жертвовались в пользу приютов для бездомных бродяг, алкоголиков и наркоманов, при встрече с которыми большинство «приличных» людей морщатся от отвращения.
Джинни определенно была в ударе. Даже самые сварливые из старых сплетниц не могли устоять перед ее чарами, когда она обсуждала с ними проблему поиска хорошего и недорогого парикмахера или упоминала их внуков, не забывая при этом, который из них сейчас болеет ветрянкой. Только самые близкие из ее друзей знали, чего ей стоит поддерживать эту видимость веселья.
Она научилась этой игре еще в детстве. Ей было всего девять лет, когда ее мать умерла, но Джинни сразу поняла, как сильно ранят отца ее слезы. Поэтому она начала скрывать их за ослепительной улыбкой — и теперь ее второй натурой стала привычка притворяться, что все идет прекрасно, независимо от того, какие чувства бурлили в ее сердце.
Это помогло ей продержаться шесть лет назад, когда ревность Алины и собственная наивная гордость разрушили ее романтические мечты и привели к разрыву с Оливером.
Вечер удался на славу. Две с лишним сотни гостей танцевали под роскошными люстрами, огни которых отражались и множились в огромных зеркалах. Людям нравился маскарад — возможно потому, что это позволяло им забыть о повседневности и хоть на несколько часов примерить на себя чужую роль.
Джинни взглянула по сторонам и осталась довольна увиденным. Все оказалось не зря — недели тяжелой работы и подготовки; море обаяния, которое потребовалась ей, чтобы убедить упрямых бизнесменов поместить свою рекламу в глянцевой программке; множество знакомых, которых она привлекла к распространению билетов.
Теперь можно и отдохнуть. Обойдя довольно-таки тучную Марию Антуанетту (одну из полудюжины), Джинни остановилась у тяжелых кирпично-красных портьер, скрывающих застекленную дверь в дальнем углу зала. Убедившись, что никто за ней не наблюдает, она юркнула за штору и исчезла.
Снаружи был маленький дворик, окруженный с четырех сторон зданиями гостиницы. Днем здесь было приятно посидеть за чашкой кофе или мороженым, но сейчас он был совершенно пуст. Джинни слышала музыку и смех, доносящуюся из зала, но плотно занавешенные окна создавали ощущение уединенности.
Хотя на дворе стоял май, вечерний воздух не был слишком прохладным. Джинни со вздохом присела за столик, закрыла глаза и кончиками пальцев потерла виски — от постоянных улыбок у нее разболелась голова.
Дурацкая гордость вынуждала ее притворяться, что после папиной смерти ничего не изменилось. Но сейчас гордость — все, что у нее осталось. И скоро об этом узнают все местные сплетницы, которым только дай повод для осуждения. Без сомнения, они скажут, что Джинни получила по заслугам.
Конечно, ей не на что жаловаться — никто не виноват, что она постоянно становится объектом пересудов. Она устроила скандал в ночь помолвки с Оливером и даже пальцем не шевельнула, чтобы восстановить пошатнувшуюся репутацию. Теперь уже никто не поверит, если она попытается рассказать правду о том вечере. Впрочем, и рассказывать-то не хочется. Ложь прекрасно помогает скрыть душевную боль, которая, как оказалось, не исчезла с годами.
Было безрассудством с ее стороны подначивать Оливера, — мрачно размышляла Джинни. Она пыталась дать ему понять, что прошлое забыто, все раны давно зажили… но блеск в темных глазах Оливера свидетельствовал о том, что он вовсе так не считает.
Этого и следовало ожидать. Еще в юности она подозревала, что под его личиной спокойствия и цивилизованности скрывается гораздо более опасный человек — точно так же, как его безупречный смокинг скрывает сильное, мускулистое тело, больше подходящее спортсмену или грузчику, чем председателю правления одного из старейших и самых респектабельных банков Лондонского Сити.
