— В путь! — сказала я наконец и нажала на газ.
Пока мы ехали, между нами на некоторое время установилось неловкое молчание. Однако Бурмистрова раздирало любопытство, и вскоре он стал расспрашивать, что же случилось с его бывшими приятелями. Вдаваться в подробности я не считала нужным, однако и делать тайну из произошедшего тоже не было смысла, поэтому в своем ответе ограничилась сообщением о том, что произошло убийство, что убит Беспалов и подозревается Трофимов, что есть в этом деле какая-то «армейская связь», которую обязательно надо обнаружить.
— Ну и дела! — протянул Владимир, и по его лицу было видно, насколько он не удовлетворен столь лаконичным ответом.
Мимо мелькали маленькие и большие, плохонькие и совсем новые частные дома, из-за заборов которых выглядывали корявые ветви старых плодовых деревьев. Ехать оказалось недалеко, и скоро Бурмистров воскликнул:
— Вот сюда! Направо, направо!
Я резко притормозила и свернула к обочине. Глянув на стоящее напротив здание, я увидела довольно скромно оформленную вывеску с нескромным названием: «У Сереги».
— Ну что ж, — усмехнулась я, — посмотрим, чем богат этот ваш Серега.
Войдя внутрь, однако, я не разочаровалась: заведение было вполне приличным, во всяком случае, ничем не хуже многих тарасовских. Бурмистров усадил меня за один из столиков, а сам направился к стойке, за которой мельтешила худенькая девушка. Я не очень-то доверяла чужому вкусу, но Владимир настоял на том, что выбирать будет он, так как ему лучше известно, что здесь съедобно, а что не очень.
Через несколько минут он вернулся, неся две тарелки с картошкой фри и сосисками, политыми каким- то довольно ароматным кетчупом.
— Угодил? — спросил Бурмистров, подмаргивая мне.
— Вполне, — ответила я и улыбнулась.
— Позже будет кофе, — Владимир игриво подморгнул еще раз.
Меня, честно говоря, это не очень обрадовало, поскольку, привыкнув к кофе собственного приготовления, я редко прихожу в восторг от того, что могут преподнести в качестве данного напитка в кафе. Но в данной ситуации мне оставалось успокоить себя поговоркой: «На халяву и уксус сладкий». Ведь меня угощали, и в этом надо было отдать Бурмистрову должное. Хотя, возможно, свое гостеприимство он трактовал бы как-то иначе, если бы знал, что я и не следователь вовсе.
— Ну что ж, — сказала я, когда прапорщик расположился за столом, — наши блюда, кажется, слишком горячие, и мы можем пока поговорить…
— Пожалуй. Только давайте так: вы спрашиваете, а я отвечаю. А то я, честно говоря, и не знаю, с чего начать. А уж вы по-своему, по-милицейски…
— Как скажете. — Я немного помолчала. — Итак, какие отношения, на ваш взгляд, связывали тех, кого я назвала? Хотя, возможно, я задала глупый вопрос. Известно — они были друзьями. Но все же… Хотелось бы получить более подробную характеристику каждого из них и их взаимоотношений вообще.
— Ну, во-первых, — сделав важное лицо, начал Бурмистров, — вы не совсем точно выразились. Друзьями я бы их не назвал. Во всяком случае, настоящие друзья так друг с другом не поступают, не относятся так друг к другу.
— Вы о чем? — не поняла я.
— Я бы скорей этих ребят назвал приятелями, да и то с трудом. Но только не друзьями. Нет, ни в коем случае не друзьями!
— Объясните же наконец! — воскликнула я, немного раздражаясь от нетерпения.
— Дело в том, — прапорщик замялся, — что между ними имели место быть в некотором роде так называемые неуставные отношения. Только прошу вас… Это было давно, при другом начальстве… В общем, сейчас у нас все по-другому.
— Понимаю, — вновь раздраженно заметила я. — Поверьте, я нисколько не намерена разбираться в ваших армейских конфликтах и как-то вредить репутации этого… как его там… вашего Николая Михалыча. Прошу вас — говорите начистоту! Лжесвидетельство…
— Да… да, конечно. Если говорить о Беспалове и Трофимове, то Беспалов, на мой взгляд, по отношению к Сергею позволял себе лишнее.
