощь легких, отдавая приказания артиллеристам: - Немедленно задраивайте амбразуры орудий! Через пять минут ваши полупортики окажутся под водой, если вы их не закроете, мы просто опрокинемся!!! Вы меня поняли? Еще в завязке боя, до бегства 'Пересветов' в хвост русской колонны, они всадили в борт 'Ивате' два десятидюймовых снаряда. Первый попал в носовую оконечность, второй пробил пояс под средним казематом. Кроме того, в бронепояс многострадального корабля попали два снаряда калибром двенадцать дюймов и с полдюжины шестидюймовых. Не все они пробили броню, но даже взрыв шестидюймового снаряда на поясе неминуемо вел к расшатыванию плит. Пока корабль не имел крена, вода только изредка захлестывала в эти пробоины. Но стоило левому борту начать погружаться, как вода начинала вливаться во все новые и новые отверстия, создавая классический эффект положительной обратной связи. К моменту попадания снаряда с 'Полтавы' японский крейсер уже погрузнел от принятия более полутора тысяч лишних тонн воды через пробоины и трещины в корпусе.
Вы читаете 'Пощады никто не желает!' АнтиЦУСИМА
