«Итак, пьют в деревне почти все. Михеев с Ведриным пили часто. Но вместе с ними пил еще и некий Колька Дедов. Этот Дедок, как его назвала бабка Фекла, тоже приходил в дом Таньки Курилки и даже, возможно, что-то видел. Вдруг он может что-нибудь рассказать по поводу исчезновения Михеева-старшего или даже укажет на виновного, если я на него поднажму? Ведь ясно же, убийство обоих мужчин произошло по пьяни, а теперь все, кто там присутствовал, это тщательно скрывают. Все: Танька Курилка, Сонька, Вано… Кто еще не известен мне из этого списка?»
На минуту я призадумалась, а потом решила прямо сейчас же побеседовать с Дедовым. Я прихватила с собой диктофон, хотя и довольно смутно представляла, для чего он может мне понадобиться, и вышла из комнаты.
До дома Кольки Дедова я добралась не сразу, так как он находился на другом конце деревни, куда мне указали старушки, сидевшие на лавочке возле одного из ближайших к Красному уголку домов. Эта часть деревни имела иной вид. Улочка здесь была очень узкая и неровная. Наверное, по ней не могли проехать ни машины, ни тракторы, и оттого не было необходимости приводить ее в более или менее проезжий вид или хотя бы разравнивать. Копыта коров и лошадей протоптали глубокие колеи, и по ним было очень сложно идти, особенно в той обуви, какая была у меня. Создавалось впечатление, что хромаешь сразу на обе ноги, переступая раз за разом через эти рытвины.
Осилив наконец малопроходимый участок пути, я приблизилась к нужному мне строению. Старенький маленький домик, больше похожий на сарай, завалился на одну сторону, готовый, кажется, в любой момент свалиться в протекающую рядом речку. Он одиноко стоял в сторонке, отделенный от всей округи буйно разросшимся заброшенным садом. Пробравшись сквозь заросли, я приблизилась к нему. Из открытых окон домика-сараюшки до меня донесся разговор двух мужчин:
— Пей, Васька. Пей, тебе говорю! — твердил один.
Васька, судя по всему, настойчиво отказывался пить то, что ему предлагали.
— А я говорю, пей! Потом просить будешь, а она тю-тю.
— Да хватит тебе его спаивать, — подключился другой голос.
— Пусть пьет, — не унимался первый. — Щас все выпьем, где я потом ему еще возьму?
— Ему уже хватит. И так один почти весь пузырь вылакал, — икая, сказал другой. — Он ведь у меня совсем молодой. Ему и этого многовато.
— Пусть пьет! — продолжал настаивать первый.
«Что здесь происходит? — задала себе вопрос я, насторожившись. — Мужики молодежь спаивают насильно? Но почему никто не вмешается? Ведь кто-то же знает об этом и должен привлечь горе-пьяниц к ответственности, хотя бы административной, за спаивание детей!»
Я достала диктофон и включила.
— Вот и молодец, — заключил один из мужчин тем временем. — Вот так хорошо! Теперь можешь идти погулять, а мы здесь пока того…
Дверь сараюшки открылась, и из нее вышел… самый обыкновенный козел. Козел был пьян, как говорится, в стельку. Его ноги при попытке сделать очередной шаг зацеплялись одна за другую. Он пытался держать равновесие, чтобы покинуть свое предыдущее пристанище, но удавалось ему это с большим трудом. Козел спотыкался, снова ловил равновесие, медленно продвигаясь в мою сторону. Мало того, что животное было пьяным, в зубах у него торчала еще и папироса, из которой валил дым.
Оторопело глядя на козла, я нажала на кнопку «выкл.» на диктофоне, понимая, что вряд ли данный субъект будет жаловаться на своих мучителей в органы правопорядка. Более того, у меня даже создалось впечатление, что ему, козлу, все это очень даже нравится. Козел остановился около меня, посмотрел мутными от спиртного глазами, икнул и… побрел дальше. Проводив его взглядом, я во весь голос расхохоталась.
Не помню, сколько времени меня душил смех, но, когда мне все же удалось его одолеть, я направилась к дому, который не так давно покинуло животное.
