– Но кто вы, сэр, и как… – немного замявшись, спросила графиня.
– Ваша дочь вам все объяснит. Не волнуйтесь, самое худшее уже позади, – проговорил благородный рыцарь и поклонился Филиппе. – Вы все еще дрожите. Устройтесь поудобнее на сене и постарайтесь успокоиться. Я пришлю вам хорошего вина, чтобы вы могли восстановить свои силы. И не думайте о том негодяе, что напал на вас, – он находится под стражей.
И прежде чем Филиппа или ее мать нашлись что ответить, сэр Рис повернулся и направился в сторону трактира. Филиппа была так потрясена всем случившимся, что бросилась в распростертые объятия Крессиды и горько зарыдала.
Графиня ласково гладила дочь по голове, не донимая ее расспросами. Когда Филиппа вволю наплакалась, мать пристально посмотрела ей в глаза.
– Расскажи мне, что произошло, ничего не утаивая. Что бы ни случилось, я пойму тебя.
– На меня напали… но злоумышленник не успел причинить мне никакого вреда… так как этот джентльмен подоспел вовремя… Его слуга, сквайр, отвел нападавшего к констеблю, как приказал сэр Рис… Из этого следует, что этот рыцарь хорошо здесь известен… Похоже, он занимает здесь важное положение, и именно поэтому я не знаю, как мне относиться к своему спасителю… Я боюсь, что он захочет узнать о нас гораздо больше, чем мы можем сказать, и…
– Успокойся, дитя мое! Хотя из-за темноты я не могла хорошо разглядеть его, но он произвел на меня впечатление благородного и воспитанного человека. Слава богу, он вовремя пришел тебе на помощь. Я боюсь даже представить, что бы произошло с тобой, не окажись он рядом.
– Мама, я боюсь его… и не могу понять, почему… Он был добр и вежлив со мной, но…
– Филиппа, это естественно: ты подавлена всем случившимся, ты переживала за Питера…
– Знаю, – тихо ответила Филиппа, обхватив себя руками, чтобы унять дрожь и озноб, которые лишали ее последних сил. – Я не могу отделаться от мысли, что сэр Рис представляет для нас большую опасность.
– Но почему? Он сделал доброе дело, но завтра мы уедем и никогда больше с ним не встретимся. И он забудет о нашем существовании, уверяю тебя!
– Я так не думаю, – прошептала Филиппа. – Сэр Рис сказал, что он обратится за помощью к людям из трактира, чтобы перенести Питера в помещение и перевязать ему рану… Знаешь, на Питера тоже напали, как и на меня. Я обнаружила его лежащим без сознания, с окровавленной головой. Я опустилась перед ним на колени и попыталась поднять его, и тут… – Филиппа замолчала, слезы снова подступили к горлу, дрожь сотрясала все ее тело. – Я ничего не слышала. Этот негодяй бесшумно подкрался ко мне, как, вероятно, и к Питеру. – Она закрыла лицо руками. – Я понимала, что он убьет меня, но даже не пыталась укусить его за руку, которой он зажимал мне рот, не могла закричать, потому что… потому что…
– Потому что ты боялась, что я брошусь тебе на помощь и он убьет нас обеих! – тихо проговорила Крессида. – Я понимаю, понимаю. – Она тяжело вздохнула, осознав в полной мере, какой они с дочерью подверглись опасности… И вот теперь они сидят и ждут известий о Питере.
Словно в ответ на их тревожные размышления, с порога раздался приглушенный мужской голос:
– Леди, можно войти?
– Да, да, разумеется. – Несмотря на то, что Крессида сразу узнала голос спасителя дочери, она все же заслонила собой Филиппу, когда тот вошел и остановился у порога.
Подойдя к матери поближе, Филиппа могла довольно хорошо рассмотреть его, так как теперь на него падал свет висевшего над дверью фонаря. Сэр Рис оказался высоким мужчиной, крепкого телосложения, широким в плечах и узким в бедрах. Он был вооружен мечом и кинжалом, и хотя его одежда выглядела добротной, ее нельзя было назвать богатой, она скорее была прочной и удобной. У него было широкое открытое лицо с крупным прямым носом и твердым подбородком, темно-карие глаза и темные волнистые волосы до плеч. Его загорелое лицо говорило о том, что его обладатель много времени проводит под открытым небом. Он производил впечатление человека властного, привыкшего к беспрекословному повиновению окружающих, но к Филиппе и ее матери он относился без высокомерия. Филиппа не могла точно определить, сколько ему лет. На вид ему было лет двадцать восемь – тридцать.
