— Извините, а сигарету можно?
— Можно, — сказал со своего места Мельников и бросил мне по воздуху пачку сигарет.
Я положила пачку перед Кириллом. Он закурил, выдержал паузу и произнес:
— Если знать все досконально, то получается, что зла им мог желать только я.
— Что значит — досконально? — насторожилась я.
Вавилов еще немного помолчал, глядя в сторону, потом ответил:
— Я имел в виду, знать их настолько хорошо, как я.
— Извините, вы сейчас какую-то ерунду сказали, — поморщилась я. — У меня создалось впечатление, что вы имели в виду совсем другое, а мне ляпнули первое, что пришло на ум. Вам что-то известно? Что-то такое, о чем не знают остальные?
— Кого вы подразумеваете под словом «остальные»? — посмотрел на меня Кирилл усталым взглядом, и я разозлилась.
— Слушайте, я вам сразу сказала, зачем я здесь — разобраться в вашем деле. Зачем вы уводите разговор в сторону? Почему вы не хотите помочь сами себе? Вы что, хотите, чтобы вас признали виновным и осудили? Или на адвоката надеетесь? Так вот, я вашего адвоката знаю и могу вас уверить, что он сейчас не делает ровным счетом ничего, чтобы выяснить все обстоятельства вашего дела. А деньги далеко не всегда помогают избежать наказания. Знаете, сколько вы получите за убийство, совершенное с особой жестокостью да еще представляющее опасность для окружающих? Пятнадцать лет — это как минимум. А может быть, и все двадцать. Причем в колонии строгого режима. А когда вы выйдете оттуда — если, конечно, не умрете от туберкулеза или еще чего похуже, — строить жизнь заново будет уже поздно. Так что можете считать, что она у вас уже закончена, если будете молчать. У вас, молодого, красивого, умного и богатого.
Кирилл молчал. На лице его блуждала полуулыбка-полуусмешка, и я никак не могла понять, что она означает. Одно я видела точно: он действительно что-то знает, что-то такое, что могло бы помочь вычислить убийцу. Но почему он молчит, неужели покрывает кого-то? Кого и почему? Боится? Но чего еще бояться, когда ему светит такой срок, и он это прекрасно понимает. Или убийца ему настолько дорог? Можно, конечно, предположить, что это Ольга, но стал бы он так ее выгораживать? Особенно если учесть, что она сразу же заговорила о разводе. Кирилл Вавилов представлялся мне достаточно умным и прагматичным человеком, не склонным к подобным «завихрениям».
Я чувствовала, что диалога не получится. И одновременно понимала, что рано или поздно нужно вынудить Кирилла на него пойти. Необходимо найти подход к нему, чтобы он стал откровенным. Но сейчас я не сумею заставить Кирилла раскрыть передо мной душу. Да еще тут этот Мельников, который своим пусть и молчаливым присутствием, а все равно смущает! Не меня, конечно, — меня смутить трудно, — а Вавилову мешает быть откровенным до конца. И поэтому я решила ограничиться определенным кругом вопросов, не затрагивая других тем:
— Скажите, почему на канистре с бензином обнаружены ваши отпечатки пальцев? Вы брали ее?
— Брал, — кивнул Кирилл. — Я и не отрицал этого. И Пашка не врет, когда утверждает, что видел меня с канистрой. Но я хотел заправить мотоцикл. Ромка не мог не заметить, что бензобак был полным, когда он собрался ехать за самогоном.
— А зачем вы заправляли мотоцикл, ведь тогда еще не знали, что Ромка соберется за самогоном? Или знали?
Вавилов вздохнул.
— Я его для себя заправлял, — пояснил он. — Только я не за самогоном собирался, а за молоком, чтобы утречком из холодильничка… Самое то с похмелья. А потом передумал. Вернее, просто лень стало. Все это я сразу объяснил, но меня и слушать никто не стал.
— Хорошо, допустим, — задумчиво сказала я. — От души надеюсь, что вы говорите правду, потому что в противном случае мне будет неимоверно трудно докопаться до истины, если еще и вы станете вешать мне лапшу на уши. А куда вы дели канистру?
