– Полетт, тогда остается только одно – оставить Татьяну Владимировну в полном покое. Она не из тех людей, на которых одиночество может подействовать животворно. Этой змее постоянно нужен некто, на кого бы она выпрыскивала свой яд. Раньше таким объектом был ее муж, потом – Даша. Теперь ей не на кого им брызгать, разве что на своего таинственного недоброжелателя.
За этим разговором мы даже не заметили, как подъехали к поселку. Рядом с открытыми воротами курил охранник.
– Живой, – сказала я Арише. – Значит, Ковалева его не съела.
Парнишка в камуфляже бросил на землю окурок, раздавил его ботинком и сделал мне знак рукой. Я остановилась и открыла окно.
– Вы извините, что мы утром замешкались, открывая ворота, – сказал новенький охранник. – Это та чокнутая тетка виновата. Сама не знает, чего хочет. Налетела на нас, вопросы стала какие-то дурацкие задавать, угрожала начальству пожаловаться…
– И чем же все это закончилось?
– Ушла она ни с чем. Скажите, а что, она действительно в том прoклятом доме живет?
– Где?! – страшно удивилась я.
– Ну, на Кленовой, тринадцать.
– С чего ты взял, что это прoклятый дом?
– Да это не я, это напарник мой так сказал… Вроде весь поселок в курсе, что в том доме нечистая сила обитает…
– Ничего подобного я не слышала, – сказала я, закрыла окно и поехала домой.
– Это ж надо! До охраны слух дошел, а до самой Ковалевой – ни гугу! – возмутился Ариша. – Может, ветер не туда дует?
– Тут все очень просто, – усмехнулась я, – охранники – люди коммуникабельные, а Ковалева мало с кем в поселке общается. Ей даже недавний прием гостей не помог наладить какие-то контакты. Наверное, потому, что плоды ее гостеприимства оказались не слишком-то сладкими.
– Да уж, – согласился со мной дедуля. – Злобин к ней чрез силу пошел, в первый и последний раз. Он мне сам потом сказал. А его Оля, как узнала, что Даша там больше не живет, потеряла к оставшейся в одиночестве соседке всякий интерес.
– Понятно, ведь Татьяна Владимировна ей в подружки никак не годится.
После обеда я включила прослушку. На всех волнах было тихо, и я едва не выключила аппаратуру, пропустив важную информацию. От последнего «жучка» исходил слабый сигнал. Повернув рукоятку громкости до максимальной отметки, я услышала:
– Некогда мне у вас рассиживаться! Если хозяйка узнает, то сразу же уволит меня, – пищал тоненький голосок.
– Не уволит, – возразила Татьяна Владимировна. – В крайнем случае, я все с ней улажу. Зайди и расскажи мне толком, что за слухи об этом доме ходят?
– Не знаю я ничего.
– Ну, конечно! Как по углам шушукаться, так на это все горазды, а как прямо и открыто сказать, так духу не хватает. На, возьми! Может быть, это развяжет твой язык. – В голосе Ковалевой прозвучала надменная снисходительность, наверное, для облегчения вопросов коммуникации она предложила своей собеседнице деньги, какой-нибудь жалкий полтинник.
– Не надо, – пропищал голосок.
– Бери! – настаивала на своем Татьяна Владимировна.
– Спасибо. Собственно, я мало что знаю, – незнакомый женский голосок немного осмелел, – мне Соня, няня Злобиных, на днях сказала, что в этом доме привидение живет…
– Это я, по-твоему, привидение?! – озлобилась Ковалева.
– Вы меня не так поняли, – поспешила оправдаться неизвестная мне женщина и замолчала.
– А ты объясни! Да так, чтобы я поняла. Говори! Не молчи! – настаивала Ковалева.
Повелительная форма ее речи сработала, и женщина принялась робко объяснять:
– Ну, в общем, так, в этом доме постоянно кто-то умирает. Вроде бы призрак первого хозяина этого дома всех последующих жильцов к себе забирает…
– Дура! Ты сама-то веришь в то, что говоришь? Ты же не старая бабка, выжившая из ума, образование, наверное, какое-то имеешь… Привидения, призраки… А пореальнее ничего нельзя было придумать?
