— А Егор — хоть и пьяница — все равно симпатичный человек. И явно голову потерял. Все бродит вокруг да около и выслеживает. Три раза мне сегодня возле корпуса попадался. Я все поняла — голова на плечах имеется! Кровь в нем бурлит с водкой пополам, и теперь он на все готовый! Либо Антонину убьет, либо майора нашего. Бабу эту поганую не жаль, туда ей и дорога, а вот товарищ Голубец правильно бережется и с оружием ходит. Однако я все равно не желаю, чтобы тут друг в дружку палили, — надо срочно в милицию сообщить. Как вы полагаете?
— Я полагаю, что…
Но Милена, похоже, и не ожидала от меня ответа. Она действительно была настолько возбуждена, что почти не слушала собеседника. Ей необходимо было выговориться, причем не только о предполагаемой дуэли между Егором и Голубцом.
— Не хочу стрельбы, не хочу, — мотала она головой. — Ничего не хочу, лишь бы только до конца санаторного срока спокойно дотянуть. Мы ведь с Семой здесь, можно сказать, случайно. Да-да, вы не смотрите, что он из себя крутого корчит, он обычно тише воды ниже травы… Просто жизнь так повернулась. Нам ведь денег должны…
— На работе, что ли? И много? — участливо спросила я для приличия, хотя уже прекрасно знала, что мне ответит Милена.
Я решила, что называется, «не гнать коней» и позволить ей выговориться, поскольку отдавала себе отчет, что логотерапия — проговаривание беспокоящих собеседника проблем и страхов — частенько действует лучше любого патентованного лекарства.
— Ну да, а где же еще, — беспомощно кивнула Милена. — Сема ведь второй десяток лет вкалывает как проклятый, всегда был на хорошем счету. А тут… Ну сами знаете, чего у нас в стране творится, у всех все одинаково. У тех, кто работает, разумеется, а не ворует.
Милена явно начинала приходить в себя. Теперь она задержала взгляд в зеркале чуть дольше и, обеспокоенно покачав головой, ловко стерла черную струйку туши, которая скопилась в углу ее правого глаза.
— Ну вот, — продолжала она. — Сначала деньги стали задерживать, потом и вовсе платить перестали. Сема еще ходил на работу, а мне пришлось бросить. Челнока из меня не вышло, стала на базарчике возле нашего дома торговать. А что? Тоже работа. Хоть и стоишь на ногах весь день, зато свои кровные к концу дня получаешь. Все бы ничего, да зима выдалась серьезная — простудилась я, а потом осложнения пошли. В общем, теперь эта работа для меня заказана — переохлаждаться врачи запрещают.
Заметив, что я достала пачку сигарет, Милена воровато оглянулась и попросила одну.
— Я, конечно, не курю, но сейчас очень хочется, — извиняющимся тоном произнесла она. — Можно у вас одолжиться, если некрепкие?
— Да, пожалуйста, — я протянула ей пачку и чиркнула зажигалкой.
Милена нагнулась, неловко ткнула концом сигареты в самую сердцевину пламени и загасила его. Процедуру повторили с тем же результатом. С третьего раза прикурить все же удалось — видно было, что Волковой нечасто удается засмолить табачку и необходимые навыки курильщика у Милены напрочь отсутствуют.
«В комнате профессора был сигаретный пепел, — мелькнула у меня мысль. — Курят тут почти все постояльцы. Теперь вот, оказывается, и Милена…»
— А Сема ведь мужик, — продолжала она свой немудреный рассказ, — он сам всегда семью кормил, наши зарплаты даже рядом не поставить. Зато теперь вот все наши финансы только с моих базарных денег, — это пока я еще работала. Понятно, что Сема напрягался по этому поводу — жена, мол, семью обеспечивает. Пить стал больше, само собой, злиться… В общем, неладная какая-то жизнь пошла. На работе у него если и давали что — то уже не деньгами, а бартером. Хорошо, когда продукты, а ведь иной раз такое предлагают, что жуть берет и сказать кому стыдно. Резинки, например. Ну, презервативы то есть… Торговать таким товаром я не пойду, а нам самим столько — до конца жизни хватит, да и… Ну, в общем, это личное.
