что-то. Кто-то застонал. Господи, да ведь это же я стонал! Странное это ощущение — мысль работает, а тело не повинуется. Будто парализованный. Неужели я на всю жизнь таким останусь? Эта мысль испугала меня. Я напрягся и неистовым усилием воли заставил себя пошевелить пальцами правой руки. Получилось! Но это движение отобрало столько сил, что я опять на некоторое время отключился. Когда сознание вернулось ко мне, я снова почувствовал, что лежу на чем-то твердом, но на сей раз гладком. В голове шумит, но в целом состояние сносное. Я осторожно приподнял веки. Солнечный свет безжалостно ударил по глазам и на несколько мгновений ослепил меня. Чуть попривыкнув к нему, я разглядел перед собой Борьку и… Андрея. Того самого, который вылетел за борт. Через четверть часа стараниями Борьки я уже знал в общих чертах, что с нами приключилось. Оказывается, нас троих после взрыва выбросило в океан, а уж он, потом, руководствуясь непонятно какими соображениями, выплеснул нас на почти круглой формы скалистый островок, имевший в поперечнике метров сто. Таким образом, мы остались совершенно без средств к существованию, зато живы и невредимы. Остальные же, несомненно, погибли. И мы-то спаслись чудом, только потому, что находились в момент взрыва на верхней палубе. Первым пришел в себя Борька. В двадцати шагах от него лежал Андрей. Борька привел его в чувство, а затем в противоположной стороне островка наткнулись на меня и перенесли подальше от воды. Так я очутился чуть ли не посередке острова, на одинокой, высоко поднятой, точно операционный стол, отполированной природой гранитной плите. Скалы отступили от этой плиты, создав вокруг небольшую ровную каменистую площадку. Единственной достопримечательностью острова был старый деревянный столб с перекладиной в форме буквы Г. Он торчал около самой плиты, напоминая чем-то виселицу. Непонятно, для каких целей его сюда воткнули, но ясно хотя бы, что когда-то на эти скалы ступала нога человека. Правда, было это давно и пет никаких оснований надеяться, что подобное повторится в ближайшее время. А значит, мы обречены. Пока Борька рассказывал мне обо всем, эта мысль неотвязно стучала у меня в мозгу. Когда он замолчал, я обронил задумчиво: — А вот успели ли они дать SOS? Андрей меня понял. — Вряд ли, — ответил он. — Взрывом разворотило весь корабль. Сразу. — Значит, в ближайшие три дня нас никто не хватится. За это время без пресной воды мы просто подохнем. — Может быть, будет дождь. Мы сделаем выемки в скалах, и они наполнятся водой, — предложил Борька. — Ты умеешь вызывать дожди? — ехидно спросил я. — Посмотри на небо. На небе не было ни облачка. Это сколько же мы пролежали без сознания, если ветер успел далеко унести пугавший на корабле дождик? — Если не пойдет дождь — будем умирать, — негромко сказал Андрей. Как-то уж слишком буднично прозвучали у него эти слова. Наверное, целый час просидели мы на гранитном «столе», не говоря ни слова друг другу и тупо разглядывая нагромождения скал. От этого пейзажа мне стало тошно. Захотелось пить и курить. Курить даже сильнее. Инстинктивно я принялся шарить у себя по карманам. Но пиджака, когда-то небрежно накинутого на плечи, естественно, не было, а сигареты я держал обычно в нем. Так что все мои старания были напрасны. Впрочем, нет. В заднем кармане джинсов я нащупал зажигалку и свернутую вчетверо бумажку. Я заботливо положил зажигалку рядом с собой (одежда- то на мне уже практически высохла на солнце, но внутри карманов было еще мокро; так что пусть-ка зажигалка подсохнет), а записку аккуратно развернул. Бумага была сырая и буквально расползалась в руках. Я положил ее на ладонь, разгладил и прочел:
«УБЕЙ НОЖОМ ДВОИХ — И ТЫ СПАСЕШЬСЯ».
