блондинку со временем я нейтрализую, сделаю так, чтобы ей не захотелось меня сажать.
— Тебя? А как же я? Заметь, это ведь была не моя идея — припугнуть Светку. Ты уверял, что все решишь, наймешь людей и никто ничего не узнает.
— Вот видишь, ты сама все и сказала: ты ни при чем. Тебя совершенно не за что сажать. И беспокоиться тебе не о чем».
По-видимому, Уланову убедили доводы любовника, и тон ее последующих реплик был более спокойным. А я слушала запись разговора совершенно потрясенная.
«— Я никак не могу понять, зачем они ее убили. Ты так им сказал?
— Нет, что ты! Мне бы тоже хотелось знать, зачем им понадобилось хвататься за тот нож. Эти нарики ничего толком сделать не могут. От них требовалось только попугать, содрать деньги с Шадрухиной и быстро слинять. А они перестарались, убили ее, идиоты.
Уланова помолчала. Слышны были шаги, то удаляющиеся от „жучка“, то приближающиеся к нему.
— Послушай, а как это ты блондинку взял под контроль? — вновь заговорила она. — Что ты имел в виду? Ты с ней спал?
— Мариш, к чему эта глупая ревность?
— Ты с ней спал, — утвердительно повторила Марина Викторовна с безнадежностью в голосе. — Я тебя знаю: привлекательность — твой главный козырь, и ты им пользуешься без зазрения совести.
Послышался звук поцелуя.
— И тебе это нравится, — проговорил Роман».
Да, я уже давно поняла, кому принадлежит «знакомый голос». И ласковое имя Ромашка, которым называла любовника Уланова, — производное не от фамилии, как это, помнится, было в «Двух капитанах», а от имени Роман, Рома. Как же я сглупила, предполагая, что женщина называет своего любимого по фамилии! Так вот как он меня нашел… Ах, как же он заговорил меня, задурил мне голову, когда я его об этом спросила. Черт тебя подери, Татьяна Иванова! Ну и вляпалась же ты… Вот что значит не слушаться собственной интуиции и не обращать внимания на предсказания косточек.
«— Да, я знаю, что выставляю себя дурой, веря твоим красивым глазам, — слезливым голосом продолжала упреки Уланова.
— Так поверь мне еще один раз: у меня с ней ничего не было. — Короткий поцелуй прервал его слова. — Эта женщина не в моем вкусе. Терпеть не могу тощих блондинок.
— И она хуже меня? — с надеждой в голосе спросила Уланова.
— Она бледная и бесцветная.
Женщина тихо рассмеялась.
— Ты успокоилась? — спросил ее Роман. Уланова не ответила, по-видимому, просто кивнув головой. — Вот и хорошо. И никогда не сомневайся в Романе Шкоде, договорились? А теперь мне пора идти.
— Как? — с новой тревогой воскликнула Марина Викторовна. — Ты же только пришел!
— Надо. Понимаешь, надо! Эту Иванову надолго оставлять не следует.
— Господи, кто же она такая и что ей от нас нужно?
— Предполагаю, она из милиции. Хотя точно пока не уверен.
Наступило небольшое молчание, после чего Уланова опять спросила:
— Когда ты теперь придешь?
— А вот этого я сказать не могу. Какое-то время нам не следует видеться. Ну хватит дуть губки. Это ведь только для того, чтобы оградить тебя от лишних подозрений. Скажи, что ты не будешь огорчаться.
— Не буду, — слабым голосом, с назревающими в нем слезами, проговорила Марина Викторовна.
— Вот и замечательно».
Дальше шло длинное и слезливое прощание, достойное мыльных опер родом из Латинской Америки. Я с трудом дослушала его до конца, порываясь встать и выключить пленку.
Как же сильно кипела во мне злость! Казалось, она сейчас выплеснется наружу, и я сорвусь с места, чтобы в лицо высказать Роману все, что я о нем думаю. Значит, он взял под контроль тощую блондинку. Бледную и бесцветную. Ну, подожди, принц из сказки! Я буду не Таня Иванова, если ты не пожалеешь в скором времени об этих словах!
А я-то поверила ему… О каких-то чувствах возомнила. Правильно, Танька, так тебе и надо! В следующий раз не будешь витать в облаках. Но как у него все ловко получилось…
Я нервно закурила. Ладно, Роман, допустим, ты меня опередил. Но кто кого возьмет под контроль в конце концов — это еще вопрос. Я теперь в более выгодном положении, чем ты. Я знаю, что ты за фрукт, а ты ведешь игру, нисколько не рассчитывая на это. И я тебе подыграю. Завтра же и начну. Нет, зачем же завтра?
Я вскочила с места, взволнованная возникшей у меня идеей. Как там Шрамированная говорила? Можно найти ее на углу Большой Казачьей и Горького после восьми вечера? Хорошо, вот туда-то я и отправлюсь.
Глава 15
На подъезде к нужному мне перекрестку все чаще стали встречаться представительницы древнейшей профессии. Погода позволяла им стоять около самой дороги, не беспокоясь за свой внешний вид, — дождь давно прошел. Яркие цвета курток, как ночная иллюминация, бросались в глаза. Девочки все больше группировались небольшими компаниями по три-пять человек, курили, поеживаясь, окоченев на холодном ветру. Порою встречались и одиночки. Они, как на витрине, стояли на самой обочине, выставив одну ногу вперед и задумчиво уставив взгляд в даль.
Шрамированную я не сразу узнала. Увидела еще издали на углу Казачьей и Горького группу из пяти человек и подъехала прямо к ней. От группы сразу же отделилась самая яркая, с огромными стрелками на глазах и с ярко-красной помадой на губах. Она открыла дверцу, оперлась на нее одной рукой, нагнулась и присвистнула.
— Ни хрена себе! С бабой будет дороже. Мы по мужикам специализируемся.
Мне интересно стало, сколько стоит такая любовь. Вдруг в последующих делах пригодится, да и просто любопытно.
— Сколько? — спросила я.
Проститутка отвернулась от меня и спросила у своих подруг, на какую сумму они согласятся. Все обернулись ко мне лицом, и я узнала Шрамированную. Она была в ярко-голубой куртке, настолько длинной, что из-под нее юбки совсем не было видно. Колготки в крупную сетку зрительно искривляли ноги.
Девицы наперебой назвали суммы, каждая свою. Кто-то из них отказался.
— Четыре сотни в час, — выбрала среднее разговаривающая со мной.
— Три, — поторговалась я.
Проститутка недовольно сморщила лицо.
— Но хата твоя, — сказала она.
— Ладно. Только девочку я сама выбираю, — согласилась я.
— Валяй.
— В голубой куртке.
— Лилиана, тебе повезло. — Старшая отошла от машины и обратилась к одной Шрамированной: — Потом расскажешь, как с бабами. Может, и переквалифицируемся.
Все громко рассмеялись, а девица, с которой мне однажды пришлось вместе ночевать в КПЗ, непечатно съязвила. Она подошла к открытой дверце и нагнулась что-то спросить. От неожиданности ее лицо вытянулось удивленно, а потом просияло — она меня узнала.
— Я так и думала, что ты девка умная и от больших бабок бегать не будешь. Решилась все-таки?
— Нет, — я протянула ей отсчитанные заранее три сотни. — Наоборот: это я хочу тебе предложить работу. Вот задаток. После дела еще столько же.