Как изменит его работа в финансовом центре Лондона? Или, еще интереснее, какие изменения внесет сам Оливер? «Марсден Ламберт» (Ламберты давно исчезли, хотя их имя и осталось в названии) по праву считался самым консервативным банком. Теперь же, когда Оливер встанет у руля, все наверняка изменится. В Нью-Йорке он занимался фьючерсными сделками, что, по мнению Джинни, мало отличается от азартных игр. И ему явно везло. Игра стоила свеч.
Чем ей грозит возвращение Оливера в Лондон? Честно говоря, даже хорошо, что шесть лет назад они не поженились. Теперь, по здравом размышлении, Джинни пришла к выводу, что чувство, которое она считала любовью, могло на поверку оказаться детским увлечением. А Оливеру очень скоро наскучила бы юная наивная жена, избалованная любящим папочкой, полная глупых романтических идей, почерпнутых из модных журналов.
Но даже если Оливер и сам это понимает, он все равно может попытаться отомстить ей. Пока папа был жив, она чувствовала себя в безопасности Оливер не посмел бы огорчить лучшего друга своего отца. Но теперь, после папиной смерти…? В этих темных глазах ясно читалась угроза. Неужели временное перемирие между ними подошло к концу?
— Привет. Я так и думала, что найду тебя здесь. Подышать вышла?
Джинни оглянулась через плечо и поприветствовала свою лучшую подругу Сару сдержанной улыбкой.
— Ага, — кивнула она. — Я поняла, что не могу больше терпеть эти осуждающие взгляды. Все вокруг считают меня бессердечной сучкой, правда ведь?
— Ну… некоторые, может, — неохотно согласилась Сара. — Те, кто тебя не знают.
Джинни рассмеялась.
— Еще одно пятно на моей репутации! Теперь-то я погибла окончательно.
— Не глупи, — возразила Сара. — Это всего лишь пустые сплетни.
— Ах, ведь не бывает дыма без огня! — заявила Джинни, сверкнув глазами.
Сара фыркнула с отвращением.
— Сама виновата… постоянно нарываешься.
Джинни встретила это замечание озорной улыбкой.
— Конечно. Гораздо забавнее быть роковой женщиной, чем ханжой!
Сара рассмеялась вместе с ней, хотя ее не так-то просто было одурачить.
— Тебе не стоило приходить сегодня, — мягко сказала она. — Мы бы сами управились.
Джинни покачала головой, внезапно став серьезной.
— Нет… Нет, я не могла свалить все это на вас. Кроме того, какой смысл сидеть дома и плакать? Его это не вернет. — Она умолкла, ее мягкие губы изогнулись в кривой усмешке. — В любом случае, — задумчиво добавила она, — быть может, это моя последняя вечеринка.
Сара посмотрела на нее с изумлением.
— Что ты имеешь в виду?
Джинни взглянула на высокие, холодные звезды. Ей часто казалось, что мама после смерти стала одной из таких звездочек и смотрит на нее с небес. А папа сейчас тоже там? С ней вместе?
— Помнишь крупную страховую компанию, которая разорилась года два назад, оставив кучу людей без денег? Так вот, папа был одним из совладельцев.
Подруга широко раскрыла глаза.
— О… Господи!
— Вот именно. — Ей не удалось скрыть горечь в голосе. — Даже смешно. Он всегда был так осторожен в денежных делах… он бы и думать не стал о каком-нибудь вложении, если бы не считал его совершенно надежным и достойным доверия. Похоже, компании пришлось выплачивать страховки по нескольким стихийным бедствиям одновременно… они даже не представляли, сколько это составит.
— Кошмар! — воскликнула Сара. — А ты хоть что-нибудь можешь сделать?
— Ничегошеньки! — Джинни в рассеянности обводила носком туфельки край брусчатки. — Но лучше бы он мне сказал сразу. Конечно, я бы вряд ли чем помогла, но по крайней мере мне бы не было сейчас стыдно за все те деньги, которые я тратила на тряпки и украшения, пока он пытался расплатиться с долгами. Он даже выдавал мне мое содержание, как будто ничего не случилось.
Сара покачала головой.
— Наверное, он не хотел, чтобы ты беспокоилась.
— Знаю. Помнишь, как он говорил? «Не забивай себе голову этой ерундой». Зато теперь мне ничего
