После Панерона мы двинулись дальше и объехали уйму других островов. Наше путешествие превратилось в какую-то гонку, мы только и делали, что переезжали с места на место. Мне хотелось двигаться помедленнее, подробнее и со вкусом познакомиться с каждым новым островом, открыть для себя Сери. Но, как видно, она сама открывала себя для себя способом, почти что мне непонятным. Для нее каждый остров представлял новую грань ее личности, каждый вносил свой вклад в ее самоосознание. Она хотела полноты и не могла быть полной без островов, она была разбросана по всему океану.
— Почему бы нам здесь хотя бы не переночевать? — спросил я на пристани острова со странным названием Смудж.
Мы ждали парома, который должен был переправить нас на соседний остров. Смудж пробудил во мне любопытство: на висевшей в туристическом агентстве карте были показаны развалины древнего города, но Сери не сиделось на месте.
— Я хочу поскорее добраться до Уинхо, — сказала она.
— Ну давай задержимся здесь хоть на сутки.
— Нет. — Сери схватила меня за руку, ее глаза сверкали непреклонной решимостью. — Нам нужно двигаться дальше.
Это был восьмой день, и я уже с трудом отличал один остров от другого.
— Я устал ото всех этих переездов. Давай хоть немного передохнем.
— Мы еще почти не знаем друг друга. А каждый остров отражает нас с какой-то новой стороны.
— Я не вижу никакой разницы.
— Это потому, что ты не научился видеть. Нужно покориться островам, сдаться им в плен.
— Да мы и шанса на то не имеем. Мы только высадимся в каком-нибудь месте, как тут же мчимся куда-то еще.
Сери раздраженно отмахнулась; к пристани подходил корабль, окутанный горячим зловонием дизельной солярки.
— Я же сто раз тебе объясняла, — сказала она. — На островах можно жить вечно. Но ты не узнаешь, как это делается, пока не найдешь верного места.
— На настоящий момент я не узнал бы верного места, даже если бы его нашел.
И мы поплыли на Уинхо, а оттуда — на другие и другие острова. Через несколько дней мы оказались на Семелле, я случайно узнал, что оттуда на Джетру регулярно ходят корабли. Я устал от путешествия и был разочарован тем немногим, что мне удалось узнать про Сери. Зато она заразила меня своим беспокойством, и я начал думать о Грации, задаваться вопросом, как она там. Я не должен был уезжать так надолго, не должен был ее бросать. Меня все сильнее терзала вина.
Я честно рассказал о своих чувствах Сери.
— Если я вернусь в Джетру, ты поедешь со мной?
— Не оставляй меня.
— Я тебя не оставляю, я хочу, чтобы ты поехала со мной.
— Я боюсь, что ты вернешься к Грации и забудешь про меня. Нам нужно ехать дальше, впереди другие острова.
— А что случится, — спросил я, — когда мы достигнем последнего?
— Последнего нет. Они все продолжаются и продолжаются.
— Вот этого-то я и боюсь.
Был полдень, и мы находились на центральной площади Семелл-Тауна. Неподалеку от нас в прохладной тени сидели престарелые аборигены, окна магазинов были закрыты ставнями; из оливковых садов, взращенных за городом на сухих каменистых холмах, доносилось ржание осла и перезвон козьих колокольцев. Мы пили охлажденный чай, между нами на столике лежало расписание пароходных рейсов. Сери подозвала официанта и попросила принести пирожное с корицей.
— Питер, тебе нельзя возвращаться, ты еще не готов. Неужели это непонятно?
— Меня беспокоит Грация. Я не должен был ее бросать.
— У тебя не было выбора. — (В душный дремотный полдень ворвалась резкая дробь лодочного мотора. На мгновение мне показалось, что это единственный механический звук на всех островах.) — Ты помнишь, что я говорила? Ты должен покориться островам, погрузиться в них. Через них ты сможешь бежать и найти себя. А ты не даешь себе никакого шанса. Возвращаться рано, слишком рано.
