С сожалением расставаясь с красотами Шинго-Ла, мы приступили к опасному спуску. Тропы по- прежнему не было. Мы поднимались и спускались по хаотической поверхности ледника, перерезанного множеством опасных трещин, которые, однако, совсем не пугали Лобсанга и Нордрупа. Ледник был частично покрыт снегом, но чаще всего в стороне от места схода лавин под ногами попадались куски сланца, трещавшего под нашими каблуками. Из-за скольжения наше продвижение было трудным и опасным, особенно когда ледник падал почти отвесно. Лошади скользили, били копытами по скалам, съезжая вниз на заду. Мы могли подбадривать их только криками. Груз стал соскальзывать, и пришлось его дополнительно крепить. Это было нелегко, поскольку пальцы без перчаток сильно мерзли. Двигаясь по склону, наткнулись на следы крови на камнях, шагая по ним, добрались [181] до самого маленького из наших пони — серой кобылки. Упав, она глубоко рассекла сухожилие у самого копыта. Благо у меня была аптечка, и мы тотчас перевязали ее. К счастью, лошадка не хромала и продолжала путь вниз вместе с остальными.
Достигнув дна этого ледника, мы вскарабкались затем на другой, окруженный хаотическим нагромождением скал и снежных блоков. Когда лезешь в гору, мечтаешь о спуске, но теперь я понимал, насколько спуск труднее подъема! С каждым шагом вниз надо с усилием напрягать свое тело, чтобы удержаться. Здесь очень важно иметь крепкую альпинистскую обувь. С самого начала путешествия на мне были специальные ботинки, но они уже начали рваться. Подметки, когда-то имевшие четкий глубокий рисунок, стали гладкими и просили каши, швы трещали; а ведь я купил совсем новенькую обувь в Каргиле. Правда, после монастыря Рингдом я прошел пешком шестьсот километров, а путь был усеян острыми скалами.
Второй ледник перешел в цепь скалистых останцов. Наконец мы ступали по твердой земле. Наша тропа тянулась вдоль скалистого склона очень узкой долины, окруженной со всех сторон заснеженными пиками. Эта долина, по словам Нордрупа, относилась к Заскару, которому принадлежали «обе стороны горы». Заскарская территория кончалась в конце долины, где она доходит до большой реки. На ее берегу мы и собирались заночевать.
На карнизе, над яростным водным потоком, который вытекал с ледника, мы заметили две современные палатки. Несколько индийцев в хаки вышли из них при нашем приближении. Это были инженеры географической службы Индии. Один из них сказал, что им поручено составить географическую карту Заскара, и изучить ее геологическое строение. Ирония судьбы заключалась в том, что из-за долгой изоляции Заскара от внешнего мира эта территория до сих пор не привлекала внимания геологов, в то время как уже изучены образцы пород Марса!
Вскоре мы дошли до места, где сошедшие с гор лавины заполнили все дно долины, а водный поток пробился через снег. Это был первый этап образования снежного моста. Эти мосты образовывались после схода нескольких снежных лавин по одним и тем же ложам. Масса снега, перекрывавшего долину, была так велика, что он не успевал растаять за короткое лето.
Уже наступал вечер, а мы, до предела вымотанные, все еще не выбрались из этой долины. Пошел дождь, и ледяная вода, смешиваясь с горячим потом, потекла по шее и спине. Эта адская смесь, я был уверен в этом, вызовет воспаление легких и приведет к смерти задолго до того, как мы доберемся до цели. Но какова была эта цель? Часть моей души осталась в Заскаре, а другая тащилась по этой долине. Но началось медленное пробуждение моего второго «я» — усилилась тоска по семье, детям, по вкусной пище, хорошему вину, доброй ванне... Искушений было [182] столько, что я начал забывать свое гордое «я», заскарского бродягу, выступившего и актером и зрителем одновременно в этой необычной средневековой мистерии; моя вторая жизнь отступала на задний план. Мир луков и стрел, князей и слуг, пони и ослов, мостов из плетеных веток, дворцов и глиняных домов, подвешенных над обрывами монастырей, свирепых изваяний богов в кумирнях; диких баранов и волков, песен и смеха, благословений, гонгов, колокольчиков и бьющихся на ветру молитвенных флажков. Мир с двенадцатидневными праздниками, во время которых льются реки чанга для всех, кто любит от души повеселиться.
