дождаться на улице этого разговорчивого мальчишку. Если он хорошо подумает, то наверняка расскажет, где можно встретиться с Игорем. Проще всего было бы узнать домашний адрес Коркина в деканате, но, проходя мимо, я видела, что там никого нет, а вахтерша вряд ли знает такие подробности из жизни студентов, которые сотнями толкутся здесь день за днем.
Длинный вышел первым. Он накинул капюшон и, согнувшись, как горбатый калека, быстро засеменил к остановке, находящейся поблизости.
— Эй, подожди, — строго окликнула я его.
Длинный остановился как вкопанный.
Я подошла ближе. Парень был на голову выше меня, но, несмотря на это, я чувствовала свое над ним превосходство. Видно, мальчишка не из храбрых.
— Если ты не скажешь, где Игорь, то поедешь вместе со мной. Там с тобой поговорят совсем по- другому.
Длинный еще больше сгорбился, вытер нос, как малый ребенок, и промычал:
— Работает он.
— Что?!
— Работает.
— А что же вы из этого тайну-то делаете? — Я даже повысила голос, не сдержавшись.
— Он это от родителей скрывает. Они не разрешают ему работать.
Ну вообще мир перевернулся! Надо же, не разрешают человеку работать!
— Почему?
— Да у них бабок девать некуда. А он хочет жить только на то, что сам зарабатывает.
— Адрес, где он работает. Быстро.
Я чувствовала, что начинаю потихоньку звереть. Захотелось немедленно домой — усесться на свое любимое кресло, закурить и вдохнуть аромат кофе. Надоело скитаться по постепенно промерзающему городу и слушать чушь, которую на меня выливают все те, с кем я встречаюсь.
— Рабочая, 123. Аптека «Ваше здоровье!».
— Свободен! — в шутку скомандовала я, села в машину и уехала.
А длинный, наверное, еще долго не мог прийти в себя после этого жесткого «наезда», да еще со стороны такой хрупкой красивой девушки, как я.
«Ваше здоровье!» сияла всеми цветами радуги, призывая граждан города накупить как можно больше лекарств, причем по большей части бесполезных, но очень дорогих. Мне стало любопытно, кем мог работать в этой аптеке первокурсник экономического института, который к тому же в деньгах не нуждался. Но несмотря на мое живое участие в судьбе этого загадочного юноши, переживающего романтический период своей жизни, я намеревалась узнать, наличествует ли у него полноценное алиби: где и с кем он находился в момент совершения преступления?
На ходу рисуя в своем воображении портрет Игоря, я вошла внутрь и направилась к источавшей вежливость девушке в розовой униформе.
— Могу я увидеть Игоря Коркина?
— Игорька? — округлив свои зеленые глаза, сильно увеличенные толстыми линзами очков, спросила она.
— Да, Игорька, — повторила я.
— Он сейчас занят, но я посмотрю…
Возвратилась эта зеленоглазая русалка уже в сопровождении того, кого я так долго разыскивала.
— Игорь, я из милиции. Мне нужно с тобой поговорить, — тихо сообщила я, когда мы отошли от прилавка.
Первокурсником этого молодца было трудно назвать. На вид ему нельзя было дать меньше двадцати пяти лет. Высокий, плечистый, вот только лицом, как говорится, не вышел. По крайней мере, я не нашла в нем ни одной привлекательной черты: маленькие мышиные глазки, нос с горбинкой, тонкие губы, слишком впалые щеки. Неудивительно, что убитая Инна не питала к нему любовной страсти и сходила с ума по богатырю Иннокентию.
— Игорь, мне нужно, чтобы ты ответил на несколько моих вопросов.
— Что случилось? Вас родители прислали? — нахмурив брови, спросил он.
Если Игорь врал, играя роль простофили, ничего не понимающего и не ведающего, то делал он это вполне сносно. Я почти поверила ему, даже пристально заглянув в его мышиные и какие-то ужасно тусклые, безжизненные глазки.
— Нет, Игорек, — тебя ведь так, кажется, все называют? Родители твои меня не присылали. Я от твоей подружки — Инны.
— Чего это я ей вдруг понадобился? — ухмыльнулся Коркин.
— Скажи, когда ты виделся с ней в последний раз?
— А что? В чем дело? Почему я должен в этом отчитываться? Инка совсем, что ли, с ума спятила? Присылает всяких…
— Я не всякая. Я же сказала, что я из милиции. Не веришь?
Я достала из сумки свое старое, давно просроченное удостоверение работника прокуратуры и поднесла его к самому носу Игорька.
— Ну и что вам нужно? — спросил парень, явно не рассмотрев в удостоверении ни слова, на что я и рассчитывала.
— Я спрашиваю, когда ты виделся с Инной в последний раз?
— Это было на прошлой неделе.
— Ты уверен? А что ты делал вчера?
— Утром или вечером? — съехидничал Игорь.
— С утра и до вечера.
— Утром был в институте, вечером…
Игорь замялся, явно собираясь соврать. Но мне очень хорошо знакомы мимика и движения людей, дающих ложные показания.
— Итак, вечером…
— Вечером я был здесь. Я всегда прихожу сюда после четырех.
— Кем работаешь?
— Подсобный рабочий. Выгружаю, развожу рекламу… ну и всякая другая дребедень.
— До этой дребедени мне дела нет. Меня интересует Инна. Ты ее действительно вчера не видел?
— Нет, не видел! — не сдержался Игорь и крикнул так громко, что розовая аптекарша грохнула пузырек с валерианой — ее запах сразу распространился по всему помещению.
— Но ты ведь стоял у ее подъезда?
Игорь стал пунцовым. Его щеки и уши мгновенно покраснели. Естественно, он «купился» на мои слова, то есть решил, что я все про него знаю. А я просто угадала, подумав о том, что раз Игорь, настоящий романтик, один на тысячу, страдал по Инне, то он мог часами простаивать под ее окнами. Мне вовсе не хотелось его мучить, но этот парень должен представить мне веские доказательства своей невиновности. Тем более что я ему уже почти верю.
— Ну, стоял. Я просто ждал ее, — промямлил наконец Игорь.
— Дождался?
— Нет.
— Ты ее вообще не видел?
— Видел. Она вышла из подъезда, и я ее позвал. Но она даже не посмотрела в мою сторону.
— Почему?
— Мы сильно поссорились.
Это уже плохо. Если Инна и Игорь поссорились накануне ее смерти, значит, у него был мотив, который мог подтолкнуть его к убийству. Преступления, совершенные на почве ревности, встречаются в практике уголовного розыска чуть ли не каждый день. Можно предположить следующее: молодой и горячий парень пустился во все тяжкие, когда осознал, что его чувство посмели не разделить, а еще хуже — растоптать и променять на любовь или деньги совершенно другого человека. Первое — больнее, второе — обиднее. Тем