Он вежливо поклонился.
– Мне показалось, что рана вашего брата не опасна, миледи. Когда его перенесли в трактир и перевязали, он пришел в сознание. Он сейчас отдыхает в большом зале и, естественно, очень беспокоится о вас и вашей дочери. Я договорился, чтобы вас разместили в той комнате, которую я просил оставить за мной, а сам я размещусь в зале, где смогу присматривать за вашим… дядей.
Когда он произнес слово «дядя», на его губах появилась едва заметная ироническая улыбка, и Филиппа нахмурилась. Неужели он решил, что ее мать тайно путешествует со своим любовником? Девушка покраснела и отвела взгляд от его проницательных темно-карих глаз. Она действительно была благодарна этому человеку за оказанную помощь, но как он посмел заподозрить ее мать в столь неблаговидных делах? Однако он проявил заботу об их благополучии в ущерб себе, и Филиппа почувствовала, что должна найти подходящие слова, чтобы выразить ему сердечную благодарность.
– Я снова должна поблагодарить вас, сэр Рис, за ваше доброе отношение к совершенно незнакомым вам путешественникам, и мы с благодарностью принимаем ваше великодушное предложение. Разумеется, мы не могли бы спокойно оставаться в этой конюшне после… после того, что случилось.
Он кивнул:
– Вы совершенно правы. Пожалуйста, следуйте за мной. Я хочу сам удостовериться, что вы хорошо устроились.
Он снял фонарь с крючка и стоял в дверях конюшни, освещая дорогу Филиппе и ее матери. Едва графиня сделала шаг по темному двору, как сэр Рис подал ей руку.
– Позвольте вам помочь, миледи. Здесь очень темно и скользко. Госпожа, – обратился он к Филиппе, – если вы возьмете свою маму под другую руку, то вам обеим будет не так скользко.
Хозяин трактира встретил их с подобострастной улыбкой. Едва войдя в зал, Крессида быстро подошла к Питеру, который сидел у камина в мягком, удобном кресле. Он был бледен, но в здравом уме и твердой памяти.
– Не волнуйся, сестрица. Мне уже гораздо лучше после доброго вина, которым любезно угостил меня хозяин. Я так зол на себя, что оставил вас совершенно беззащитными в такое позднее время и в незнакомом месте!
– Вот этот благородный рыцарь стал нашим спасителем, – сказала Крессида. – Питер, не казни себя понапрасну. Тебе надо хорошо отдохнуть и набраться сил. Завтра утром решим, продолжим ли мы наше путешествие.
Питер хотел было возразить, но графиня ласково похлопала его по руке.
Сэр Рис велел хозяину подать им самый лучший ужин и затем повел их вверх по лестнице.
Комната была просторная и чистая.
– Мне так жаль, сэр, что вам придется провести ночь в общем зале…
Он рассмеялся и стал собирать свои дорожные сумки.
– Уверяю вас, что нам с Дэвидом приходилось ночевать в гораздо более неприспособленных местах, чем трактирный зал. Я доволен, что вы теперь в полной безопасности и недосягаемы для воров и прочих негодяев с местной пристани. Этим делом займется сам констебль, и, я уверен, вся эта нечисть предстанет перед королевским судом. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома, постарайтесь отдохнуть и хорошенько выспаться после всех треволнений. О своих вещах не беспокойтесь – я пошлю за ними Дэвида.
Направляясь к двери, он невольно коснулся плеча Филиппы, и девушку охватила внезапная дрожь, а в душу закралась необъяснимая тревога.
– Леди Роксетер, прошу вас извинить за те злополучные события, которые омрачили ваше прибытие в родные края после столь долгого отсутствия, – проговорил сэр Рис, обращаясь к графине с поклоном.
Крессида и Филиппа удивленно переглянулись.
– Сэр…
Он поднял руку, остановив попытку графини возразить ему.
– Миледи, дочь сэра Дэниела Греттона, наделенную божественной красотой, трудно с кем-нибудь спутать. Я имел счастье видеть вас однажды, когда вы пришли с вашим отцом на рынок в Ладлоу. Это было еще до того, как вы вышли замуж за милорда графа. – Он широко улыбнулся. – Мне было тогда лет восемь,
