— Всякой, всякой, господин следователь, и человеческой, и денежной…
— Чего он от вас хотел? — не снижал натиска Вирхов. — Отвечайте коротко и ясно.
— Он, он хотел, чтобы я дал ему денег, — продолжал лепетать Модест.
— А зачем?
— Он опять на мели… Холсты, краски, реквизит… Он хотел, господин Вирхов, чтобы я дал ему денег, а он обойдет все места расположения своих портретов и заплатит за ночное дежурство прислуге… Портретов-то много… И денег надо много…
— А откуда деньги у вас в большом количестве? — наседал Вирхов.
— И у меня нет, нет у меня таких денег, — застонал Модест, — зачем вы меня мучаете? Едва отделался от проклятого гения.
— И где же ныне пребывает господин художник?
— Побежал дальше деньги искать. Но обещал заглядывать ко мне, чтобы узнавать сведения о мистере Стрейсноу.
— А что его интересует в этом англичанине? — спросил Вирхов.
— Видите ли, господин следователь, — заерзал на стуле Модест, — я обещал вам говорить всю правду, так я ее и скажу. Вы показывали Роману какие-то следы, нарисованные на бумаге… Вы не знаете художников, не знаете их творческую фантазию! Может быть, он и сказал вам, что рисунок ноги похож на мой, не знаю, но мне он говорил совершенно другое.
— О чем это вы изволите рассуждать? — недоуменно спросил Вирхов.
— Понимаете, господин Вирхов, — понизил голос Багулин и, обернувшись на застывшего с пером в руках письмоводителя, добавил: — Он просил меня следить за мистером Стрейсноу.
— Вот как? — поднял плоские белесые брови Вирхов. — А зачем?
— Видите ли, художник слышал россказни, что по столице разгуливает оживший призрак императора Петра и поджигает свои изображения. Вместе с арапчонком. Художник в призраков не верит и думает, что за призраком скрывается мистер Стрейсноу…
— Но зачем ему-то уничтожать картины Закряжного? — удивился Вирхов. — И потом, он мог уничтожить их в его мастерской — и сразу несколько сотен!
— Эту версию Роман мне тоже излагал, — подтвердил Багулин. — Да в мастерской опасно, там ваши люди дежурят.
Вирхов с досады крякнул.
— Только я следить за мистером Стрейсноу не стал, хотя думаю, что под опасениями Романа почва есть, — продолжил Багулин.
— И какая же это почва? — усмехнулся Вирхов.
— А все та же, — быстро залопотал толстячок, — все та же, господин следователь. Художники-то люди глазастые, наблюдательные, зоркие, глазомер у них развит великолепно. Вот он и утверждает, что отпечаток ноги, который у вас есть, принадлежит мистеру Стрейсноу.
— Не может быть! — Вирхов хлопнул ладонью по столу. — У такой махины и такая маленькая нога? Не верю!
— А напрасно, уважаемый Карл Иванович, напрасно, и у императора нашего, Петра Великого, ножка- то тоже была девичья…
— Вы шутите? — Плоские брови Вирхова взметнулись вверх, он вынул носовой платок и отер испарину со лба.
— Нет, господин следователь, истинную правду говорю. Можете справиться у историков, они мастера ищейных дел.
Страховой агент с видимыми усилиями наклонился и, шумно пыхтя, стал расшнуровывать штиблеты.
— Что вы делаете? — перегнулся через стол Вирхов.
— Зовите ваших экспертов, — голос Багулина звучал натужно, — мне время терять нельзя, а то и без хлеба насущного останусь, если каждый день на допросы ходить буду. Я готов дать отпечатки своих ног.
После легкого замешательства изнуренный Вирхов — от своего метода он, кажется, уставал гораздо больше тех, на ком его испытывал! — нажал на кнопку электрического звонка и распорядился вызвать специалиста. Через минуту все необходимое было принесено: тазик с теплой водой, мыло, полотенце, баночка с краской, валик, фарфоровая дощечка, листы гладкой плотной бумаги.
Едва сдерживая смех от холодных щекотных прикосновений типографской краски, Модест терпеливо ждал, пока эксперт прилаживал его ноги к фарфоровой пластинке, потом с удовольствием ступил на расстеленный лист бумаги. Когда он сел, эксперт осторожно отделил оттиски от синих подошв. Довольный толстячок опустил обе ноги в тазик, намылил ступни, потер их друг об друга и вынул ноги из посиневшей воды. Насухо обтерев их поданным полотенцем, Модест обулся и встал.
— Могу ли я идти, уважаемый Карл Иваныч? — спросил он тихо.
— Ступайте, ступайте, Модест Макарович, — махнул рукой Вирхов, — если еще что-то интересное вспомните, милости просим, окажите помощь следствию.
Когда дверь за Багулиным закрылась, Вирхов устало опустился в кресло — перед ним на столе лежали два листа с оттисками багулинских ступней.
Вирхов достал из ящика письменного стола брошюрку, в которой излагалась классификация ступней, составленная основоположником педологии, английским профессором Османом.
Так, что там пишет англичанин? Главное — пятки.
«Круглые, мускулистые пятки без углов — натура впечатлительная», — прочитал Вирхов и почесал затылок. Да такова и пятка Модеста. Но неужели бывают пятки и другие — некруглые и с углами?
От размышлений Карла Ивановича оторвал робкий стук в дверь. Вирхов поднял голову и увидел в образовавшейся щели бледное лицо письмоводителя.
— Что? — привстал Вирхов.
— Ваше благородие, — прошептал письмоводитель, — посыльный от министра внутренних дел Плеве.
Такое случалось только в экстренных случаях — чтобы министр рассылал с нарочным срочные секретные депеши. Обычно полагалось в присутствии посланца ознакомиться с их содержанием и подписать отдельную бумагу, в которой удостоверялся факт ознакомления и подтверждалась готовность не разглашать важные сведения.
Карл Иванович махнул рукой, оправил черный мундир, вытянул руки по швам и дождался, пока посланник министра едва ли не строевым шагом приблизится к его столу.
— Извольте ознакомиться, господин Вирхов, — басом сказал прибывший и протянул следователю конверт.
Вирхов открыл его и прочитал: «Совершенно секретно. Довожу до вашего сведения, что 7 апреля в Чумном форте пропала пробирка с чумными бациллами. Похищенное представляет чрезвычайную опасность для жизни столичных жителей и всего российского населения. Обо всех подозрительных случаях, могущих иметь отношение к данному происшествию, прошу незамедлительно сообщать в канцелярию министерства».
Глава 15
Хотя доктор Коровкин сначала и отказался ехать с ней в Екатерингофский парк, Мура была чрезвычайно довольна собой. Теперь-то Клим Кириллович опомнится, задумается: стоит ли так уж очаровываться белокурой фрейлиной, которая, возможно, связана с подозрительным Дмитрием Андреевичем Формозовым не только служебными отношениями. Впрочем, господин Формозов показался ей подозрительным совершенно случайно — ведь он ей очень нравился! Еще вчера, когда они виделись в Екатерингофском парке, она с удовольствием смотрела на его аккуратную бородку, темные пряди которой под лучами весеннего солнца засветились неожиданным золотом, разглядывала породистую кисть
