вчера было пророческое видение. В нем я и видела, как там у священника все было.
— Понятно, пророчить начали, — проворчал следователь. — Вы, Евгения Максимовна, кажется, на вишневом «Фольксвагене» ездите? — он продиктовал мне номер машины и ехидно спросил: — Ваш?
— Мой, — призналась я честно, затем добавила, грустно вздохнув: — Был до вчерашнего вечера. Не поверите, оставила его вчера перед домом, не успела оглянуться, и уже нет. Угнали. И ведь совершенно новый, магнитолу недавно поставила, колонки. Я до сих пор не могу успокоиться. Утром подала заявление об угоне.
— С огнем играете, — предупредил следователь. — Вашу машину изрешеченной нашли на набережной у дома священника и по данному факту ведется расследование. Молите бога вместе со своим клиентом, чтоб ничто не указывало на вас, иначе возникнут серьезные проблемы.
— Вячеслав Юрьевич, я сейчас дни напролет провожу в молитвах, — серьезным тоном произнесла я, — подумываю даже в монастырь уйти. Мне не до мирских проблем, и если что случится, то помните, что я к этому не имею никакого отношения.
— Вы что, в открытую заявляете, что что-то должно случиться? — зло воскликнул следователь.
Притормозив, я свернула на перекрестке и ответила:
— Вы отпустили бандита, жаждущего смерти моему клиенту, и думаете, что все будет нормально? Мне придется защищаться, и это право, Вячеслав Юрьевич, вы у меня не отнимете.
— Не делайте глупостей, — попросил следователь взволнованно. — Голов сейчас достаточно напуган нашим расследованием, и он не посмеет вам ничего сделать. Вы тоже к нему не лезьте. Мы сами во всем разберемся.
— Разбирайтесь, не буду вам мешать, — ответила я спокойно. Хотела сказать, что только что видела отца Глеба и он совсем не показался мне напуганным, но решила промолчать, а вместо этого поинтересовалась — ведет ли доблестная милиция хотя бы слежку за священником? Вопрос возник потому, что я видела, как за внедорожником настоятеля от кафе увязалась синяя «девятка». Было не совсем понятно: прикрытие это или хвост.
— А вы как думали? — язвительно спросил следователь. — Сделали все по правилам, наблюдение за домом, за ним самим. Телефон поставили на прослушку. Решись он на какую-нибудь гадость, мы его сразу возьмем. И еще одно, можете забрать свою машину. Мы что надо с ней сделали, зафиксировали должным образом. Она у нас на стоянке. Знаете, где это?
— Да, Вячеслав Юрьевич, спасибо, заберу. Желаю удачи, — попрощавшись, я отключила сотовый, посмотрела на экран навигатора и увидела, что нахожусь рядом с целью своей поездки — городским Музеем искусств.
Свернув к парку, я притормозила у двухэтажного старинного здания желтого цвета с белой отделкой под замковые камни. Не выходя из машины, сделала еще один звонок, заместителю прокурора Тарасова. Ему я сообщила, что располагаю долговой распиской его сына на полмиллиона.
— Не советую меня шантажировать, — прорычал зампрокурора в трубку.
— Я и не собираюсь, — возразила я. — Но согласитесь, ведь если послать эту расписку вашему начальству, то это может пагубно отразиться на вашей карьере.
— Что вам надо? — с ненавистью спросил зампрокурора.
— Честное и непредвзятое расследование по делу отца Глеба, настоятеля тарасовской церкви, — ответила я. — Все санкции, которые будут запрашивать у вас следователи, чтоб немедленно подписывались. Никаких пробуксовок и волокиты. Если все пройдет гладко, я уничтожу расписки и ваши фотографии в неприглядном виде с девочками. — Про фотографии я приврала, но трюк сработал.
— Что-о! Фотографии! — завопил зампрокурора. — Но это же я к другу зашел на день рождения. Мы ж просто сидели.
— Вот и досиделись, — буркнула я. — С вашей должностью надо аккуратнее друзей выбирать.
— Подождите, вы работаете на Мусу? Ведь расписка была у него, — спросил мужчина настороженно.
