– А мне и добиваться не надо – он сам меня позвал.
– Если звал, значит, его воля. Михаил Александрович – свободный человек, и не мне его судить, – Анна повернулась, чтобы уйти.
– Отпусти его! – Рада схватила ее за руку. – Не мани больше. А я утешу князя – боль быстро пройдет, потому что и не боль вовсе, так – баловство.
– Я не цыганка, чтобы колдовать, привораживать, отвораживать. Прогонит он меня – уйду. А пойму, что не любит – уйду и того раньше. Но ты мне не мешай, я сама решаю, как мне поступать следует, – Анна хотела было уйти, как вдруг услышала, что ее позвали. Она обернулась на голос. – Лиза?
– Аня! – бросились они друг к другу.
– Лиза, что вы делаете здесь?
– Я приехала узнать у цыган о гибели отца. Они ведь прошлым летом стояли возле озера.
– А разве гибель вашего отца – не трагическая случайность?
– За последние дни раскрылось столько странных обстоятельств, что я поняла – маменька скрывает правду.
– Лиза, а вы не слишком торопитесь с обвинениями?
– Я сказала барышне, что слышала в тот день выстрел и женский крик, – пояснила Рада.
– Да-да, – кивнула Лиза. – Но кто кричал и кто стрелял – загадка. Анна, может быть, и вы что-нибудь знаете?
– К сожалению, нет. Мы тогда почти все лето были в Петербурге, правда, Иван Иванович получал иногда письма от вашего папеньки. – Анна задумалась. – Впрочем, подождите! Однажды – как раз в те дни! – пришло письмо от Петра Михайловича… Да, да, точно. Мы сидели в гостиной, барон прочел письмо и тут же уехал в деревню, сказал, что по какому-то срочному делу.
– А что это было за дело, он не объяснил?
– Нет, – покачала головой Анна. – Но, когда Иван Иванович вернулся, он сообщил нам, что отец ваш погиб на охоте. Барон тогда приехал вместе с отцом Георгием, они закрылись в кабинете и долго-долго о чем-то разговаривали.
– А потом?
– Потом отец Георгий просто уехал и все, – закончила свой рассказ Анна.
– Отец Георгий… Вы не первый человек, кто упоминает его в связи с этими событиями. Я сейчас же еду к нему!.. А вы, – спохватилась Лиза, – вас куда-нибудь отвезти? Вы, наверное, гадать приезжали?
– Это раньше в табор за гаданием ехали, а сейчас – за суженым, – усмехнулась Рада.
Лиза с недоумением посмотрела на Анну.
– Рада шутит, – успокоила ее Анна. – Но вы должны знать – я беглая!
– Что?
– Я крепостная, Лиза. Барон воспитал меня, как свою дочь, и никто в округе не знал об этом. Но теперь в имении хозяйствует ваш муж, и меня ищет управляющий.
– Вы – крепостная?! – растерялась Лиза.
– Погодите-ка, – прервала их Рада. – Слышу, нам знак подают. Опять вблизи табора ваш немец появился. Прятаться тебе надо, Анна. Поднимайся в кибитку, а я присмотрю, чтобы он чего не разнюхал.
– Как же так, как это? – шептала Лиза.
– И вы, барышня, тоже идите – не думаю, что вам стоит тому человеку на глаза показываться.
– Тому человеку?
– Это Карл Модестович, – пояснила Анна, забираясь в кибитку.
– Господи! – воскликнула Лиза. – Вы правы, мне надо поторопиться. Прощайте и помните – вы были и останетесь моей подругой, Анна. И, если честно, между нами нет разницы. Я тоже не принадлежу себе. Моя маменька распорядилась моей жизнью по-своему. Вы – крепостная, меня продали Забалуеву.
– У нас еще будет другая жизнь, не отчаивайтесь!
– Простите, я сейчас совсем не могу вам помочь. Может, когда разгадаю тайну смерти отца, то смогу разговаривать с матушкой и моим мужем уже по-другому. А сейчас – берегите себя и будьте осторожны.
– Будьте и вы счастливы! – прошептала Анна вслед убегавшей от табора Лизе.
Тем временем Корф и Репнин, как им казалось, торжествовали победу. Долгорукая поначалу приняла их в штыки, но потом, похоже, их настойчивость и ее любопытство взяли верх, и она согласилась тайно поехать с ними в дом Забалуева.
Мария Алексеевна обставила выезд с превеликой театральностью, и забалуевские сторожа, так и не нашедшие вечером ни кареты с ограбленным барином, ни потом в доме его хорошенькой барыни, вынуждены были пропустить в дом Долгорукую с эскортом с лице исправника.
И пока Забалуев, ничего не подозревая, отсыпался после ночного разговора и его счастливого, как он думал, завершения под звуки открываемых бутылок с шампанским, Долгорукая осматривала его дом и крыла зятя на чем свет, не стесняясь в выражениях и не обращая ни малейшего внимания на присутствующих при этой сцене Репнина с Корфом и исправника.
