— Множество историй, коль желаешь, расскажу, — продолжил леший и резко нажал на лампу, прикрученную к стене.
Пол под Иваном и Машей мгновенно исчез, и они провалились куда-то вниз. Приземление прошло не удачно, потому что Иван сильно ударился головой о какой-то камень и потерял сознание. Когда Ваня пришёл в себя, вокруг было темно, хоть глаз выколи. Молодой человек был крепко-накрепко привязан к чему-то, возможно к какому-то стулу. Его голова гудела словно колокол, а малейшая попытка освободится, отдаваясь болью во всём теле.
— Ваня, это ты? — тихо позвала Маша откуда-то снизу.
— Маша, ты где? С тобой всё в порядке? — превозмогая боль, спросил парень.
— Я тут, на полу лежу связанная, самочувствие не ахти, но толи ещё будет…Ваня, а можно вопрос, чем там песня закончилась?
— Если честно, то не помню, но вроде для путника всё закончилось плохо.
— А если поконкретней?
— Точно помню что там, было что-то про волков, которые завыли под окном и старик вернулся к пленнику с ружьём наперевес. Достаточно?
— Думаю да.
Неяркий свет, неожиданно взявшийся из ниоткуда больно ударил по глазам, привыкшим к темноте. Иван слепо щурился, пытаясь понять, что происходит. Позже, собравшись с силами, он всё-таки смог рассмотреть знакомую фигуру лешего. Тот стоял в дверях крохотной грязной комнатушки, в которой держали пленников, в одной руке Никифор держал керосиновою лампу, а в другой ружьё. Он рассматривал поверженных пленников с нескрываемым удовольствием. Затем повесил лампу на стену и подошел к Ивану.
— О, я вижу, вы уже расположились на ночлег? Чувствуйте себя как дома, — с издёвкой сказал леший.
— Вот только не надо хамить, — подала с пола голос скрученная в бараний рог Маша.
— А кто это у нас там, что за комар пищит? Или мне почудилось? — с этими словами Никифор подошёл к Маше и наклонился над девушкой, бесцеремонно рассматривая её соблазнительную фигурку. Маша, воспользовавшись моментом, извернулась и лягнула злодея связанными ногами. Она целилась в живот, но получилось чуть пониже, зато эффект был ошеломляющий. Никифор выронил ружью и воя как раненый зверь стал оседать на землю.
— Ну, и что дальше? — скептически поинтересовался Иван. — Зачем ты это сделала? Он теперь только разозлиться.
— А можно подумать до сих пор он был добр как мама.
— По крайней мере, мы ещё живы, а вот после твоего выпада это могут быстро исправить.
— Извини, нервы не выдержали. Он так нагло на меня пялился, что я не удержалась.
— А зачем ты мне это говоришь, ты вон ему это объясни.
— Не надо мне ничего объяснять, — голос лешего был на много тише и тоньше. — Ну и стерву же ты себе в жёны взял, да ещё и гулящую.
— Сам знаю, потому к тебе и припёрся, думал, поможешь чем, — отозвался Иван.
— А чем я тут помочь-то могу? — удивился леший. — Разве что её труп в лесу закопать.
— Ты ж колдун, говорят, вот и колдонул бы чего-нибудь, что бы девка тише воды ниже травы стала.
— Э нет, парень. Тут как говориться, видели очи что брали, а теперь пусть хоть повылазеють. Но я тебя успокою: недолго тебе, рогатенький, горе мыкать осталось.
Раздался свист, а после сильный стук. Никифор разочарованно тряхнул головой.
— Вот и дружок мой пожаловал, — быстро выговорил он и ушёл.
Иван попытался высвободить руки, но снова ничего не вышло. Он глянул на Машу, которая лежала на полу неподвижно и тихо.
— Маш, ты там жива? — срывающимся от волнения голосом спросил Иван.
— Да жива, жива, — проворчала девушка, — только мне кажется это ненадолго.
— Может, попытайся высвободиться, он, наверное, подумал, что ты хрупкая барышня и связал тебя не так сильно.
— Ага, счаз. Особенно после того как я сопротивлялась, когда нас упаковывали. Не говори ерунды Ваня, если бы я могла освободиться, то сделала бы это давно, а так зачем силы тратить на пустую возню. Лучше я силёнок поднасоберу к заключительному действию, глядишь пригодиться.
Машин монолог прервал удивлённо-восторженный свист, пленники обернулись в поисках свистуна и увидели, что в их темницу вернулся Никифор и с ним его гость. Выглядел дружок лешего несколько нескладно и чудаковато. Был он весьма худ, если не сказать, тощ и длинен, черты лица были грубы и словно вырублены нерадивым мастером, длинный нос нависал над тонкими губами, поэтому нежданный посетитель был очень похож на злого постаревшего Буратино. Особенно несуразно выглядела его одежда, потому что поверх кафтана он был замотан на подобии римской тоги в рыболовную сеть.
— Вот они, голубчики, — леший довольно махнул рукой в сторону своих узников.
Его товарищ окинул пленников взглядом и задержался на Маше.
— А она ничего.
— Сноровиста больно, — зло отозвался Никифор.
— Ничего и не таких обламывали, — сказал незнакомец и жадно потёр руки, — ты же знаешь, я люблю погорячее.
— М-г, — кивнул леший, — и чтоб помучить, поиздеваться подольше, а я потом опять кровь с пола отскребай. Нет уж, Матвей, поймай себе добычу и делай с ней что хочешь, а эти пташки мои и у меня на них другие планы.
— Ну, отдай мне девчонку, — взмолился Матвей, — что хочешь, проси, а только отдай. На кой тебе эта гулящая бабёнка сдалась, а я воспользуюсь ей по назначению.
— Эй, ты, оставь мою женщину в покое, не смей к ней приближаться! — заорал Иван.
— А ты мне ещё и спасибо сказать должен, рогатенький, сам бабу свою приструнить не смог так я проведу воспитательную работу, объясню, что наставлять рога мужу нехорошо.
— Она это и без тебя знает.
— А теперь она ещё и на собственной шкуре ощутит, — зловеще прошептал Матвей и двинулся к Маше.
— Эй, что это ты раскомандвался, — ухватил его за плечо леший, — я уже сказал: девчонка моя и тебе её отдавать я не собираюсь.
— Ну, Никифор, будь человеком, у меня нормальной бабы уже фиг знает, сколько не было, а мои русалки и твои кикиморы у меня уже в печёнках сидят. Я осторожно, обещаю, даже шкуру не сильно попорчу.
— Я тебе уже сказал, — не сдавался леший.
— Ну не хочешь просто так сделать брату приятное, тогда продай мне её. Заплачу, сколько скажешь.
— Ой, уморил, да у меня этих сокровищ столько же, сколько у тебя. Только вот делать с ними в лесу нечего.
— Так не целый же век нам здесь сидеть. Вот осуществит Кощей свой коварный план, и вернёмся мы домой, как герои, да ещё и с богатством немеряным.
— Говорю же: мне чужого не надо. У меня этим златом-серебром и так все подвалы завалены, сундуком больше сундуком меньше разницы нет.
— Тогда давай в карты на неё играть. Я выиграю — моя девка, ты — я твой слуга на целый день.
— Нет.
— На неделю.
— Ты мне и даром не нужен. Только корми тебя охламона, а толку с тебя как с козла молока. Ты мне лучше коробочку, что тебе Кощей жаловал дай.
— На один день?
— Нет, на неделю.