Такие мысли теснились у меня в голове; мою душу раздирали ностальгия о прошлом и предчувствие будущего, усталость и радость существования... Наконец мы достигли «сумдо», трех камней, обозначающих границу Заскара, точку встречи бурной речки, вдоль которой шли от самого ледника, с громадной ревущей рекой, вытекавшей из широкой долины, охраняемой величественными часовыми — каменными скалами.
— Смотрите! Он обвалился! — вскрикнул Нордруп, указав рукой налево.
Вначале я ничего не заметил. Потом понял, что там, где оба берега соединились снежным мостом, остались лишь жалкие ледяные обломки. Нордруп и Лобсанг были правы, когда выступали против предложенного мной маршрута: снежный мост обвалился!
Оставалось перейти реку вброд или вернуться в Кургиякх. Ни то ни другое решение нас не устраивало. Под непрекращающимся дождем мы быстро разгрузили животных и поставили палатку. Я предложил Лобсангу и Нордрупу спать в укрытии вместе со мной, но они отказались. Они предпочитали провести ночь под открытым небом. Похоже, им не мешали ни дождь, ни снег, ни мороз. Они выбрали клочок земли посуше у стены каких-то руин, соорудили из седел стенку от ветра и натянули над местом ночлега одеяло.
Слишком измотанные, чтобы отправиться на поиски травы, пони бродили вокруг нас, часто дыша и набираясь сил. Немного оправившись от усталости, я начал сознавать тяжесть сложившейся ситуации. Было шесть часов вечера. Дождь не прекращался. Перейти ту или другую реку вброд не представлялось возможным. Конечно, ночные заморозки на леднике сократят количество поступающей воды, да и дождь мог прекратиться. Но будет ли этого достаточно?
Мы бездумно смотрели на илистую воду, которая с ревом билась о скалы, лежавшие в русле обеих рек. Даже если воды станет намного меньше, опасность при переправе вброд будет велика.
— Может быть, вернуться к последнему снежному мосту и переправиться там? — робко спросил я.
— Бесполезно, — ответил Лобсанг. — Там такой обрыв, что нам с него не спуститься. [183]
— Здесь я когда-то потерял двух мулов, — вступил в разговор Нордруп. — Они споткнулись, и их унесло, словно куски дерева.
В эту ночь я спал плохо. Рев реки постоянно напоминал о трудностях переправы. До сих пор я не отдавал себе отчета в том, как много значит мост, впервые природа преграждала мне путь с такой решительностью. Неужели я проиграл? Я не допускал мысли о возврате через перевал и чувствовал себя подавленным, словно на мои плечи обрушилась вся усталость, накопившаяся за целый месяц странствий. Месяц в высокогорье, в местах, лежащих выше трех тысяч семисот метров, потребовал таких усилий, что пребывание в Заскаре, казалось, растянулось на год. Хорошо еще, что созерцание бесконечно меняющейся величественной панорамы природы несколько скрашивало мои будни.
На следующий день я встал рано, как только посерел полог палатки. Не теряя времени на шнуровку ботинок, скользя на пятках, спустился к речке. Сердце захолонуло. Вода не спала и ревела, как и вчера, пенясь и ударяясь о скалы.
Я направился к месту ночлега Нордрупа с Лобсангом и заглянул под полог — они молились. Неужели и они боялись?
— Конечно! — с улыбкой ответил на мой вопрос Нордруп.
Ведь в конечном счете я переложил на них всю ответственность за исход путешествия. Подбором мест для стоянки, питанием и другими делами всецело занимались Нордруп и Лобсанг. Они взяли меня полностью под свою опеку, с умением провели по трудным тропам страны, ввели в дома соплеменников, раскрывая передо мной глубины души своего народа.
Мы отправились к реке. Лобсанг внимательно осмотрел четыре подхода, объясняя, как можно добраться до той или иной скалы, пересекая в том или ином направлении течение. Он бросал в воду камешки и прислушивался к едва слышному звуку «клик». Непривычное ухо не могло различить, на какой глубине камешек ударялся о дно, а он таким образом «прощупывал» поток и точно определял глубокие и мелкие места.
Мы с Нордрупом внимательно наблюдали за ним, зная, что речь идет о нашей жизни. Упасть или споткнуться означало либо насмерть разбиться о скалы, либо погибнуть от холода. В конце концов Лобсанг