– Я тут ни при чем, мне Соня так сказала. – Девушка, судя по ее голосу, окончательно сникла под напором холодного неодобрения хозяйки «дома с привидениями».
– А ты, значит, дальше всю эту дурь по поселку распускаешь? Трубишь направо и налево черт знает о чем! Будь добра, уйми свое словоблудие! – потребовала Татьяна Владимировна. – Все, иди отсюда! И если я узнаю, что ты опять сплетничаешь, я все расскажу твоей хозяйке. Поняла?
– Поняла.
Послушался стук захлопнувшейся двери. Интересно, где же Ковалева наткнулась на эту сплетницу? Очень скоро я узнала ответ на этот вопрос.
– Оля, здравствуйте, это Татьяна Владимировна, ваша соседка. Я, Олечка, собственно, вот по какому поводу вам звоню… Скажите, вас полностью устраивает няня вашего ребенка?… Правда? А это ничего, что она сплетница? Сегодня она обо мне у магазина с чьей-то другой прислугой трепалась, а завтра она и про вас небылицы распустит, а может, уже и плетет… Про меня? Да чушь всякую! Привидение какое-то… Что? Проклятие?! Оля, вы же умная женщина! Ваш муж банком управляет… Ну, да, да, это не имеет никакого значения. Скажите, а до моего Ромы кто-то умирал в этом доме?… Каждый год?! Я думаю, это совпадение. Извините, Олечка, что я побеспокоила вас, не держите на меня зла… До свидания!
Разговаривая с соседкой, Татьяна Владимировна задействовала весь диапазон своего голоса. Начала с холодного высокомерия и закончила нижайшими извинениями. Наглая лицемерка!
Я пошла к дедуле и рассказала ему, что до Ковалевой наконец-то дошли распущенные мною слухи.
– В общем, ветер подул в нужном направлении, – подытожила я. – Я попробую ее этой ночью добить, морально, конечно.
– Каким образом? – поинтересовался Ариша, и я поделилась с ним своими планами. Выслушав меня, он немного подумал, затем тревожно спросил: – Полетт, а это не перебор? Вдруг нервы у этой женщины уже на пределе? Увидит петлю – и влезет в нее?
– Дедуля, я тебя умоляю! – отмахнулась я. – Татьяна Владимировна слишком любит жизнь, чтобы при виде петли на потолке тотчас надеть ее на свою шею.
– Возможно, ты права. Но, моя дорогая Полетт, виселица – это уже серьезная улика! Ее можно сфотографировать, а потом снять и положить в ящик с вещдоками. Вот доносящийся откуда-то голос, возникшее прямо в воздухе изображение – все это субстанции такого рода, что их не подошьешь к делу. Одним словом, это все – мистика, в этом духе тебе и надо продолжать.
– Нет так нет, – я согласилась, но полностью отступать от своих планов не собиралась. Просто не стала посвящать в них деда.
Когда Даша собирала вещи, она уложила диски в красивую картонную коробку круглой формы. Я не знаю, что прежде в ней лежало, могла только догадываться, что в этой упаковке Роман преподнес Даше какой-то подарок. Дело в том, что на внутренней стороне крышки было написано: «Моему самому близкому и родному человечку». Вместо подписи стоял вензель из переплетенных букв – Р и К.
Я надела тонкие резиновые перчатки, протерла влажной тряпкой лощеную поверхность коробки, чтобы на ней не остались мои отпечатки пальцев, а затем положила туда новый моток бельевой веревки, с незапамятных времен валявшийся у нас в кладовке, а также кусок мыла.
Ночью я аккуратно подбросила этот презент за забор, и он упал на землю прямо около калитки. Так что не заметить «подарочек» Татьяна Владимировна просто не смогла бы.
Утром я отправилась в магазин за хлебом, причем решила сделать небольшой крюк и пройтись мимо дома Ковалевой. Едва я свернула на Кленовую улицу, как увидела, что Татьяна Владимировна идет быстрым шагом к мусорному контейнеру. В руках у нее был черный полиэтиленовый пакет, в котором явно лежало нечто круглое. «Коробка», – догадалась я.
Швырнув мой «презент» в мусорку, Ковалева пошла обратно. Мы с ней едва не столкнулись. Я успела разглядеть на ее лице печать дикой злобы. Не страха, а именно злобы.
