остался со своими грабежами, разбойными нападениями и бытовыми преступлениями, а я рванула навстречу жизни, полной романтики и приключений. А именно — в сторону личной мастерской лучшего ювелира города Тарасова, да и не только, лауреата международных выставок Геннадия Багрова, который, к слову сказать, только что вернулся из Парижа со своей персональной выставки. И что я не вышла за него замуж, когда он об этом просил? Жила бы сейчас… Но так как последние четыре года он больше руку и сердце не предлагал, а сама я воспитана в добрых викторианских традициях, когда делать это самой считалось верхом неприличия, пришлось оставить его в качестве друга, что вполне меня устраивало, и не мечтать о большем.
Так уж мы, честные девушки, устроены — сначала откажем приличному жениху, а лет через пятьдесят пожалеем от души.
Мой звонок его обрадовал, и уже через час мы мирно распивали в его суперсовременной мастерской безалкогольное вино, и я любовалась тем, как он делает потрясающие вещи из простого стекла. Генка был стекольным маньяком. Он стремился доказать всему миру, что из стекла можно создать более совершенные вещи, чем из дорогих камней. Он шел на всевозможные ухищрения, и ему это удавалось. В данный момент у меня в руках был кулон, в котором каким-то непостижимым для меня образом Генка умудрился создать трехмерное пространство, в глубине которого почти незаметная приоткрытая дверь позволяла увидеть невесомую и хрупкую женскую фигурку. Все это мистическое великолепие сопровождалось игрой бликов на безукоризненных гранях стекла.
Я даже спрашивать не стала, что это, прекрасно понимая, что мне ответят.
Я просто улыбалась, потому что этот кулон дарил ощущение покоя и света. Такого эффекта я достигала только с помощью долгого и планомерного ухода от реальности, дабы немного привести в порядок чувства и ринуться в жизнь с новыми силами. У кого-то для этих целей служат медитации, но мне ближе был другой способ — молитва.
— Как это называется? — спросила я, выходя из состояния отрешенности.
— «Молитва», — ответил он. — Вообще художник называет свое творение обычно так, как он чувствует. Знаешь, Танечка, можно написать диссертацию о парапсихологических свойствах творчества. Иногда ты что-то создаешь и удивляешься, что это сбывается. А это просто ты интуитивно ухватил нить будущих событий и придал своему творению черты того, что случится. Эту девушку я потом встретил, и она стала моим ангелом-хранителем. Моей Молитвой. Но сначала она появилась вот здесь. Каким образом я придал этому силуэту ее черты? Бог знает…
Он улыбнулся. Мне даже не хотелось вырывать его из состояния мечты, настолько ему шло быть счастливым. Но дело есть дело, и я задала ему интересующий меня вопрос. Лучшего знатока, чем он, трудно было найти. Он молча вывалил передо мной переливающиеся и прекрасные, светящиеся прозрачные камни и так же молча стал наблюдать за моей реакцией.
— Тебя никогда не грабили? — поинтересовалась я, поскольку держать в мастерской такое изобилие драгоценных камней было, по-моему, небезопасно.
Он рассмеялся.
— Это смальта, — сказал он, протягивая мне непрозрачное стекло нежно-голубого цвета. — Вот это — пустая алмазная порода, это — кварц, это — простое стекло. Из всего этого можно при умении и желании сделать все, что хочешь. Аквамарин, лунный камень, бриллиант, наконец… Особенно хорош горный хрусталь — взгляни. Блики дает не хуже алмаза, и, если сделать его как следует, ты не отличишь его от пресловутых брюликов.
— А ты? — слегка обиделась я.
— Я отличу, — засмеялся он, — потому что хрусталь мне нравится больше. Он будит воображение, из него можно создать шедевр. Из бриллиантов делают лишь игрушки для богатых. Хрусталь же — как и остальные стекляшки — творец. Он позволяет слепить из себя все, что угодно.
— Одно «но»… — сказала я, — работать с ними, доводить их до ума может только такой талант, как ты. А ты к моей истории непричастен.