Милена курила неумело, два-три раза вдыхала-выдыхала, прежде чем затянуться. Пепел стряхивала за батарею после каждой затяжки, сильно стуча пальцем по сигарете.
— Короче, обломилась нам путевка в этот санаторий. Раньше-то мы, бывало, и на море ездили. И в Сочи, и под Ялту… Да прошли уж те времена, чего о них вспоминать, дело давнее и невозвратное. Теперь — всё, мы с Семой уже решили: он бросает работу, и мы перебираемся в деревню к моим родственникам. Там корова, землю обещают дать, и вообще как-то сподручнее. Прокормимся, короче. Сема-то у меня работящий, землю любит…
— А про Германию кто выдумал? — спросила я с хитрой усмешкой.
— Моя идейка, — вздохнула Милена. — Для пущей солидности. Это соседка наша прокатилась на неделю еще до кризиса, привезла открыток красивых да буклетов. Ну я и одолжила у нее…
Очередной толчок пальца по сигарете обломил ее на фильтре, и Милена, воровато озираясь, затоптала каблуком красные точки пепла.
— В общем, стоимость путевки как раз приходилась на сумму долга по Семиной зарплате. Можно, конечно, было и отказаться, но мы все обмозговали и решили — надо отдохнуть. Кто его знает, что завтра будет, верно я говорю? Ну вот, а поскольку заведение это дорогое, то мы с Семой договорились, чтобы быть как все. Он ведь отродясь так не стригся и так себя не вел. А если кругом посмотреть — то все ведь сейчас такие, правда? Ну вот он и разыгрывал тут перед вами «нового русского». Плохо получалось, честно сказать, у меня душа все время была не на месте.
— Нет-нет, очень натурально, — искренне возразила я ей. — Все было в самую точку. Знаете, это даже хорошо, когда можно устроить маленький маскарад. Сейчас таким образом даже неврозы лечат.
— Чем же это хорошо?
— Ну, вы как бы примеряете на себя шкуру другого человека, какое-то время в ней живете и потом снова возвращаетесь к себе прежнему с новыми чувствами. Это помогает лучше понять себя. Я ясно выражаюсь?
— Вполне, — заинтересованно кивнула Милена. — И вы думаете, что…
— Что не надо напрягаться, не надо ни в чем себя обвинять, — продолжила я. — Вы просто играете. И вам должно быть весело.
Я не стала ей говорить про досадные проколы, чтобы не растравлять ее рану. Ну, например, про блеф с озерами, которыми, по словам Милены, они любовались в Дрездене: нет там никаких озер.
Или про неадекватное поведение Семы, который рассуждал как обозленный работяга — ругая правительство и курс реформ.
Представляю, как хохотал про себя Капустин, слушая речи замаскировавшегося под «нового русского» работяги. Кстати, он ведь первым раскусил Сему, уловив, что Милена врет, когда рассказывает про Германию. Наверняка Капустин с Дорой объездили весь мир, и Максим прекрасно понимал, что рассказ о какой-то там Германии для «нового русского», каким пытался изобразить себя Сема, — мало вероятен в качестве объекта для восхищения.
В общем, после рассказа Милены история маскарада четы Волковых для меня окончательно прояснилась. Я все больше укреплялась в мысли, что дохлая гадюка и пистолетные выстрелы — дело рук Славика, который невзлюбил Волковых из-за грубости Семы, допущенной Волковым в разговоре с отцом Славика.
Но я не стала «загружать» Милену еще и такой информацией — бедной женщине хватало стрессов и без того. Взять хотя бы срыв ее мужа, не выдержавшего до конца взятой на себя роли и ушедшего в запой.
Да еще приплюсуем сюда супружескую измену — я прекрасно помнила, как помогала извлекать Сему из постели Меньшиковой…
— Ой, да что это я тут с вами заболталась! — снова переполошилась Милена. — Они ведь там вот-вот поубивают друг дружку!
— Можете не волноваться, — успокоила я ее. — Егор не причинит майору вреда. А майор… Майор — птица не того полета, чтобы идти на мокрое дело. Можете мне поверить, я знаю, о чем говорю.
— Да, но как же тогда все это прикажете понимать?! — недоумевала Волкова.
