Ластения улыбнулась, рассматривая Владыку удивительными золотистыми глазами. Она именно
— Извините за наглость, Георг, — подал голос мужчина в красном, и Патриций медленно перевел на него взгляд, — мне необходимо говорить с вами.
— Да, и впрямь наглость. Говори кратко.
Человек этот был довольно высокого роста и мощного телосложения, что еще больше подчеркивалось его костюмом. Черты тяжелого крупного лица казались высеченными из ржавого камня, и весь, целиком, он производил некое квадратное впечатление.
— Я хотел бы спросить у вас, Повелитель, не нужен ли вам палач?
— У меня уже есть.
— Это не имя, это профессия. Меня зовут Дор и я профессиональный палач, у меня три диплома и большая практика. Если бы я смог надеяться… Дворцовая Каста Палачей… моя профессия… — под взглядом Георга он начал теряться в мыслях и словах.
Патриций усмехнулся одними уголками губ:
— Ты прав. «Палач» — не имя, но так же и не профессия, это призвание, это почти искусство и научиться такому ремеслу невозможно. Головорубы мне не нужны. Ступай.
Дор поспешно растворился в толпе, а Патриций взглянул на Ластению.
— Мне сложно выразить словами свои чувства, как рада я знакомству с вами. — Ластения смотрела на Георга со светлым восторгом в глазах.
Ее мелодичный голос навел Патриция на мысль, что она должна прекрасно петь.
— Вы правы. Я тоже считаю, что чувства под час не возможно выразить словами. Хотел бы предложить вам небольшую прогулку по Дворцу, с надеждой, что вас это заинтересует.
— Прогулку по Дворцу? — эхом прозвучал ее голос, и золотистые глаза Ластении сделались растерянными, почти встревоженными.
— Не волнуйтесь, дитя прекраснейшей планеты, — мягко улыбнулся Георг. — Я лишь хочу показать вам немного скрытых от посторонних глаз Дворцовых чудес. Да и рядом со мною вы в полнейшей безопасности. Нет безобиднее места, чем рядом со мною, видите, даже Дракула с Палачом стараются держаться рядом, чтобы чувствовать себя спокойно, потому что я — олицетворение безопасности.
Ластения рассмеялась и, вскоре, рука об руку, они покинули Малахитовую Залу.
Тяжесть ушла, слетела с лица сиреневая пелена, вернулись на свои места серые стены и световые шары. Забившись в угол кровати, Анаис в ужасе посмотрела на полуволка. Должно быть, почувствовав ее взгляд, он приподнял голову и шумно втянул ноздрями мертвый воздух.
— Алмон, — жалобно проговорила она, — ну разве же смерть не освобождает от всех долгов и обещаний? Какую ненависть мне испытывать к себе теперь за то, что вынудила тебя на обещание всегда быть рядом со мной? Ты прервал свой путь в Высоком Космосе, чтобы вернуться зверем? Лучше бы ты убил меня, Алмон…
Анаис опустила голову, хотела заплакать, но не смогла.
Ни ночью ни днем не находила покоя Терр-Розе Голубая Птица. Она не знала, чего ждать, к чему готовиться и не понимала, как толковать молчание Владыки.
Распахивая перед принцессой двери залов и галерей, Патриций повествовал об истории и значении интерьеров. Ластению поразило даже не столько их великолепие, сколько глубокий смысл буквально каждого предмета, отчего интерьер переставал быть просто обстановкой, а становился единым, многозначимым организмом…
Когда прогулка утомила обоих, Георг пригласил Ластению в свой кабинет. Юную девушку переполняли впечатления от увиденного, отчего на губах ее блуждала туманная весенняя улыбка. Она замерла у панорамного окна, с восхищением глядя, как за хрустальным стеклом, один за другим выбрасывают светящиеся струи фонтаны в полуночном Парке.
— Ластения.
Принцесса обернулась. Патриций стоял в паре шагов, протягивая ей бокал прозрачного вина.
— Благодарю, — она взяла бокал и слегка пригубила. — Восхитительный вкус! Как оно называется?
— Название вам ничего не скажет, — улыбнулся Георг. — Это вино делают только во Дворце и только для меня.
Слезы ослабили Анаис, почти затопили крошечный уголок надежды, надломили стержни, державшие душу на плаву. Неслышно ступая, подошло Отчаяние и тихонечко присело рядом.
— Вы пронзительно милы, Ластения. Со стороны Аргона весьма неразумно посылать во Дворец столь прелестного лазутчика, такого шпиона я мог бы и вовсе никуда не отпустить. — Неожиданно сказал Патриций. Он уже не улыбался, глядя на девушку. В полумраке кабинета силуэт Ластении казался «облитым» разноцветным сиянием парковых фонтанов. — Вы стали бы одним из лучших украшений моего дома. Если Сократ волнуется о местонахождении Анаис, я могу успокоить его сердце ответом, это вовсе не тайна. Анаис вместе со своим преданным другом Алмоном здесь, во Дворце, так что пускай он за нее не переживает, они вы полной безопасности под моим покровительством. Отправляйтесь домой, принцесса, в свой превосходный, гармоничный мир и примите мой совет: не стоит вам всего этого касаться.
Алмон, а вернее то, что от него осталось, почти все время спал или бодрствовал, лежа без движения — сложно было разобрать. Ощущая себя невыносимо слабой и жалкой, Анаис зачем-то все разглаживала и разглаживала ладонью измятую ткань платья.
Утро Сатурна щедро лилось в окна дворца, расплескивая солнечные блики по светлому полу Деревянной Столовой — небольшой частной столовой королевской семьи. Сократ восседал напротив королевской четы и ел фруктовый салат.
— Я беспокоюсь о нашей девочке, — нарушила молчание Олавия. — Сколько может длиться этот прием?
— Еще нет повода для волнений, — спокойно, твердо ответил Аргон. — Большие встречи порою затягиваются надолго.
— Лишь бы не случилось продолжения… — пробормотал Сократ, ковыряясь двузубчатой вилкой в тарелке, но, уловив взгляд Аргона, предпочел замолчать, уставившись поверх головы короля. Олавия взяла салфетку и стала складывать ее едва заметно подрагивающими пальцами.
— Что-то салатик никак не идет по назначению, — толстяк со стуком положил вилку на край тарелки.
— Возьми другой.
— И так много ем, худеть пора.
Сократ подпер кулаком щеку и окончательно погрузился в созерцание пространства.
Троим слугам, замершим молчаливыми скульптурами по углам Столовой, оставалось лишь молча переживать, что их любимые короли и их дорогой гость ничего не едят и вряд ли соберутся отведать все приготовленные к завтраку блюда.
Когда напряженная тишина готова была уже разразиться слезами Олавии, двери Деревянной Столовой распахнулись и впустили Ластению.
— Фух-х… — Сократ потянулся к бокалу, желая промочить резко пересохшее горло.
— Наконец-то, девочка, ты вернулась! — воскликнула Олавия, поднимаясь ей навстречу. — Как ты могла так запоздать?
— О, я столько повидала чудесного, что обо всем на свете позабыла! — Возбужденная, раскрасневшаяся Ластения присела рядом с Сократом.
