бескорыстной. У нее есть компрометирующие Ридли фотографии, которые она собирается предъявить вам, если Ридли не уплатит ей очередную сумму до конца месяца.
— Бедный Ридли, значит, он любит меня, если платит этой шлюхе!
Я потеряла дар речи. Человеческая способность к самообману поистине не знает границ! Бриджит вела себя, как строгая заботливая львица, охраняющая свое нерадивое, но любимое чадо. А я-то еще колебалась, стоит ли ей говорить об этом.
Перед тем как начать разговор, я пыталась успокоить свою совесть тем, что рано или поздно Бриджит все равно бы узнала о неверности Торнтона. Доре не шла на компромисс, и, следовательно, вполне можно было допустить, что Торнтон либо не найдет денег, либо просто откажется платить ей, и тогда Клодин обязательно привела бы свою угрозу в исполнение. А все эти разговоры Ридли, что он сам признается Бриджит, на мой взгляд, яйца выеденного не стоят.
Я считала Ридли слишком малодушным для такого признания, ведь то обстоятельство, что он живет с Бриджит из-за денег, указывает либо на его душевную вялость, или, наоборот, на слишком ярое приспособленчество, которое, проев ему мозги, стало его жизненным принципом.
— Должна по-дружески вас предупредить, что она этими фотографиями грозила шантажировать и вас, если Ридли не заплатит ей.
— Но откуда вы это знаете, если это не бред, конечно?
— Это моя профессия — все обо всех знать.
— Ну, хорошо, спасибо, — протянула задумчиво, как будто что-то решая, Бриджит, — я вам очень благодарна. А с этой крысой я разберусь. Шантажистка гребаная.
Это максимально литературный перевод того, что сказала миссис Торнтон.
Через минуту я уже звонила на вокзал, заказывая билет на вечерний поезд до Парижа.
Денек выдался на славу, и мне захотелось прогуляться по городу. Джинсы, парусиновые туфли, рюкзачок за плечи и — айда.
Я отдала ключ портье и, выйдя на улицу, пошла по направлению к старому городу. Английская набережная, Дворцовая площадь, площадь Массена, бульвар Жан-Жореса, префектура, улица Терасс — меня это не интересовало.
Вот и церковь Сен-Жом. Кварталы старой Ниццы на редкость живописны. Улочки-лестницы спускаются вниз капризными уступами, некоторые из них столь узки, что, если расставить руки, упрешься в стены домов. Я взбиралась все выше и выше, не чувствуя усталости.
Мне попадались довольно экзотические лавочки, торгующие всякой мелочью, на которую так падки туристы: посуда из обожженной глины, сувениры, украшения и прочее. Когда я поднялась на утес Шато, у меня закружилась голова и перехватило дыхание. Не от высоты, а от великолепия открывшейся панорамы: весь город был как на ладони.
Яркая синева залива и такая же — неба, сливаясь вдали, растворяли линию горизонта. Мне казалось, я нахожусь внутри магического лазурного шара.
Оглянулась — сиреневый свет ударил мне в глаза — поля лаванды протянулись по всему пологому склону соседней горы. Ну и красотища!
По другую сторону от меня ярко зеленели виноградники, еще дальше пенились персиковые сады, а у самого подножия загадочно темнели строгие свечки кипарисов.
Окрестности были не менее очаровательны, чем сам город. Тут совсем не было слышно городского шума. Дома боязливо и тесно сгрудились, словно защищаясь от мистраля. Старые черепичные крыши пестрели всеми оттенками — от розового до желтовато-красного.
Попетляв по козьим тропкам, я спустилась к морю. У меня гудели ноги, хотелось пить. К тому же я чертовски проголодалась.
Отдых и обед с легким вином сейчас не помешают. В ресторане «Беф Салейя», как сказано в рекламе, подают фирменные блюда из мяса и рыбы. В него-то мы как раз и заглянем.
Салат шу-флер (цветная капуста, свекла, сладкий перец), буйабесс — марсельский суп из рыбы и прочих морепродуктов, палтус под соусом нонтюа (готовится из крабов), а на десерт — замороженное лимонное суфле. Ну и, конечно, бутылочку «Шато де Берн». И за все удовольствие — двести сорок франков.
Не могла я обойти вниманием и рынок.
Фрукты, травы, цветы. Я прикупила пару симпатичных мешочков знаменитых провансальских специй — обалденно пахнущую смесь из мелко помолотых местных трав.
На рынке царила атмосфера веселой, немного фамильярной доброжелательности, разговоры были пересыпаны шутками, порой на том самом савойском диалекте, который поначалу ставил меня в тупик.
Серебристый «Рено», взятый напрокат, помог мне побывать в Антибе и Грассе — городах, расположенных недалеко от Ниццы.
В Антибе я посетила музей археологии и галерею Пикассо. По пути в Грасс остановилась в Биоте, где побывала в музее Фернана Леже, а в самом Грассе — сердце французской парфюмерной промышленности — в музее Фрагонара и музее духов.
В Ниццу я увозила шикарный флакон «Люн де Мьель». Этот сладкий абрикосовый аромат облегчил мой кошелек ровно на двести пятьдесят франков. За такой же флакон в Париже мне пришлось бы отвалить раза в четыре больше.
На Лионском вокзале взяла такси, чтобы добраться до отеля «Иль де Франс Опера», на улице святого Августина.
Отдав за одноместный номер четыреста восемьдесят франков, почти сто долларов, я поднялась на третий этаж. Бросив сумку и приняв душ, завалилась спать. И, только проснувшись, по достоинству оценила интерьер номера.
Высокие потолки, светло-терракотовая цветовая гамма, широкая, мягкая кровать с полукруглыми массивными спинками из натурального дерева, тумбочка, комод с зеркалом, кресла, ковры, картины на стенах, шторы персикового цвета и такого же цвета покрывало на кровати, стеклянные балконные двери — все выглядело добротно и уютно.
Верная своей привычке, заказала еду в номер.
Утка с маслинами, сыр, апельсиновый сок. Ох уж это французское чревоугодие!
Мне предстояло посетить галерею Вилану, уже третью галерею за время моего пребывания за границей.
Миновав улицу Святой Анны, я свернула на улицу Пти Шан и обогнула Лувр. Дойдя до середины моста, приостановилась. Внизу лениво катила свои серые воды Сена. Ее маслянистая поверхность отражала тусклое, бесцветное небо.
Вправо протянулась набережная Вольтера — ничего не изменилось с тех пор, как мы гуляли здесь с Эриком…
Отсюда до улицы Бонапарта — два шага. Может, Эрик снял апартаменты на набережной Вольтера, чтобы посещение галереи Поля Вилану не отнимало у него много времени?
Скорее всего именно так и было. Кто бы мог подумать, что год спустя я повторю его маршрут с той же целью!
Благодаря Бриджит передо мной открылась новая страница его жизни — роман с Жаклин Фарно. Трудно не заметить, что все женщины, окружавшие Эрика, начиная с Сердюковой и кончая Фарно, имеют непосредственное отношение к живописи. А Эрик, как известно, занимался торговлей картинами. Так что, кроме линии Бронштейн — Штерм — Дроздов, нельзя сбрасывать со счетов и картинный бизнес.
Я уже шла по улице Бонапарта, когда тонкий аромат кофе с террасы небольшого кафе заставил меня остановиться. Я вернулась, решив зарядиться необходимой мне энергией от чашки кофе. Поднявшись на террасу, я остолбенела: в двух метрах от меня за круглым миниатюрным столиком спиной ко мне сидел…
