Максима Васильевича. Там они нашли хранившуюся в особом помещении большую высеребренную купель, похожую на те, которые употребляют в церквях при крещении младенцев. Купель эта была перенесена Никифором в моленную. Ее поставили посреди комнаты, укрепили в полу, и в нее была налита вода. В верхние борта купели были привинчены четыре коротких посеребренных подсвечника. В подсвечники Никифор вставил толстые восковые свечи и дал им обгореть. Это достаточно осветило всю моленную. Особенно ярко была освещена купель и налитая в нее вода.
Моленная представляла из себя комнату аршин в двенадцать ширины и несколько большую по длине. В правом углу моленной (от входа) были расположены иконы. Весь этот угол был ими увешан очень богато. Иконы были старинные, в серебряных ризах. Перед ними висела большая лампада красивой московской работы, украшенная сквозными разноцветными каменьями. Когда Никифор заправил эту лампаду и погасил обгоревшие на купели свечи, в комнате воцарился таинственный полусвет. Мы должны еще сказать, что раньше принесения купели под самыми иконами было поставлено особое большое кресло. Оно предназначалось для Максима Васильевича. Во время моления он будет на этом кресле сидеть спиной к иконам и лицом к освещенной купели.
После захода солнца, когда стало темнеть, начали собираться божьи люди к Ракееву на моление. Войдя в ворота, они проходили в нижние комнаты дома со двора по отдельному входу. Никифор приказал к этому времени осветить восковыми свечами эти комнаты; там божьи люди должны будут переоблачаться. Всех приглашенных собралось к ночи пятнадцать братцев и пятнадцать сестер. Духовные христиане готовились там к молению. Они ждали, когда Никифор засветит купель и позовет их в моленную.
Наконец, по зову Никифора, моленная стала наполняться. Приглашенные, переодетые в «белые ризы», чинно входили в комнату, клали перед иконами поклоны и рассаживались на лавках, расположенных по стенам моленной. Рассаживались они вперемежку, мужчины и женщины. По правую руку от места, приготовленного для Ракеева, села богородица Манефа. Она вошла в моленную насупленная и казалась в дурном настроении. Из слов Никифора она поняла, что Ракеев ее не пригласит к себе на ночное радение, как это было в прошлом году. Совершенно иначе выглядела другая хлыстовская пророчица, Маланья, которая была начальницей во второй ракеевской обители. Улыбка играла на ее лице. Это была еще молодая женщина с нервными глазами, худенькая, небольшого роста. Лицо ее было миловидно. Она села по левую сторону от того места, которое было приготовлено для Ракеева.
Вошла в моленную и наша Машура. Она вошла с Таисой и хотела с ней усесться, но Никифор указал Машуре место в самом конце от почетного угла моленной, ибо Машура была младшей из всех собравшихся. Никифор посадил ее рядом с братцем Василием, приехавшим на моление из их же обители. Этого Василия Машура успела узнать за свое краткое пребывание у Таисы. Она проработала с ним несколько дней на общественном огороде. Василий, мужик уже на возрасте, участвовал в прошлом году на большом молении у Ракеева. Машура была рада, что ее с ним посадили.
С интересом и благоговением оглядывала Машура все, что ее сейчас окружало. Эти сидящие по стенам строгие лица в светлых одеяниях, эти блестящие в серебряных ризах иконы, эта освещенная четырьмя большими свечами купель, стоящая перед ней, наконец, эта тишина и благолепие – все это уносило Машуру в какой-то иной мир, столь отличный от повседневных впечатлений.
Скоро в дверях показался сам Ракеев. Он тоже был в белой длинной рубахе и босой. Когда он вошел, все встали. Он помолился на иконы и медленно прошел к своему месту под образа. С его входом все запели Молитву Господню. После пения Максим Васильевич, а за ним и все остальные уселись на свои места. Воцарилась полная тишина.
Ракеев встал со своего места, торжественно оглядел всех и громко сказал:
– Чада мои духовные! Сей воскресный день избрал я для великого нашего радения. Но прежде радения примем обет сохранить в строгой тайне, что Господь Бог явит нам сегодня по великой милости своей. Никифор! – обратился он к своему апостолу. – Возгласи клятвенное обещание, которое за тобой будут повторять все, здесь присутствующие.
