хранили верхнюю одежду. Я не успела раскрыть рта. Даже не включив свет, он расстегнул ширинку и стал отливать. Шумно. Мощной струей. Прямо на куртки. Я похолодела от ужаса и вдруг услышала звук, который не спутаешь ни с чем, – струя воды, бьющая о пластик. И тут я поняла. Поняла, потому что сама вешала его в шкаф всего пару часов назад. Он мочился на новый плащик Элисон.
Мы с Элисон прижались друг другу плечом к плечу и в ужасе ждали, пока фонтан не иссякнет. Потом наступило молчание. Потом он спутанно и немного растерянно выругался.
И через минуту вывалился из коридора.
– Слушай-ка, Абигайл, детка, ты уж извини, но, по-моему, я написал тебе в карман.
В этот момент я все и решила. Я больше не могу жить с этим человеком; придется от него уйти.
Глава 2
Наутро, стоило мне проснуться, на меня обрушилось осознание того, что сегодня мне, Рози Медоуз, суждено уйти от моего мужа.
Я осторожно выползла из постели и вышла, ступая на цыпочках, вон из спальни, натягивая по дороге джинсы и свитер…
– Ма-мо-чка… Ма-мо-чка… Ма-мо-чка…
Беспрерывные позывные, которые меня и разбудили, становились все громче, и, спеша через лестничную площадку, я почувствовала себя футболистом, выбегающим из туннеля на поле под рев болельщиков.
– Прости, дорогой, – пробормотала я, запихивая ножки сына в штаны и сажая его на колено, – сегодня утром нам надо уйти. Как говорится, сматываем удочки.
Мы спустились вниз. Сидя в высоком стульчике, Айво наблюдал, как я кружусь по кухне, на ходу включая разные автоматы. Тостер, чайник, микроволновка, стиральная машина деловито загудели, а я тем временем намазала маслом тосты, подогрела молоко, постирала одежду и опрокинула в себя чашку кофе. Больше всего мне хотелось поделиться новостями с Элис, а еще нужно было уйти до того, как у Гарри появится шанс меня перехватить. Не стоит ему видеть выражение «нашему браку крышка», которое явно написано у меня на лице.
Но мне не повезло. Через десять минут, как раз когда я одной рукой запихивала Айво в рот последнюю ложку готового завтрака, а другой разгружала посудомоечную машину, в дверном проходе появилась голубая полосатая пижама. Гарри зевнул, потянулся и почесал репу, словно медведь-великан.
– У-у-у-у, ну дела. Что-то у меня с животом. – Он осторожно похлопал по пузу. Это был обычный эвфемизм Гарри, которым он обозначал тяжкое похмелье. – Что это ты так рано оделась?
– Разве? – с виноватым видом ответила я. – Ну, знаешь, я просто подумала: такое чудесное утро, прогуляюсь-ка я с Айво в парк.
Он недоверчиво заворчал и опустился на стул. И стал сидеть и ждать, пока его обслужат. Я сделала чашку кофе и поставила перед ним.
– У меня такое противное чувство, будто я опозорился, – промямлил он, помешивая кофе. – Вроде припоминаю, что вчера я был не в себе.
– Ничего особенного, – беспечно произнесла я.
– У него опять слюна течет, – вдруг проговорил Гарри, и скорчил отвратительную мину. – Господи, Рози, это омерзительно, прямо по подбородку. Сделай же что-нибудь!
Я взяла из раковины тряпку и вытерла лицо Айво. Гарри сидел на месте, онемев от ужаса. Я подняла Айво со стульчика.
– Всего лишь капля молока! Бога ради, Гарри. Когда Айво родился, Гарри был в восторге. Сын, наследник трона Гарри Медоуза, династии, владеющей домиком с общей стеной на Меритон-роуд, – чего еще желать мужчине? От радости Гарри пришел в состояние эйфории, он поднимал тосты за свои гены, свою мужскую силу, великолепное оснащение, поздравлял себя – и даже поздравил меня, всего один раз. Но мрачная реальность воспитания ребенка явно пришлась ему не по вкусу. Родительские обязанности Гарри представлял себе так: каждый день, в шесть часов вечера ему должны приносить чистенького выкупанного ребеночка с аккуратным пробором в волосах и в отглаженной мужской пижамке. Пару минут он повозится с младенцем на коленях. Может, даже снизойдет до сюсюканья и поиграет с малышом в «кочки», но как только тот, не дай бог, соберется рыгнуть, немедленно передаст его матери.