— Не надо, — сказал я, — не надо меня отговаривать. Я вообще не должен бы здесь быть. Здесь все как-то не так… не по мне, не для меня. Я должен вернуться домой.
— Чтобы и дальше убивать Грацию?
— Я не знаю.
Утром мы сели на пришедший в порт корабль. Рейс предстоял совсем короткий — два с половиной дня с двумя стоянками по дороге, — и как только мы взошли на борт, мне стало казаться, что я уже считай что в Джетре. Корабль был приписан к джетранскому порту, и все, чем кормили в кают-компании, было скучным, пресным и насквозь знакомым. Чуть ли не все пассажиры были, как и я, джетранцами. Мы с Сери почти не разговаривали. Я ошибся, уйдя вместе с нею на острова: они оказались совсем не тем, что я ожидал.
Мы пришвартовались в Джетре уже под вечер и быстро сошли на берег. Переполненный по случаю часа пик эскалатор доставил нас на улицу. По улице шли косяком машины; на газетных табло горели последние новости: водители «скорой помощи» угрожают забастовками, страны ОПЕК объявили очередное повышение цен на нефть.
— Ты пойдешь со мной? — спросил я у Сери.
— Да, но только до порога ее квартиры. Дальше ты и сам меня не захочешь.
Но я хотел, и я крепко, судорожно взял ее за руку. Я чувствовал, что сейчас она начнет от меня удаляться, подобно Джетре, которая стала от меня удаляться еще до того, как я ступил на ее улицы.
— Так что же мне делать, Сери? Я знаю, что ты права, но не имею сил пройти через все это.
— Я больше не буду тебя уговаривать. Теперь ты знаешь, как найти острова, а я всегда буду там.
— Значит ли это, что ты будешь меня ждать?
— Это значит, что ты всегда сможешь меня найти. Мы стояли посреди тротуара, и нас толкали со всех сторон. Теперь, когда я снова был в Лондоне, вся спешка с возвращением неким образом исчезла.
— Давай зайдем в наше кафе, — предложил я.
— А ты сможешь его найти?
Мы шли по Прейд-стрит, но все в ней, включая название, было слишком уж характерно. На углу Эджвер-роуд я начал впадать в отчаяние.
— Ладно, — сказала Сери, — я покажу тебе.
Она взяла меня за руку, и через несколько минут я, пройдя совсем немного, услышал трамвайный звонок. Город изменился, я это не столько увидел, сколько ощутил на почти бессознательном уровне. Мы свернули на широкий, застроенный респектабельными особняками бульвар и вскоре дошли до перекрестка, где под легким навесом были расставлены столики уличного кафе. Мы просидели там долго, до заката, но затем я вновь ощутил нарастающее беспокойство.
— Сегодня будет пароход, — сказала Сери. — Если постараться, мы еще успеем.
— Нет, — сказал я и покачал головой, — об этом не может быть и речи.
Не глядя на нее, я положил на столик несколько монет, встал и пошел на север. Стояла теплая, по лондонским меркам, погода, и на улице было много людей. Пабы и рестораны ломились от посетителей.
Я знал, что Сери следует за мной, но она ничего не говорила, а я не оборачивался. Я устал от нее. Использовал ее до предела. Она предлагала мне возможность бежать, но бежать только от, а не к, поэтому то, что я должен был оставить, не получало возмещения.
Но в каком-то смысле она была права: мне нужно было увидеть острова и убедиться в этом лично. Теперь я чувствовал, что что-то ушло из меня навсегда.
В оставшейся пустоте я понял свою ошибку: я надеялся понять через Сери Грацию, в то время как в действительности она была моим собственным дополнением. Она восполняла, воплощала то, чего во мне не было. Я думал объяснить с ее помощью Грацию, но в действительности она просто определяла мне меня.
Шагая по улицам, вновь ставшим обычными, я увидел новую грань действительности.