Синяя паста. Корявый детский почерк. Та-ак. Нельзя сказать, чтобы я испугался. Я не сомневался, что эту глупую записку мне подсунули, пока я был без сознания. Сделать это могли только Андрей или Борька. Скорее, даже Борька — у него натура такая, взбалмошная. — Зачем ты это сделал? — небрежно поинтересовался я у него. Борька изобразил на лице удивление. — Вот это. — Я протянул ему бумажку. Он прочитал. — С чего ты взял, что это я написал? Да я в глаза этой бумажки не видел! — А ну, дай-ка, — попросил Андрей и взял у меня с ладони записку. — Чушь какая. — Я пойимаю, что чушь, но откуда она у меня взялась? — рассердился я. На корабле мне ее подсунули, что ли? — Вполне может быть, — равнодушно согласился Андрей. — Там же нож упоминается. А какой у нас может быть нож? Борька вдруг изменился в лице и стал лихорадочно ощупывать свои карманы. И вытащил из кармана брюк симпатичный складной ножик. Пластмассовая рукоятка изображала выгнувшуюся лису. — Однако, — глупо пробормотал я. — Нож появился, — скучающим голосом прокомментировал Андрей. — А нет ли у тебя там еще чего-нибудь случайно? — И вправду есть, — осипшим внезапно голосом сказал Борька и вытащил из кармана листочек бумаги, кое-как свернутый, измятый и промокший. Он развернул его и побледнел. Я отобрал бумажку и прочел:
«УБЕЙ НОЖОМ ДВОИХ — И ТЫ СПАСЕШЬСЯ»
Та же самая паста. Та же самая рука. Вот теперь я почувствовал себя неуютно. Одна записка еще ничего, но две… Андрей даже не стал читать, он и так все понял. Тень беспокойства мелькнула у него на лице, и он принялся тщательно исследовать содержимое своих карманов. Но не обнаружил ничего интересного. Кроме свернутой вчетверо бумажки. — Так я и знал, — не испуганно, а обреченно произнес он, передавая ее мне. Пальцы у меня дрожали, когда я разворачивал эту бумажку. Я уже знал, что на ней написано. И все же неприятный холодок пробежал по спине, когда я вновь увидел корявые синие буквы:
«УБЕЙ НОЖОМ ДВОИХ — И ТЫ СПАСЕШЬСЯ»
Я положил все три записки на плиту рядом с зажигалкой и ножом, который оставил там Борька. Три абсолютно одинаковых записки. Мистика? Наваждение? Или все-таки хитрая и неумная шутка? — Мужики, — сказал я, стараясь, чтоб в голосе у меня звучала уверенность. — Если эти записки написал кто- то из нас, пусть признается прямо сейчас. Про себя я могу сказать лишь то, что к ним непричастен — я дольше вас был без сознания, вы оба это подтвердите. — А меня Борька привел в чувство, так что… — Андрей развел руками. Мы уставились на Борьку. Он, конечно, сообразил, что подозрение падает на него и только на него, у него одного нет алиби. — Да вы что… — заикаясь от волнения и покраснев, пролепетал он. — Да вы… Да у меня… Да у меня и ручки-то нет! — Ручку можно выбросить, — заметил я. — Вон сколько места кругом. Целый океан! — Так что же, выходит, я эти проклятые записки написал? И себе написал, да? — Конечно, — согласился я. — Чтоб отвести подозрение… Но ты не волнуйся, мы поняли тебя. Ты же просто хотел этими записками отвлечь нас от мыслей о смерти, разве не так? Только это у тебя не очень ловко получилось. Неудачная шутка. — Да вы… — Борька соскочил с плиты. — Да не делал я этого, не делал, понятно? — Ладно, кончай валять дурака, — оборвал я его. — Будь доволен тем, что мы на тебя не сердимся. У Борьки было очень злое красное лицо. Никогда не видел я его таким. — Вы мне не верите! — истерически закричал он. — Вы… вы жалкие трусы, вот вы кто! — Шаблон, — по привычке отметил я. Борька хотел еще что-то сказать, но злость душила его. Он только махнул рукой и быстрым шагом направился в скалы, на другую половину острова.
Я наблюдал, как он скрылся за грядой высоких и острых точно клыки гигантских ящеров, скал, и мне было неприятно, что я так на него набросился. Андрей будто услышал мои мысли: — А может, он не виноват? — Тогда кто же? — Черт его знает. Вот именно, что черт. Не могли же они из ничего появиться. — А вдруг это действительно шанс? — задумчиво проговорил Андрей. — Убьешь двух человек ножом — ты, допустим, убьешь меня и Борьку — и спасешься. Жив останешься. Корабль тебя какой-нибудь подберет. — Ерунда, — ответил я. Записки уже подсохли, и я сгреб их в одну кучу. Потом чиркнул зажигалкой, и веселый огонек сожрал мятые листочки. — Так будет лучше, — объяснил я, смахивав пепел с плиты. — Иллюзии не помогут. — И нам остается только покончить с собой, — печально прокомментировал Андрей. Мне не понравились его слова. — Что-то он совсем приуныл. Я соскочил с плиты, испытующе поглядел на него, потом взял Борькин нож, лежавший на прежнем месте, и сунул к себе в карман. — Чтобы не было соблазна, — пояснил я, перехватив удивленный взгляд Андрея. — Пойду поговорю с Борькой. Андрей усмехнулся. Горькая же получилась усмешечка. Я повернулся и, не оглядываясь, зашагал к скалам-клыкам, за которыми скрылся Борька. Записки никак не выходили у меня из головы. А если они и вправду не врут? Тогда кто засунул их нам в карманы? Господь Бог? Сам дьявол? Но я материалист, а посему полагаю, что записку может написать, а тем более положить в карман только человек. Только! Волшебников не бывает. Чудес тоже.
«УБЕЙ НОЖОМ ДВОИХ — И ТЫ СПАСЕШЬСЯ»
Нож есть, в кармане. Поверить? Один шанс из миллиона. Нет, из миллиарда. Где-то я слышал, что чудо происходит, если в него веришь. А в нашем положении можно поверить во что угодно. Но чтобы чудо свершилось, одной веры мало. Нужно убить, как требует записка. Убить двоих. Человек. Две жизни в обмен на одну. Две смерти и одна жизнь. Или три смерти. В любом другом случае. Шанс? Я уже не мог так просто