— У Бубна, — поправила я. — Но ему пришлось отдать все мне. Я же работаю против Мусаевских.
— А вы точно все уничтожите, если я поступлю как надо? — с недоверием спросил зампрокурора.
— Век воли не видать, — пообещала я горячо и сбросила звонок.
Вышла, поставила машину на сигнализацию, поднялась по ступеням крыльца к массивным дверям. При входе пришлось купить билет. Затем я прошла в залы, где мне встретилась администратор — полная женщина средних лет в синей двойке из пиджака свободного покроя с юбкой до колена.
— Ирина Львовна, — обратилась я к ней, прочитав фамилию на бейджике, — не могли бы вы мне помочь с одним вопросом?
— Насчет организации экскурсий — это не ко мне, пройдите к руководству, — прозвучал в ответ лишенный интонации голос администратора.
Женщина собралась отойти от меня, однако я не дала, преградила путь и вежливо произнесла:
— Нет, вы неправильно меня поняли. Я не насчет экскурсии. Моя родственница передала вашему музею икону и попросила меня узнать, как сложилась ее судьба здесь. Она сама приехать не может, болеет, а вы бы мне показали, где она выставлена, я посмотрела бы и успокоила бабушку.
— А какая именно икона? — нахмурилась администратор.
— Вот, посмотрите, — я показала ей фотографии на экране своего мобильного.
— Нет, она у нас сейчас не выставлена, — покачала головой женщина и предложила зайти к специалисту, хранителю музея, так как икона могла находиться в хранилище или на реставрации. — А вот и он, — администратор указала на невысокого, смуглого, плотного мужчину, который прогулочным шагом вышел из соседнего зала. — Роберт Карлович, эта женщина икону одну ищет. Может, вы ей сможете помочь?
— Что за икона? — промурлыкал мужчина в усы, как кот, и прищурился на меня, оценивая взглядом.
Я, объяснив, показала ему фотографии.
— Да-да, мне она знакома, — кивнул Роберт Карлович с мягкой улыбкой. — Мы ее отправили на экспертизу в Москву. Вот со дня на день ждем ответа.
— А зачем на экспертизу, вы что, сомневались в ее подлинности? — спросила я вкрадчиво.
— Не скрою, сомнения имелись, и большие, — ответил Роберт Карлович с умным видом. — Почему, объяснять не буду, потому что вы все равно неспециалист и не поймете. Лучше скажите, откуда икона у вашей родственницы взялась?
— Прабабушка оставила, а ей какой-то военный подарил еще в Гражданскую, — соврала я не моргнув глазом. — Зачем вам все это, икона-то все равно поддельная?
— Не поддельная, а копия, однако тем не менее она представляет определенную ценность, — возразил Роберт Карлович. — Поэтому нам и важно выяснить историю ее появления. Я буду очень признателен вам, если вы мне все подробно расскажете. — Он улыбнулся и привычным движением поправил усы.
— А нечего рассказывать, мне известно все в общих чертах. Расспросите об иконе ее владелицу, — ответила я и перевела разговор на другую тему: — В Карасеве, в одной из церквей, была копия этой иконы. Я слышала, что ее носили в ваш музей проверить и им сказали, что это свежая подделка и никакой ценности она не представляет. Как же так махом смогли определить?
— Извините, как вас по батюшке? — спросил хранитель музея со снисходительной улыбкой.
— Эмма Викторовна, — ответила я, потому что в сумочке лежали корочки на имя Опариной Эммы Викторовны. По ходу выполнения заданий нередко приходилось менять внешность, а это подразумевало наличие нескольких комплектов поддельных документов. Их я носила в потайном отделении сумочки.
— Любезная Эмма Викторовна, — продолжал хранитель, — скажите, как я могу объяснить вам то, чему сам учился всю жизнь? Процесс определения подлинности произведения искусства — это сложный процесс. Человек, занимающийся этим, должен в совершенстве знать историю, химию, биологию и даже геологию. И надо не просто знать, а уметь применять свои знания на практике.
— Так это вы, Роберт Карлович, определили, что икона недавняя копия? — перебила я его нетерпеливо.