Самое забавное, что до сих пор именно отношения Гарри и Айво мешали мне бросить все и вернуться к свободной жизни. Можете считать меня старомодной, но я твердо верила, что мальчику нужен отец: плохой ли, хороший, равнодушный, но желательно его собственный. Так что я не уходила. Но с недавних пор до меня стало доходить: если в глубине души я все равно знаю, что не смогу жить с Гарри вечно, не лучше ли уйти сейчас? Пока Айво еще ничего не понимает? Ведь в шесть, десять, четырнадцать лет пережить развод родителей будет куда труднее. Запихивая ручонки Айво в вельветовую курточку, я испытала короткий укол сожаления, но проглотила его, ожесточив свое сердце. Посадив сына на бедро, я обернулась и бодро улыбнулась мужу.
– Ну, мы пойдем, – бросила я, надеюсь, не слишком серьезно.
– Куда вы собрались? – пробурчал он из-под «Телеграф».
– Заглянем к Элис. Ты сегодня будешь работать?
– А как же еще?
– Да, разумеется, – пробормотала я. Хотя это был спорный вопрос.
«Работать» в понимании Гарри означало: неторопливо позавтракать, переодеться, иногда по три- четыре раза – ведь наш Гарри настоящий модник; медленно подняться наверх, пройти сквозь дверь кабинета и внезапно – абракадабра! – превратиться в специалиста по недвижимости! Поскольку недвижимости у Гарри было всего два дома, в одном из которых он жил, а другой сдавал, можете представить, какая напряженная у него работа. Так чего удивляться, что от адски тяжелой работы у него проблемы с кишечником. Чего удивляться, что ему приходится избавляться от стресса, все утро названивая друзьям, которых зовут Банки, Манки и Спанки и которые заняты столь же кипучей деятельностью. Чего удивляться, что в конце концов он так перетруждает себя, что приходится лежать, растянувшись на диване до обеда. Остаток дня проходит примерно так Ровно в двенадцать звонит телефон, Гарри плетется к столу, и начинается разговор:
– Шалтай?
– Боффи!
– Как работа?
– Странно, сегодня совсем не идет. – (Мне особенно нравилось слово «странно».) – Может, перекусим?
– Почему бы и нет? Увидимся в час.
И Гарри отправляется в клуб, оптимистично взяв машину, но всегда возвращаясь без нее – в лучшем случае в такси. Просунув ключ в дверь после нескольких попыток, снова заваливается наверх, падает на диван, выходит в пять, принимает ванну, напивается в хлам, ужинает, заливает еще сверху и идет спать. О да, работка не бей лежачего.
Я вышла и с Айво на руках заспешила вниз по тропинке.
– Я забыл – куда вы идете? – Голос Гарри внезапно остановил меня. Я виновато обернулась. Он стоял в дверях.
– В парк, потом к Элис.
– В такой час? Такие, как она, встают не раньше десяти. Храпят в своих норах, видят галлюциногенные сны. – Он нахмурился. – К тому же я тебе говорил: не нравится мне, что Айво ездит на этом велосипеде.
– У него шлем, Гарри, – терпеливо ответила я, усаживая Айво на детское сиденье своего велосипеда. – И ему нравится кататься, к тому же мы всего лишь едем через парк.
– Вообще-то, Гарри не нравилось, что мы оба катаемся на велосипеде. Для Гарри имидж – это все, а велосипеды – слишком уж богемно. Ему хотелось, чтобы я одевалась с головы до ног в темно-синее, с отдельными минималистскими акцентами белоснежного – трусики и жемчуга, – а Айво был бы одет морячком. И чтобы мы оба ехали в темно-зеленом «рейнджровере», причем Айво сжимал бы в руках паленый экземпляр «Маленького негритенка Самбо».[9] К счастью, капитала от недвижимости на Меритон-роуд хватило бы лишь мне на трусы и Айво на костюмчик.
