не считать закономерного, в общем-то, желания каждой из них, чтобы сынок служил от боевых действий подальше, а к ней поближе. Один парнишка сломал палец на ноге, слезая с «брони», другой перенес кишечную инфекцию и теперь выглядел, как узник Заксенхаузена, еще двое, похоже, попали под пресс старослужащих, и в этом я собиралась детально разобраться. «Попозже разберешься, Юленька, попозже, — скороговоркой уговорила я себя. — Выйдешь на связь, выполнишь задание, а уж тогда… Нужно еще на рынок успеть, а то время поджимает!»
Я попрощалась с Сергеем Довлатовичем, пообещала прийти завтра с утра и даже выпросила машину, чтобы добраться до города, — с транспортом в небольшом таджикском областном центре было неважно.
В установленном месте, а это были мясные ряды местного базара, и в установленное время никого похожего на связного не было. Я, как последняя идиотка, тридцать минут ковырялась в мясе, только понапрасну обнадеживая несчастных торговцев-таджиков. Они уже скинули для меня цены чуть не вполовину, видимо, искренне полагая, что раз я полчаса торчу возле них, то уж никак без покупки не уйду. И вот тогда меня дернули за рукав:
— Вам нужен дейс-твитель-на харощий мясо?
Я оглянулась, но никого не увидела.
Меня дернули за рукав еще раз. Я опустила глаза вниз: маленький таджикский мальчик смотрел на меня снизу вверх настороженно и серьезно.
— Вам нужен дей-ствитель-на харощий мясо? — тщательно проговаривая трудные русские слова, повторил он пароль.
— Не помешало бы, — механически произнесла я отзыв.
— Тагда вам нужен пойти со мной, — с облегчением сказал он.
Я растерялась — до этого дня разведка детей в свои дела не вовлекала.
Мальчик развернулся и вприпрыжку побежал вперед, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним. На выходе с базара мы протиснулись в разбитый старый «пазик» и, проехав шесть остановок, оказались в районе одинаковых белых пятиэтажных «хрущевок». Мальчик приглашающе махнул рукой и помчался вперед.
Район был полумертв: выжженная солнцем, вытоптанная земля газонов, следы костров, разбитые стекла нижних этажей… Я прошла мимо группы подростков, сосредоточенно тянущих общий «косяк», двух бабушек на почти разрушенной скамье, русской женщины с темноглазым ребенком на руках, двух девиц в национальных штанишках, несущих ведра с водой, и вскоре входила в подъезд. На четвертом этаже мальчишка забарабанил в дверь, и через миг молодая таджичка, ни капли не удивившись, впустила меня в квартиру.
Она молча провела меня в спальню. Здесь на положенном на пол матрасе лежал крупный крепкий таджик. Рядом с ним стоял пустой тазик, чайник, пиала и остро пахнущая медикаментами коробка.
— Вы от Андрея Леонидовича? — с трудом спросил таджик. Ему было очень плохо. Пот катился по лбу, а загорелая дочерна кожа приобрела неестественный пепельный оттенок.
— Да.
— Возьмите, — протянул он мне маленький сверток. — Здесь дискета. Отдайте ее Андрею Леонидовичу. Хотя уже, наверное, поздно.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Вряд ли.
Таджик говорил на прекрасном, без малейшего акцента, русском языке. Девушка что-то расстроенно сказала ему на своем и посмотрела на меня.
— Он умрет, если останется здесь. Он ранен.
Я повернулась к мужчине.
— Это бесполезно, — тихо сказал он. — Меня ищут. Я не проеду и квартала. Лучше уходите. — Он повернулся к девушке и сказал ей что-то — коротко и жестко. Она сердито развернулась и, хлопнув дверью, вышла вместе с мальчиком из квартиры.
— Она хорошая, — тихо сказал таджик. — Но она не понимает.
— Я могу доставить вас в госпиталь, — предложила я.
— Все бесполезно, — сказал он. — Это — конец. Группа уничтожена, остался только я. Им помогут из Москвы, и тогда они найдут и меня.
— Вот что, — я поднялась. — Как вас звать?
— Называйте меня Аладдин.
— Хорошо, Аладдин. Давайте рискнем. Воинская часть вас устроит? Никто вас там не тронет.
— А-а… Сергей Довлатович?..
— Да-а, — удивленно протянула я, не понимая, почему он еще не там, если знает командира полка.
— Довлатыч — мужик хороший, но и он не спрячет. Меня и в Москве не спрячешь. Не тот случай.
Я засунула дискетку за пазуху, подумала и отправила туда же паспорт. В конце концов, каждый сам выбирает, бороться ему за жизнь или нет.
— До свидания, Аладдин.
— Прощайте.
Дверь хлопнула, и я обернулась — сзади стояли два молодых таджикских парня. Я прикинула: в окно не выпрыгнешь — четвертый этаж.
Один громко и радостно крикнул что-то через плечо, и в дверях квартиры появился мужчина постарше.
— В общем, так, больной, — громко обратилась я к Аладдину. — Больше питья и строгий постельный режим! Завтра я вас навещу… Разрешите, — нахально протиснулась я мимо парней и направилась к двери.
Парни растерянно отодвинулись.
— Подождите, — остановил меня в дверях высокий сухой мужчина с европейскими чертами лица. — Вы кто?
— Вторая поликлиника. А что?
— Ваши документы.
Я растерянно полезла в сумочку.
— Я с собой не взяла… А вы кто?
— Дайте-ка вашу сумку, — проигнорировал мой вопрос мужчина.
— А что?
— Дайте сюда, я сказал!
Я протянула и возблагодарила высшие силы за то, что загодя вытащила паспорт.
Мужчина порылся в сумке в поисках чего-нибудь важного, но, ничего не найдя, вернул сумку мне.
— Вам придется задержаться.
Я взяла сумку и послушно встала рядом.
— Отойдите от двери, — потребовал русский.
Я отошла.
В дверь зашли еще два человека.
— Ну что? — спросил один у русского.
— Он здесь.
— Алик, родной, ты здесь?! — радостно крикнул один из вошедших и прошел в спальню. — А то я уж думал, ты в Москве! Жалуешься… Видишь, как хорошо, что я тебя нашел!
Он отдал команду на незнакомом мне языке, и парни подхватили и поволокли Аладдина через комнаты к выходу.
— Что вы делаете? — с профессиональной медицинской отвагой возмутилась я. — Больного нельзя транспортировать без носилок!
— Вас не спросили, — парировал русский.
Мужчины проволокли Аладдина через квартиру, вытащили за дверь и понесли вниз. Теперь мне оставалось только незаметно исчезнуть.