— Я ее поставил возле сарая, — припомнил Кирилл.
— На улице?
— Ну да, — он пожал плечами. — Я же не думал, что так все получится.
— И канистрой воспользуется преступник. Бензин ведь в ней еще оставался?
— Ну да, оставался. Но мне и в голову не могло прийти, что… Да и какая разница, где стоит эта канистра? Ну а если бы я занес ее в сарай — что, ее нельзя было достать оттуда? Мы сарай и не запираем, пока находимся на даче. В любой момент может что-то понадобиться.
— Ладно, теперь расскажите, как вы увидели пожар и кто находился в тот момент во дворе?
Кирилл еще раз вздохнул.
— Похоже, пожар первым увидел я, — признал он. — Мы ходили купаться на пруд, но я вернулся первым, у меня что-то голова разболелась, я хотел таблетку принять. Вышел из леса и вижу, что баня горит. В первый миг я остолбенел, потом инстинктивно схватил шланг, затем вспомнил, что воды нет… Тут, кажется, остальные стали подтягиваться, Пашка с Дашкой, Владимир Ефремович. Ну он-то не растерялся, благодаря ему Инесса и осталась жива.
— А вот вы почему-то сели за стол и просто сидели, — напомнила я.
Кирилл снова посмотрел на меня каким-то загадочным взглядом, который я никак не могла понять.
— Я ничего не мог сделать, — пробормотал он и как-то нервно засмеялся.
— Понятно, — констатировала я. Понятно мне было лишь то, что парень никак не идет на откровенность. И все же я попробовала задать еще несколько вопросов: — Кто сейчас руководит вашей фирмой? Ведь, насколько я поняла, вы с Игорем были там главными?
— Да, — согласился Кирилл. — Мы с Игорем и руководили.
— Так кто же там теперь главный?
Кирилл подумал, потом махнул рукой:
— Сергей Кузнецов, он менеджером у нас был.
— У вас с этим человеком какие были отношения?
— Обычные, деловые, — не задумываясь, ответил Вавилов. — Сергей вообще настолько незаметен как человек, что общаться с ним можно только как со специалистом. Работу свою он выполнял хорошо, а больше нас ничто не связывало, домами мы не дружили.
— А он мог испытывать желание руководить фирмой единолично?
— Желания он может испытывать какие угодно, я к нему в голову залезть не могу. — Тон Вавилова почему-то становился все суше. — Если же вы хотите знать, мог ли он ради этого пойти на преступление, то, скорее всего, нет. Он не тщеславен и не честолюбив. Просто этакий скромный трудяга. Ему куда спокойнее получать достойную зарплату за свою работу и мирно спать. Далеко идущие наполеоновские планы и интриги не для него.
— А вы хорошо разбираетесь в людях. — Я пристально посмотрела на него. Вавилов ничего не ответил на это. — Хорошо, я понимаю, почему вы держите у себя Кузнецова и за что платите ему деньги. Но вот зачем вам был нужен Кириченко, у которого не было ни специального образования, ни опыта работы в строительной фирме? Только потому, что он ваш друг? Неужели единственный и настолько близкий?
Вавилов молчал, поигрывая скулами. Потом ответил:
— У него была особая напористость, порой это качество очень ценно.
— Вы опять так ответили, только чтобы я отвязалась от вас, — спокойно улыбнулась я. — Скажите, а яхтой своей вы пользуетесь?
— Нет, не пользуюсь! — вдруг резко ответил Вавилов и даже оттолкнулся ладонями от стола, откинувшись на стуле. — И могу объяснить почему, если уж вам так интересно. Чуть более трех лет назад на ней погиб мой отец. Можете считать меня мистиком, эзотериком, кем угодно, но меня охватывал страх, когда я представлял себя на ней на воде.
— И что же, она так и стоит неприкаянная?
— Почему же. — Вавилов вроде бы стал спокойнее. — Ею пользовались Инесса вместе с Кириченко, Ольга, Ромка…
— И именно из-за вас день рождения вашей матери всегда отмечался на даче, а не на яхте?
