Лепски подозрительно посмотрел на него, думая, не разыгрывает ли его Макс.
– Ты находишь?
– Точно. Просто удивляюсь, как это тебе удается так часто менять сорочки.
Лепски просто распирало от гордости.
– Этот вопрос самоуважения. В конце концов, я первый человек в этом городе и должен быть всегда хорошо одет. Но раз уж мы заговорили о сорочках, Макс, то твоя просто позор.
– Возможно, – вздохнул Джейкоби, – но следует учесть, что у меня нет такой жены, как твоя Кэрол.
Лепски мрачно посмотрел на него:
– При чем здесь она? Хорошо, она сдает белье в стирку, но каждый уважающий себя человек должен менять сорочки каждый день. Ты бы лучше последил за этим.
– Ясно, – снова вздохнул Макс. – Я учту это.
Главный врач городской больницы доктор Джеральд Скиннер принял их в своем кабинете. Высокий, худой, лысоватый, он постоянно был занят.
– Насколько я понимаю, вы намереваетесь допросить этого кубинца. Я должен сразу предупредить вас, что он умирает. Есть благоприятные симптомы, указывающие на то, что он скоро придет в сознание. Но будет ли он в состоянии отвечать на ваши вопросы, пока не ясно.
– Он действительно при смерти? – спросил Лепски, сознавая, что это он застрелил молодого кубинца.
Скиннер пожал плечами:
– Я так считаю, но он молод. Мы бы могли его вытащить. Положение тяжелое, но при хорошем уходе в реанимации он, может быть, и выживет. Во всяком случае, мы делаем все возможное.
Лепски фыркнул:
– Он убил двоих. Кого это трогает?
Доктор холодно посмотрел на него:
– Нас это трогает. Мы здесь для того, чтобы спасать жизни, неважно чьи. Я прошу вас допрос этого человека провести как можно быстрее.
– О'кей, док.
Скиннер нажал на кнопку звонка, и появилась медсестра.
– Проводите господ полицейских в шестую палату, – распорядился доктор. – Всего вам доброго. – И, кивнув, доктор взял со стола толстый регистрационный журнал.
Лепски и Джейкоби проследовали за сестрой в палату номер шесть, где лежал Педро Сертис. У его койки сидел детектив третьего класса Ларри Стивенс. Он страшно скучал. Его круглое веснушчатое лицо просветлело, когда он увидел Лепски.
– Этот гад что-то бормочет, – сообщил он и встал. – Ничего, если я пойду позавтракаю?
– Давай, Ларри. А этого предоставь мне.
Лепски уселся на освободившийся стул. Джейкоби придвинул другой, сел на него и на всякий случай достал блокнот и ручку.
Лепски посмотрел на парня, лежащего на койке, и скривился. Если вообще можно увидеть печать смерти, то на бледном, с заострившимися чертами лице раненого кубинца она уж точно была.
Они ждали.
Медленно тянулись пять минут, после чего Лепски потерял терпение. Он схватил Педро за горячие худые запястья и резко встряхнул.
Педро застонал, потом открыл глаза.
– Как ты себя чувствуешь, сын мой? – спросил Лепски. Его мягкий и вкрадчивый голос озадачил Джейкоби, который еще никогда не видел Тома в роли доброго дядюшки.
Педро со стоном вздохнул и снова закрыл глаза.
– Послушай, сын мой, кто ты? – снова спросил Лепски, медленно и отчетливо выговаривая слова. – Как тебя зовут?
Глаза Педро медленно открылись.
– Убирайся к черту, – пробормотал он и закрыл глаза.
– Сын мой, я должен тебе кое-что сказать. Ты тяжело ранен, юноша, и врач сказал мне, что ты не выкарабкаешься. Очень скоро ты станешь неопознанным трупом, если не скажешь мне свое имя! – завел издалека Лепски. – Разве ты хочешь это?
Педро открыл глаза и уставился на него.
– Неопознанный труп, – с грустью в голосе повторил Лепски так, что Джейкоби в удивлении уставился на него. – Обычно мы неохотно говорим об этом, но в этом городе умирает столько бродяг. Вот вчера умер старый пьянчуга. У него не было никаких документов. Никто не знал, кто он такой. Мы пытались разыскать его родственников, но никто так и не объявился. Если в городе появляется неопознанный труп, знаешь, что с ним делают? Погребение стоит денег. Этого старого пьянчугу завернули в брезент и бросили на съедение акулам. Ты же не хочешь, чтобы с тобой поступили так же, сын мой, или нет?
Слушая это, Джейкоби открыл рот от возмущения. Он чуть было не испортил все своим протестом, но Лепски одарил его таким грозным взглядом, что Джейкоби вовремя остановился.
– Никто не хочет закончить свою жизнь в пасти акулы, не правда ли? – продолжал Лепски. – Если бы мы знали, кто ты, мы могли бы обратиться к твоим родным или к твоей жене, если ты женат. Тебя бы достойно похоронили. Ты же не хочешь, чтобы тебя просто бросили в море?
Педро весь трясся, тень ужаса легла на его лицо. Лепски знал, что кубинцы не только глубоко религиозны, но и страшно суеверны, поэтому он спокойно выждал и продолжал:
– Итак, сын мой, помоги нам обеспечить тебе достойные похороны.
Он наклонился к Педро:
– Как тебя зовут?
Дыхание Педро стало прерывистым.
– Акулы? – с трудом выговорил он.
– Да, сын мой, ты же знаешь, что в бухте голодные акулы дожидаются корма.
Педро вздрогнул от ужаса.
– Меня зовут Педро Сертис, – прошептал он наконец.
Все еще добрым, мягким голосом Лепски спросил:
– А где ты живешь, Педро?
– Фиш-роуд, 27, в Сикомбе, – пробормотал тот после долгой паузы.
– Ты женат, Педро? Мы свяжемся с твоей женой и позаботимся, чтобы она тебя достойно похоронила.
– Анита.
– Чем она занимается, Педро? Где работает?
– Она работает… – У него вырвался тяжелый стон, глаза закрылись, а мышцы лица расслабились.
– Быстрее сестру! – резко бросил Лепски. – Похоже, он отдает концы.
Джейкоби вскочил, и тут в палату вошла сестра.
– Время истекло, – предупредила она решительно.
– Ему плохо, – показал на Педро Том.
Медсестра подошла к койке, пощупала пульс и пожала плечами.
– Он еще немного протянет, – безучастно заметила она. – А вы оба уходите немедленно, я должна позаботиться о больном.
На пути к выходу из госпиталя Джейкоби сказал:
– Эта болтовня об акулах была довольно жестокой, ты не находишь?
– Но ведь это сработало! А теперь живо на Фиш-роуд.
Десять минут спустя они уже разговаривали с привратником-кубинцем в многоквартирном доме, где жили Педро Сертис с Анитой. Это был приземистый мужчина с черными усами и маленькими хитрыми глазками.
– Педро Сертис? Точно, он живет здесь. Четвертый этаж, налево.
– Его жена дома?
– Нет, она на работе.
