— Как ты догадалась? — шутливо откликнулся Силвер.
— Входи. — Я открыла дверь.
Путаные видения моей послеобеденной дремы тонкой, переливчатой пеленой все еще висели перед глазами, и лицо Нэда странным образом поплыло вслед за приснившимися мне лицами с фотографии…
— Напитки в баре, не стесняйся, я скоро, — сказала я Нэду, который в замешательстве застыл посреди комнаты, беспомощно глядя на меня.
— Я прихватил по дороге. — Он держал бутылку шампанского.
Выглядел он, не в пример мне, свежим и отдохнувшим.
Умывшись, я вскоре вернулась. Нэд в мое отсутствие уже вполне освоился и нашел фужеры под шампанское. Мастерски откупорив бутылку, он наполнил фужеры и подал один из них мне.
— За твою удачную поездку и скорейшее возвращение!
Мы со звоном соединили бокалы.
— Ну, мне пора, поехали.
— Успеем, — сказал Нэд и снова наполнил фужеры.
— А теперь присядем «на дорожку», как говорят в России, — сказала я, когда мы поставили порожние бокалы на стол.
Глава 7
Вылетев в шесть вечера из Нью-Йорка и проведя в воздухе пять с лишним часов, я, следуя за солнцем, примерно в это же время приземлилась в парижском международном аэропорту Орли.
Еще через три часа я приземлилась в Ницце — «столице удовольствий».
Я остановилась в отеле «Вестминстер» на Английской набережной, протянувшейся на семь километров. Название отеля и бульвара меня совсем не удивило. Еще с начала прошлого века сюда толпами стали приезжать англичане, проводившие здесь целую зиму. Среди них были и великие князья, любители изысканной роскоши, и богатые чудаки — лорды, и всякие авантюристы.
Туристический сезон уже начался, поэтому цены были процентов на тридцать выше, чем в межсезонье. «Вестминстер» устраивал меня сравнительно невысокими ценами, месторасположением и предлагаемым уровнем комфорта. Здание было выстроено в стиле рококо периода Бель-Эпок. Фасад его выходил на море. Так что из моего номера на третьем этаже открывался великолепный вид на бухту Ангелов.
Я вручила портье пятьсот франков — такова была суточная стоимость одноместного номера.
Решив сразу взять быка за рога, бросив сумку и даже не переодевшись, спустилась в холл. Найдя в телефонной книге адрес Клодин Доре, я вышла из отеля и поймала такси. Французский язык, так же как и английский, не представлял для меня никаких трудностей, но жители Ниццы частенько пускали в ход непонятные словечки, напоминавшие какую-то смесь старофранцузского и итальянского. Как объяснил мне таксист, веселый чернявый парень с крупным носом, эти словечки относились к савойскому диалекту.
Клодин Доре жила на бульваре Гамбетта. Через пятнадцать минут я уже стояла перед ее домом. Судя по номеру, квартира Доре находилась на втором или третьем этаже. Весь первый этаж был отведен под галерею. Я прочла вывеску: «Галерея Виллареаль».
Я подумала, что скорее всего в стенах именно этой галереи выставлялись работы Гладкова, за которые он до сих пор не может получить деньги. Поднялась на третий этаж и остановилась перед дверью. Я обычно специально не планирую, что скажу, как поведу себя, предпочитая действовать спонтанно, полагаясь на интуицию. Вот и в этот раз, пока я не очутилась перед дверью Доре, у меня не было никакого плана.
Из-за двери доносились голоса. Приложив ухо к двери, я постаралась разобрать, о чем идет речь, но смогла лишь понять, что говорят по-английски. Одну руку я локатором приложила к уху, чтобы лучше слышать, а вторая сама собой легла на ручку двери. Ручка под тяжестью руки опустилась, и я почти ввалилась в прихожую, вытянутую как кишка. Светлые стены были сплошь покрыты картинами из разряда современной живописи: сиренево-голубые и розово-пепельные абстракции.
Все четыре комнаты выходили в этот коридор. Разговаривали в ближайшей ко мне, причем — на повышенных тонах.
Я узнала голос Торнтона, второй принадлежал скорее всего хозяйке.
— …и не руби сук, на котором сидишь, — предупреждал Торнтон.
— Я не умру от голода без твоих подачек, — высокомерно ответила Доре.
— Я тебе не дойная корова, — не унимался Торнтон, — да и Бриджит в последнее время не балует меня деньгами.
— Это твои проблемы, Ридли.
— А как насчет твоего долга Николаю? Это тоже мои проблемы?
— При чем здесь Николай, я сама с ним разберусь, вот это-то как раз не твое дело.
— Кончай прикидываться, Клодин, ты ведь прекрасно знаешь, что он должен мне кругленькую сумму.
— Я-то здесь при чем?
— При том, дорогая, — язвительно сказал Торнтон, — что он не сможет расплатиться со мной, пока ты не расплатишься с ним. Мне надоел этот замкнутый круг, я, заметь, сюда и приехал, чтобы покончить наконец с этим дерьмом.
— Ты что-то хочешь предложить? Давай, выкладывай, — заинтересованно сказала Доре.
— Клодин, ты прекрасно знаешь, что можешь доить меня, пока я живу с Бриджит. Но это не может продолжаться вечно. После того, как ты предъявишь ей свои фотографии, ты больше не получишь ни сантима.
— Дальше, Ридли, дальше, — с нарастающим раздражением понукала Торнтона Доре.
— Не спеши, дорогая. Я, конечно потеряю гораздо больше, но мне теперь уже наплевать, теперь я буду диктовать тебе условия.
— Ха-ха-ха, — вызывающе рассмеялась Клодин, — он будет диктовать условия, — злобно передразнила она Торнтона, — и какие же это условия?
— Ты мне отдаешь фотографии и негативы, это раз. Больше ничего и никогда с меня не требуешь, это два.
— А ты-то, голубчик, ты что будешь делать со своей стороны?
— Я прощу Гладкову его долг, в обмен на это он не будет требовать деньги с тебя. Ну, как?
В комнате воцарилось недолгое молчание. Затем снова заговорил Торнтон:
— Вообще, вы мне обе осточертели, вот вы у меня где сидите.
Я представила его жест, вспомнив, как в Тарасове по телевизору видела проводимый на улицах опрос населения на предмет тампонов «Тампакс». Один холерического вида рабочий, задерганный жизнью и рекламой, брызгая слюной, орал в камеру: «Ваши „Тампаксы“, знаете где они у меня сидят!!!» Задрав голову, он большим пальцем левой руки полосовал свое горло. И сейчас, стоя у двери, я прямым образом дурачилась, на место этого постперестроечного рабочего ставя Ридли Торнтона. Такой фотографический фокус: тело у вас нарисованное, а голова — своя.
— А моя скво давно бы послала меня ко всем чертям, если бы Эрик согласился лечь с ней в постель.
— Ты все сказал? — уничижительно спросила Доре. — А теперь послушай меня. Если до конца мая я не получу очередной перевод, то первого июня Бриджит получит полный комплект фотографий, и тогда моим донором станет она, а с нее я буду брать по-крупному, дорогой. Так что решать тебе.
Я бы на месте Торнтона открутила этой Клодин Доре башку. Но Торнтон тоже не сплоховал.