Сказав это, Ракеев сел на свое место.
Тогда встал Никифор, а за ним встали все божьи люди. Никифор начал говорить, и все стали за ним повторять такую клятву:
«Обещаемся не сказать никому, что Господь Бог, по благости своей, явит сегодня нам, избранным Его. И если, по чьему-либо вражьему навету, нас будут в это допытывать попы и допрашивать чиновники на суде, если даже кнутом будут бить, огнем жечь – все это претерпеть – только святого дела нашего не выдавать».
После произнесения этих слов все начали подходить к Ракееву, чтобы приложиться ко кресту, который Максим Васильевич взял в руки со стоявшего около него аналоя. Он давал каждому целовать крест.
В конце всех подходивших ко кресту стала приближаться к Максиму Васильевичу и Машура. Она не могла оторвать своих темных блестящих глаз от фигуры одетого в белое «обретенного христа». С волнением она подошла к нему, с волнением поцеловала крест и белую руку «христа». И ей показалось, что он чуть заметно ей улыбнулся, ласково на нее глядя. Машура вся просияла от этой улыбки. Она была счастлива.
Когда прикладывание ко кресту было кончено и все расположились на своих местах, Максим Васильевич сказал:
– Возлюбленные дети мои! Приступим с благоговением к великому нашему молению. Возьмите друг друга за руки, станьте вкруг купели и молите Господа Бога о ниспослании чуда, о ниспослании движения воды в нашей святой купели. Молитесь и пойте псалом, который я вам дал. Я же буду у икон Божиих возноситься в помыслах моих к Отцу моему небесному… – он сел в свое кресло и склонил голову на грудь. Уста его шептали молитву. Через несколько секунд движение его губ прекратилось. Максим Васильевич закрыл глаза и казался как бы погруженным в сон…
Божии люди взяли друг друга за руки, и весь этот тесный круг молящихся двинулся тихо кругом купели. Апостолы и старицы, которые бывали на таких молениях раньше и знали его порядок, торжественно запели «стих», сочиненный для этого самим Ракеевым. Стих был коротенький, и они повторяли его несколько раз. К пению апостолов и стариц присоединились потом и все остальные, в том числе и наша Машура.
Слова молитвенных стихов были следующие:
С этим не прекращающимся тихим пением и хождением вокруг купели стали действительно разгораться сердца участвующих. Все жаждали чуда, все не отрывали своих взоров от ярко освещенной воды. И вот вдруг первая, вне себя, закричала Маланья:
– Вижу, вижу! Кипит, кипит!.. Господи, спаси нас и помилуй!..
Тогда увидали все, и Машура со всеми, что вода в купели стала приходить в движение. Машура видела, что это движение усиливается, что вода будто даже забурлила. Ей сделалось жутко…
– Тушите свечи! – неожиданно для всех громко сказал Никифор. Кто-то исполнил приказание, и комната погрузилась в полумрак, освещенная лампадой перед иконами. Пение и хождение прекратилось. Все остановились, держа друг друга крепко за руки.
От своего как бы забытья очнулся вдруг сидевший под образами Максим Васильевич. Среди всеобщей тишины раздался его голос: «Пошли, Господи, великое чудо твое, яви нам твое знамение!»
И вот Машура увидала нечто, еще более ее поразившее. В воздухе показался огонек. Он словно проскользнул змейкой над купелью, потом другой, третий… Наконец под самым потолком показалась звездочка; она продержалась несколько мгновений в воздухе и упала в воду купели…
– Молитесь все о великом чуде, – сказал торжественно Ракеев, – и Бог пошлет его нам. Глядите, глядите, – заговорил он вдруг быстро, будучи сам в большом волнении. – Над купелью сам агнец Божий.
И все увидали, что над купелью стало материализоваться светлое облако и на нем как бы очертание лежащего младенца…
При этом явлении всеобщий экстаз дошел до высшего напряжения. Многие закричали: «Христос! Христос!» Некоторые плакали от охватившего их восторга… Раздались нервные вскрикивания. Участвовавшие, вне себя, не могли уже держать за руки друг друга. Круг распался… Все спуталось. Машуру