— Трофимов что, сапоги ему чистил, заправлял кровать, гладил форму, стирал ее? Да я в это не могу поверить! — Разгорячившись, я хлопнула ладонью по столу неожиданно громко, так, что все присутствующие оглянулись.
— Не совсем так, но что-то в этом роде. В их отношениях довольно трудно разобраться. Сергей, каким я его помню, — человек, жаждавший быть лидером, подавлять других. Возможно, в своем кругу он и был таким. Но когда он пришел в армию и познакомился с ребятами, с Беспаловым, он понял, что здесь ему тузом не быть. Не быть, поскольку эту роль будет играть Беспалов — более сильный физически, более наглый и острый на язык и все такое прочее. Так вот. Не уступить место лидера Сергей не мог, но и уйти совсем на задний план не захотел. Он выбрал иной путь — решил затесаться в круг общения Беспалова и, так сказать, паразитировать на его славе. Сделать это ему не составило труда: земляк и так далее. Если позволите так выразиться — он стал немного «шестерить», зато числился в первом ряду. Но и на этом точку нельзя поставить. Сергей — амбициозный, самолюбивый, а Беспалов мог ему, вроде как по-дружески, подзатыльник при всех отвесить или еще что-то в этом роде. В общем, я сейчас всего и не припомню, но мы все знали, что Сергей держит на Беспалова тайную злобу.
— К чему тогда им было встречаться после армии? — удивленно протянула я.
— Знаете, к дембелю отношения между ними как-то переменились, они вроде добрее друг к другу стали…
— Сергей простил Беспалову его выходки?
— Внешне — да, а в глубине души — не думаю. Он не такой человек. И здесь немалую роль сыграл Дьяченко. Он у нас очень романтичный и активный был насчет всяких культурно-массовых мероприятий. Когда пришло время оставить службу, он много чего интересного придумал, например, взял клятвенное обещание со всех не забывать друг друга и дружить, как говорится, семьями. В том числе сочинил «Песнь примирения» и заставил нас хором ее исполнить. За два года многое было: случалось, что и по роже, извините, друг другу давали. Так что отказаться от этого акта нам не удалось, да и ввиду особого настроения не хотелось.
Я слушала Бурмистрова и с трудом верила ему. Я знала Сергея Трофимова совсем другим — состоявшимся, обеспеченным, авторитетным в своем кругу человеком. Однако сосед не настолько хорошо был мне знаком, чтобы я могла знать его душу, его внутренний мир, скрытые горести и так далее. Да и жизнь… она меняет людей. Что взять с восемнадцатилетнего мальчишки? Он не вполне еще к этому возрасту сформировался как личность, не выбрал для себя определенную линию поведения в жизни. Хотя многие черты Трофимова, названные сейчас Бурмистровым, показались мне знакомыми. Амбициозность, например. Она и сейчас нередко выступала очень яркой, приоритетной чертой характера Сергея.
Раздумывая так, я все больше и больше начинала верить словам прапорщика. Во всяком случае, сделала вывод, что ко всему им сказанному следует прислушаться. Ведь преувеличивать ему не было смысла, а лгать тем более. К тому же сейчас он смотрел на прошлое глазами взрослого, уже понимающего жизнь человека, во взглядах которого на отношения Трофимова и Беспалова ничего не изменилось.
— У нас же все остыло! — опомнился Владимир, глубоко вздохнув после нескольких минут молчания.
— Ничего страшного, — ответила я, — я так голодна, что мне это безразлично.
— Я тоже голоден, как волк, — улыбнувшись, сказал Бурмистров и накинулся на картошку.
Глядя на него, я подумала про себя, что в словах о своем неимоверном чувстве голода он нисколько не слукавил. Еда заставила его забыть о всех существующих правилах приличия, и через несколько минут многие посетители стали поглядывать на нас кто искоса, кто похихикивая. Бурмистров чавкал. Мне это, конечно, доставляло мало удовольствия. Однако сделать замечание напрямую малознакомому мужчине я тоже как-то не решалась. «Говорят, клин клином вышибают», — подумала я про себя и, откусив сосиску, смачно причмокнула, а затем начала звучно прихлебывать капающий с вилки кетчуп. За соседним столиком кто-то прыснул. Прапорщик, низко склонившийся над тарелкой, удивленно поднял на меня глаза.