— Ну, ты не права… Талантливых ювелиров, может быть, и немного, но они есть. Вот Мишу Полянова очень жалко… Гениальный был парень…
Я напряглась. Он сам произнес имя Полянова. Скрываться дальше смысла не было.
— Ты его знал? — спросила я. — Ведь именно им я и занимаюсь…
— Конечно, — пожал он плечами. — Если бы он не хотел немедленно и сейчас же разбогатеть… Впрочем, думаю, в этом заслуга его жены. Если ты ее видела, я могу быть невежливым по отношению к женщине…
Я кивнула.
— В принципе я тоже косвенно виноват, — продолжал он, — это я его сосватал в фирму… как же она называется? «Клондайк». Поскольку меня туда очень уговаривали пойти поработать, а мне это было ни к чему, я к ним отправил Михаила. Но вот загадка — я ведь прекрасно знаю Чернецова. Он, Таня, никогда не будет заниматься ничем, что не отвечает нормам порядочности. Чернецов — мамонт, понимаешь? Все предельно честно — алмазы поставляют из Иркутска, с алмазных копей, занимается ими он сам, лично — а вот что происходит дальше, за его спиной? Вот вопрос…
— А кто тебя вербовал? — рискнула я вставить реплику.
— Да не помню я его имени. Рожа довольно лукавая, но из чернецовской конторы: то ли его заместитель, то ли… Наверное, все-таки заместитель… Имя его, хоть убей, не помню… Я отправил в «Клондайк» Мишку, и он стал неплохо зарабатывать. Тут я и потерял его из виду. Вообще он стал странным — увидев меня как-то раз, рванул на другую сторону. Как будто я что-то эдакое про него знаю, что меня убить пора…
Он вздохнул.
— Ты считаешь, что из-за фирмы «Клондайк»? — осторожно поинтересовалась я.
— Да не могу я поверить, что в чернецовской фирме что-то криминальное делают, да еще настолько, что человек погибает! Не могу, Таня, понимаешь? Чернецов не тот человек. Ему просто повезло — его тетка живет в этом самом Иркутске и работает как раз на алмазных копях то ли старшим экономистом, то ли вообще замдиректора… Это она всем, по сути, и заправляет. Пустую породу она вряд ли гнать будет, потому что чернецовская семья — интеллигенция в двадцать пятом колене. Камнями сам Чернецов занимается… Остается думать только одно — существует некто, и этот некто проворачивает за их спинами свои комбинации.
Он замолчал. Мысль, посетившая меня, наверно, посещала и его, но мой Генка тоже был интеллигентом в двадцатом поколении и осквернять собственную совесть необоснованными подозрениями не желал.
Ответ на свой немой вопрос я прочла в его глазах. Он был согласен с моей версией.
Магазин, в чьем ассортименте были бриллианты, находился на Большой Круговой, а это было недалеко от Генкиного оазиса.
Никогда бы не подумала, что в этом маленьком магазинчике — сокровища! Скромный и непритязательный, очень хорошо, со вкусом оформленный, он мне понравился. Внутри было прохладно благодаря кондиционерам. За прилавком стояли две очаровательные, длинноногие стройные девицы, чье «оформление» тоже было отличным. Минимум косметики, скромные, строгие костюмчики, отнюдь не скрывающие, а даже подчеркивающие достоинства их фигурок. Помимо меня внутри находились еще двое — одна полная дама, явно относящаяся к типу заведующих овощными магазинами, и бледный юноша с короткой стрижкой, на челе которого застыло полное отсутствие мыслей. Оба посетителя были заняты подборкой украшений и на меня не обратили никакого внимания. Одна из прелестных продавщиц оказалась рядом со мной, с наиучтивейшей улыбкой вопрошая, что мне будет угодно.
Я тут же состроила гримасу пресыщения богатой изобильной жизнью и лениво протянула:
— Я хотела бы подарить своей матери на шестидесятилетие что-нибудь бриллиантовое, впрочем, в пределах разумных цен.
Девочка меня поняла, и пред моими очами заблестели сережки, кулончик и еще какие-то очаровательные мелочи. Внимательно все это разглядывая, я поинтересовалась:
