доказывая, что Бог карает за грех идолопоклонства. Из этого видно, какой интерес возбуждал уже и в то время этот важный вопрос в уме юноши.
Мусульманские писатели, по своему обыкновению, рассказывают о чудесных явлениях, сопровождавших молодого Магомета во все время его путешествия, как о явном доказательстве постоянного покровительства неба. Однажды, когда он проходил по раскаленной песчаной пустыне, ангел незримо носился над ним, осеняя его своими крылами, — чудо, очевидно, основанное не на свидетельстве очевидца; в другой раз его защищало облако, висевшее над его головой во все время полуденного зноя. Был и такой случай: однажды, когда он хотел укрыться под тенью сухого дерева, дерево это тотчас же покрылось листьями и цветами.
Пройдя вдоль окраины древних владений моавитян и аммонитян, часто упоминаемых в Священном Писании, караван прибыл в Босру (или Бостру), лежавшую за Иорданом, в стране, смежной с Сирией и населенной племенем манасехов. Во времена библейские это был город левитов, но теперь он был населен христианами-несторианами и служил торговым центром, куда ежегодно стекались караваны; сюда-то и прибыли наши путешественники для стоянки и расположились станом недалеко от несторианского монастыря.
Абу Талиб и племянник его были радушно приняты братством этих монахов. Один из них, называемый одними Сергием, а другими — Бахарой,[6] при разговоре с Магометом был поражен его развитием не по летам и заинтересовался его жаждой знания, которая, по- видимому, сосредоточивалась преимущественно на вопросах религиозных. Они часто разговаривали друг с другом об этих предметах, и во время беседы все усилия монаха были направлены главным образом против идолопоклонства, в духе которого до сих пор воспитывался молодой Магомет, потому что несториане ревностно осуждали не только почитание икон, но и простое употребление их, причем щепетильность их в этом отношении доходила до того, что запрещение всяких видимых знаков поклонения распространялось отчасти даже на крест — эту общую эмблему христианства.
Многие утверждают, что благодаря этим разговорам с монахом Магомет познакомился с принципами и преданиями христианской веры, знание которых он обнаружил впоследствии; вероятнее всего, что он продолжал общение с этим монахом и при последующих поездках в Сирию.
Мусульманские писатели говорят, что интерес к молодому иностранцу возрос у монаха потому, что он случайно увидал между его плечами печать пророчества. Когда Абу Талиб возвращался в Мекку, монах будто бы советовал ему зорко следить за тем, чтобы его племянник не попался в руки евреев, предвидя проницательным взором пророка те неприятности и противодействия, которые Магомету предстояло встретить со стороны этого народа.
Не нужно, конечно, было никаких чудесных знаков, чтобы сектанта-монаха, стремившегося найти себе последователей, заинтересовать умным и любознательным юношей, племянником охранителя Каабы, который мог перенести в Мекку семена христианского учения, заброшенные в его впечатлительную душу; понятно, что монах, рассчитывая обратить в свою веру, страстно желал предохранить от увлечения еврейской верой юношу с неустановившимися еще религиозными убеждениями.
Магомет вернулся в Мекку; воображение его переполнено было странными рассказами и преданиями, слышанными в пустыне; в уме его глубоко запечатлелось учение, сообщенное ему в несторианском монастыре. Он и в дальнейшем, по-видимому, был полон таинственного благоговения к Сирии, вероятно, вследствие религиозных впечатлений, полученных там. То была страна, куда из Халдеи пришел некогда патриарх Авраам, принеся с собою первоначальное верование в единого истинного Бога. Впоследствии Магомет часто произносил следующие слова: «Бог, воистину, всегда в Сирии поддерживал блюстителей Своего слова; числом их было сорок; если умирал один, на место его посылался другой, и благодаря им благословение распространялось на всю страну». И еще: «Да возрадуется народ сирийский, потому что ангелы, по благости Бога, осеняют его своими крылами».[7]
Примечание. Отец Авраама, Азер или Зераль, как он назван в Библии, был скульптор и идолопоклонник. О том, как Авраам отвратился от идолопоклонства, в которое впал род человеческий после потопа, рассказывается в шестой главе Корана:
И Авраам сказал своему отцу Азеру: «Воистину, ты и твой народ заблуждаетесь, принимая за богов изображения, высеченные из камня».
Тут свод небесный раскрылся перед Авраамом, дабы он мог видеть, как управляется мир.
Когда наступила ночь и мрак застлал землю, он увидал блестящую звезду, загоравшуюся на небе, и обратился к своим людям, поклонявшимся звездам: «Так вы утверждаете, что это Бог?»
Но звезда скрылась, и Авраам сказал: «Я не верю в заходящих богов».
Тогда он увидал восходящий месяц и воскликнул: «Это, несомненно, Бог!»
Но и месяц точно так же скрылся, и Авраам смутился и стал молиться Богу, говоря: «Направь меня, дабы я не стал таким же, как этот заблуждающийся народ».
Увидя затем восходящее солнце, он воскликнул: «Вот это светило величественнее всех; несомненно, это — Бог!»
Но и солнце также зашло. Тогда Авраам сказал: «О народ мой, я не верю в те вещи, которые вы называете богами. Воистину, я обращаю лицо мое к Нему, Создателю, сотворившему небо и землю».
ГЛАВА ПЯТАЯ
Торговые занятия Магомета. Его женитьба на Хадидже
Магомет окончательно погрузился теперь в деятельную жизнь, сопровождая своих дядей во время их разнообразных путешествий. Когда ему было около шестнадцати лет, он вместе с дядей своим, Зобиром, отправился с караваном в Йемен; затем он исполнял обязанности оруженосца у того же дяди, предводительствовавшего курайшитами, помогавшими кенатитам в их борьбе с племенем хавазан.
Это, говорят, было первое участие Магомета в войне, хотя все участие состояло только в том, что он снабжал дядю своего стрелами во время сражения и прикрывал его от неприятельских ударов. Войну эту арабские писатели называют позорным именем «ал-фоджар», или «нечестивой войной», потому что она велась в священные месяцы, посвященные богомолью. Когда Магомет возмужал, различные лица пользовались его услугами как торгового агента при отправках караванов в Сирию, Йемен и другие места. Все это способствовало расширению сферы его наблюдений и обогащало его знанием различных человеческих характеров и дел.
Он посещал часто ярмарки, которые в Аравии были не исключительно местами торговли, но часто и ареной для поэтических состязаний между различными племенами, где призы присуждались победителям, а поэмы, заслуживавшие награды, передавались на сохранение в княжеские архивы. Чаще всего такие состязания происходили на ярмарке в Окаде, и семь премированных там поэм были вывешены в Каабе как трофеи. На этих ярмарках рассказывались также народные арабские предания и усваивались различные религиозные верования, господствовавшие в то время в Аравии. Из таких устных источников Магомет усвоил постепенно многие разнообразные сведения о религиозных учениях, обнаруженные им впоследствии.
В Мекке жила в то время вдова по имени Хадиджа, происходившая из племени курайш. Она уже дважды была замужем. Второй муж ее, зажиточный купец, только что умер, и обширные дела его торгового дома требовали руководителя. Племянник вдовы, по имени Чузима, познакомился с Магометом во время его торговых путешествий и заметил, с какою ловкостью и добросовестностью тот исполнял все свои обязанности. Он рекомендовал его тетке как человека, вполне пригодного для управления ее делами. Внешность Магомета сильно помогла этой рекомендации: ему было в это время около двадцати пяти лет, и арабские писатели с восторгом отзываются о его красоте и приятных манерах. Хадидже так захотелось воспользоваться его услугами, что она предложила ему двойную плату за управление караваном, который был наготове к отправке в Сирию. Магомет посоветовался со своим дядей Абу Талибом и с его согласия принял предложение. Помощниками, сопровождавшими его в этой экспедиции, были племянник вдовы и раб ее Майсара. Хадиджа до такой степени осталась довольна безукоризненно выполненным поручением, что по возвращении Магомета уплатила ему вдвое больше против обещанной суммы. Впоследствии она
