— Сдается мне, что это вы, — он склонил голову в театральном поклоне.
— Боюсь, вы ошиблись, — я попыталась слегка охладить его пыл.
— Не думаю. Жемчужный редко ошибается. Это не в его стиле.
За все время нашей беседы Константин ни разу не взглянул на Решетникова. Хотя пришел он именно к нему.
— Вы любите театр? — неожиданно спросил он, продолжая разглядывать меня.
— А это-то здесь при чем?
Редко кому удавалось загнать меня в тупик. Я, как правило, за словом в карман не лезла. Но Константин Жемчужный чем-то напоминал мне неиссякаемый фонтан. Говорить с ним серьезно не представлялось возможным.
— Я актер, — он снова поклонился. — Актер свободного жанра. Я и комик, и трагик, и герой-любовник, но только не статист. Вы когда-нибудь слышали о разноплановых актерах?
— Приходилось.
— Так вот это я. Театр обожаю с детства. Практически с пеленок решил стать актером. И стал. Можете себе представить?
— Могу, — честно ответила я.
Глядя на него, можно было представить все, что угодно.
— В таком случае, приглашаю вас завтра вечером на премьеру, — Жемчужный, как фокусник, взмахнул рукой, и между его пальцев появился пригласительный билет. — Этот для вас.
Я взяла в руки белый бумажный квадратик. На нем было отпечатано синим шрифтом:
«Премьера! Эрдман. „Самоубийца“. Начало спектакля в 18.00».
Я перевернула билет. На оборотной стороне размашисто подписано: «С уважением, Константин Жемчужный».
— Спасибо, — ответила я.
— Обязательно приходите, — нагнулся и, взяв мою руку, запечатлел на ней поцелуй.
Только после этого он повернулся к Решетникову.
— Ну что же ты стоишь, Саша? Или не рад видеть друга? Почему, кстати, не на работе? Я, понимаешь ли, несусь к нему в клинику, как договаривались вчера, спешу заключить в объятия, а мне говорят, он только что уехал домой. Это же непорядок! Согласись.
— Да вот племянница сегодня приехала, — виновато ответил Александр Михайлович, направляясь навстречу гостю.
— Племянница? — обрадовался Жемчужный. — И ты молчал? Почему я раньше ни разу не слышал о том, что у тебя есть такая красивая племянница?
Решетников в ответ лишь пожал плечами.
— Хорошие друзья так не поступают, Саша, — Костя погрозил ему пальцем. — Ну да ладно, что бог ни делает, все к лучшему. Узнай я о Женечке гораздо раньше, не было бы сюрприза. Правильно?
— Да. Правильно, — сказал Решетников и тут же спросил: — А ты чего так срочно хотел меня видеть?
— То есть как чего? — громко возмутился Жемчужный. — Соскучился. Неужели непонятно? Ты на премьеру ко мне собираешься или нет?
Не успел Решетников опомниться, как у него в руке оказалось точно такое же приглашение.
— Извини, Кость, — замялся он. — Я, наверное, не смогу. Да ты знаешь ведь, не жалую я особо театр.
— Вот и зря. — Константин ничуть не расстроился и не смутился. — А почему не сможешь?
— Аня не пойдет, а один я…
— Почему один? — перебил его шумный визитер. — Вот с Женечкой и приходи. Да, Женечка?
Я ничего не ответила.
— Ну не знаю, — Александр Михайлович по-прежнему вертел в руке контрамарку. — Посмотрим.
— Ну смотри, смотри. Только я тебе слово даю. Спектакль — блеск! Другого такого в жизни не увидишь. Это же Эрдман! Уловил?
— Уловил, — кивнул Решетников.
— Молодец! — Костя весь просиял. — А теперь, если вы не возражаете, Женечка, я украду вашего дядю буквально на пару слов.
— Пожалуйста, — ответила я.
Это не значит, что я безгранично доверяла Константину Эдуардовичу, но, полагаю, у него не было немедленного намерения убить доктора.
Они вышли из гостиной, а я вернулась к креслу и села в него. Мужчины отсутствовали совсем недолго. Они вернулись уже через минуту, и лицо Жемчужного при этом сияло еще больше, нежели до прихода.
— Вот и все, — объявил он. — Женечка, вы не успели затосковать?
— Не успела. — Не знаю почему, но он начинал мне нравиться. Наверное, из-за своей неуемной энергии.
— Тогда спешу откланяться, дабы не отвлекать вас от дел насущных, но очень и очень надеюсь завтра лицезреть вас на своей премьере. Договорились?
— Я тоже подумаю, — впервые я улыбнулась ему в ответ.
— Хорошо. Только не очень долго. Не стоит напрягать такую очаровательную головку чрезмерными раздумьями.
Выдавая фразу за фразой, Жемчужный пятился назад и оказался уже у самого порога.
— Пока, Костя, — сказал Решетников.
— Будь здоров, Саня. Не кашляй. Был очень рад, Женечка!
С этими словами он испарился. Одно слово — актер.
— Это друг детства, — произнес Александр Михайлович, как бы оправдываясь передо мной.
— Говорливый, — вынесла я свою оценку.
— Он всегда такой.
— Зачем он вас отзывал?
— Да так, пустяки, — отмахнулся Решетников.
— Александр Михайлович, — напомнила я, — я ваш телохранитель и должна знать все.
— Денег занимал, — неохотно признался он.
— Дали?
— Дал.
На этом разговор о Жемчужном был исчерпан. Поинтересоваться этой личностью поподробнее я еще успею.
Мы с Александром Михайловичем посидели еще с часок, попили кофе, за которым он любезно сходил еще раз, поболтали о жизни насущной, и надо заметить, что за время этого разговора мое мнение о докторе несколько улучшилось. Во всяком случае, он уже не вызывал такой резкой антипатии, как в первые минуты нашего знакомства.
Аня больше к нам так и не присоединилась, да и меня, честно говоря, не очень-то интересовало, чем она там занимается.
Затем мы вдвоем пообедали. Надо заметить, готовил Александр Михайлович очень даже вкусно. Особенно мне понравился суп, в который Решетников бросил кубик «Галлина Бланка». Лишь ненадолго он оставил меня одну, и то лишь для того, чтобы отнести обед жене.
Когда же наконец мы поднялись с ним наверх, времени было половина третьего. Для начала Решетников показал мне мою комнату, которую, как оказалось, он приготовил еще вчера с вечера, и я осталась довольна своим временным местом проживания.
Однако, когда Александр Михайлович предложил располагаться и отдохнуть с дороги, я сказала:
— Давайте сперва осмотрим вашу комнату.
— Зачем? — удивился он.
— В целях безопасности, — лаконично ответила я.
Мы прошли по коридору, и, открыв одну из дверей, он пропустил меня внутрь.
— Так не пойдет, — заявила я прямо с порога.