В домике на перевернутом длинном деревянном ящике расположились два мужика. Здесь же, на ящике, между ними стояла недопитая бутылка водки или самогона. Какая-либо закуска отсутствовала. Оба мужика оторопело уставились на меня.
— Здравствуйте, — пытаясь сосредоточиться, проговорила я.
— Здрасти, — изрекли «отдыхающие» хором и дружно икнули.
— Я частный детектив, Татьяна Иванова, — начала я, но, поняв, что смысл моих слов до них все равно не дойдет, просто спросила: — Кто из вас Николай Дедов?
— Я, — ответил один из них.
— Меня интересует исчезновение Михеева Ивана Ивановича—старшего, — продолжила я, пока еще веря в то, что мне удастся что-то узнать у столь пьяного мужика. — Что вы можете сказать по данному вопросу?
— А я… я ничего не могу, — пьяно икая, ответил тот.
— Но, как я знаю, вы были с ним дружны, — пошла на обман я.
— Не-а, не был, — ответил он, мотая головой, которая словно бы держалась на одной нити и просто бултыхалась из стороны в сторону, не совсем слушаясь своего хозяина.
— Но вы с ним иногда пили? — не сдавалась пока я.
— Мож, пили, мож, не пили… — так и не перестав мотать башкой, откликнулся алкоголик.
— А как вы думаете, где он сейчас? — снова попыталась завязать разговор я.
— Не знаю я. Ничего я не знаю! — все еще тряся головой, проговорил мужчина, а затем почему-то издал звук, сильно похожий на храп, и повалился на бок.
Я поняла, что и здесь я не смогу получить интересующую меня информацию. Дедов вырубился, и теперь, пока он не проспится, толку от него не будет. Второй мужик, как мне показалось, тоже заснул. Сидя. Пришлось покинуть этот дом, не узнав ничего нового.
Честно сказать, я начинала сомневаться в том, что оно когда-нибудь сдвинется с мертвой точки. Более того, сомневалась я уже и в самой необходимости этого расследования!
«Хожу все вокруг да около, — сожалела я. — Ничего не могу узнать. Хоть бы выяснить, живы Михеев с Ведриным или мертвы. Может быть, гуляют оба сейчас где-нибудь у своих дружков в соседнем селе, а я здесь даром провожу время. Или Ведрин правда отправился на родину, да прижился у какой-нибудь бабы на полпути к Украине — и поминай как звали. Все, — решила для себя я, продвигаясь в сторону своей „гостиницы“, — вечером попытаюсь проследить за Сонькой, прикрывающей зачем-то Вано. И если это ничего не даст, утром разнесу всех к чертям собачьим и силой заставлю говорить. А то взяли моду в игрушки со мной играть!»
Просидев в своей комнате несколько минут, я поняла, что просто не смогу столько времени, до вечера, бездействовать, а потому решила перед слежкой за Курник наведаться еще раз к их соседке и поподробнее порасспросить у нее об этой семейке. Насколько я помнила, соседку звали теткой Шурой, и она, живя с Курниками через стенку, могла все же что-то слышать. Ведь пьянки или разборки мужчин могли происходить и в доме.
Приняв такое решение, я направилась к дому тетки Шуры. Достигнув его, остановилась у высокого деревянного забора, распахнула массивную калитку, сколоченную из широких досок, и прошла во двор. Затем закрыла калитку на обычный тканевый поясок, связанный в кольцо. Одна его часть была перекинута через столб, другая «обнимала» доску в калитке.
Соседский двор разительно отличался от того, что я видела накануне у Курник. Чисто выметенное пространство дворика пересекали в различных направлениях дорожки, выложенные кирпичом. Таким же кирпичом были окаймлены небольшие клумбочки, в которых буйно цвели самые различные садовые цветы. Ромашки, бархотки и астры соседствовали на этих клочках земли. Все это делало двор по-своему уютным.
Я постучала в дверь дома.
— Входите, не заперто! — сразу же послышалось из-за двери.
Я прошла внутрь. Хозяйка встретила меня словами:
— А, это ты, дочка… А я-то думаю, кто в такую жару меня навестить решил? Проходи, проходи. Садись, — засуетилась она.
