— А нельзя ли посмотреть? — прервал Марлен Евграфович повествование.
— Простите, нет, — отрезал Сергей. — И вы скоро поймёте почему.
Второй раз Сергей увидел её уже весной. Было раннее утро.
Вооружённый рыболовными снастями и с рюкзаком за спиной, после длительного ожидания он наконец-то сел в автобус и устроился сзади у окна. Тут-то и увидел её стоящей на той самой остановке, от которой только что отошёл его автобус. Первым импульсом было — остановить автобус и выскочить. Но мысль о нелепом костюме, сапогах, о том, что его будут, нервничая, ожидать друзья — эта мысль победила, и он поехал дальше, проклиная свою нерешительность.
И все-таки их знакомство состоялось через несколько недель после этой «встречи». Он снова спешил. Да и кто не спешит теперь при нашей-то жизни? Дело в том, что на сей раз его ожидала с билетами в театр милая женщина, отношения с которой у них давно уже переросли рамки чисто дружеских. Пару лет тому назад её муж уехал в Штаты с молоденькой секретаршей и, судя по всему, не испытывал ни малейшего желания вызывать к себе оставленную дома супругу. Детей у них не было, а потому о всех перипетиях заморской жизни бывшего мужа знакомая Сергея узнавала лишь из коротких писем, которые изредка получали его сослуживцы.
Итак, Сергей опоздывал никак не менее чем на четверть часа из-за того, что вначале слишком долго гладил брюки, а потом был вынужден вернуться домой уже с улицы, дабы убедиться в том, что перед уходом не забыл выключить утюг.
Запыхавшись, он сбежал по эскалатору в зал станции метро. Из дверей стоящего у платформы поезда раздалось сакраментальное «двери закрываются». Сергей ещё мог заскочить в вагон, но в последнее мгновение увидел, или, скорее, даже почувствовал, что на стоящей поблизости скамейке сидела о н а. И не просто сидела, а смотрела на него. Внутри у Сергея что-то оборвалось. Решение пришло мгновенно. Чтобы остановиться, ему пришлось обеими руками оттолкнуться от стенки вагона.
Двери закрылись и поезд тронулся, Сергей повернулся спиной к рельсам и посмотрел на неё. Она улыбалась. Улыбалась ему. Сердце Сергея бешено стучало, скорее всего — не от пробежки. Не отрывая взгляда от её глаз, он подошёл и опустился на скамью рядом с нею. Да, она действительно была много моложе его. Судя по всему, ей не исполнилось ещё и тридцати пяти. Лицо было несколько удлиненным, рот — крупным и красиво очерченным, кожа лица поражала своей белизной. Серые широко расставленные глаза смотрели серьёзно-выжидающе.
— Здравствуйте, — сказал Сергей, продолжая жадно всматриваться в её лицо.
— Здравствуйте, — ответила она. — Вы не успели…
Тембр её голоса был удивительно приятным. В голосе слышалось сочувствие.
— Нет, на сей раз, кажется, успел! — вырвалось у него. — Вы… Вам в центр?
— Да нет. Просто я решила немного отдохнуть здесь в прохладе, прежде чем идти дальше.
Они помолчали. Сергей забыл и думать о том, что его ждут. Время для него как бы остановилось. Он забыл о том, где находится, о людях, беспрестанной чередой идущих мимо них в обоих направлениях, о поездах метро… Куда-то ушли все тревоги и заботы. В каком-то полузабытьи он буквально «смаковал» черты её лица, как это дано лишь людям, наделенным настоящим художественным даром.
Теперь он видел, что черты её лица запечатлелись в его памяти верно. Может быть, в сравнении с изображением на его портрете это лицо выглядело более зрелым, более определённым и спокойным, что ли…
Именно такой, как на его портрете, она скорее всего была лет пять-шесть тому назад. И, вместе с тем, как ему казалось, она и сейчас как бы являла собою саму свежесть. С неё вполне можно было бы писать «Снегурочку»… Или нет, скорее «Весну». Она даже пахла свежестью талой воды. Во всяком случае, воспоминание об этом неповторимом запахе пришло ему теперь на ум.
Ее туалет был выдержан в строгих тонах. В нежных мочках её ушей сверкали мелкими бриллиантами красивые серьги наверняка старинной работы. На груди была приколота не менее красивая брошь. Скорее всего, серьги и брошь были частью одного гарнитура.
— Поезд, — напомнила она, возвращая Сергея к действительности. — Вы едете?
— Я? Да нет! Я… я передумал. Вы на выход? — И, не дожидаясь подтверждения, добавил: — Можно, я провожу вас немного?
— Хорошо, — и она поднялась.
Она оказалась среднего роста — что-то около метра семидесяти, стройной и какой-то очень хрупкой. Темные волосы были уложены в причёску в стиле «ретро». («Как на фотографиях двадцатых годов», — отметил про себя Сергей.) В выражении её глаз было нечто трогательное, этакое беззащитно-детское, вызывавшее в душе Сергея прилив нежности и приводящее его в состояние в общем-то не свойственной ему экзальтации. И странно, хотя в отношениях с женщинами Сергей никогда не отличался чрезмерной робостью, в её присутствии он испытывал незнакомый ему прежде лёгкий трепет. Нечто подобное — что-то вроде радостного ожидания в сочетании с душевным подъёмом — он ощущал в свое время при первом посещении Дрезденской картинной галереи…
Они молча вышли из вестибюля метро. Небо было затянуто облаками. В листве стоящих вдоль улицы деревьев шелестел ветер. Было немного душно. Пахло пылью и выхлопными газами.
Сергей остановился и легонько придержал свою спутницу за локоть.
— Меня зовут Сергеем, — представился он, — Сергей Энгелью. По образование или, точнее, по недоразумению я инженер и математик, а по склонностям и велению сердца — книжный червь и художник. Не буду лукавить я давно искал этой встречи. И я уже боялся не дождаться вас.
— Я знаю, — прозвучало в ответ. — Но я не могла раньше… Ах да, меня зовут Ольгой.
— Ольга, — повторил он. — Оля. Оль-га. Какое красивое имя! И как оно идёт Вам!
Справедливости ради следует заметить, что это имя прежде никогда не вызывало у него особых эмоций. По крайней мере, к числу любимых им женских имён оно никак не относилось.
С той встречи для Сергея началась новая жизнь. Она вновь расцветилась яркими красками, стала интересной, наполненной впечатлениями, страстями, желаниями. Дни уже не походили как прежде один на другой. Сергей отсчитывал их теперь по встречам с Ольгой. А встречи становились меж тем всё более частыми и продолжительными. Он чувствовал себя влюблённым мальчишкой. Душа его пела. Работа спорилась как никогда. Казалось, ничто не могло омрачить его счастья.
И всё-таки большинство женщин обладают каким-то шестым чувством, чем-то вроде ясновидения. Во всяком случае, супруга Сергея, которая до недавнего времени напоминала о своём существовании лишь редкими звонками, вдруг стала очень внимательной и даже как-то неожиданно приехала навести порядок в квартире и постирать. Но теперь её внимание вызывало у Сергея лишь лёгкое раздражение. Наверное, им следовало бы серьёзно поговорить. Но пойти на это было не так-то просто. Даже думать об этом не хотелось, поскольку будущее представлялось слишком неопределённым.
И дело было не в том, что Сергея устраивала позиция страуса, прячущего голову в песок, а потому, что во всём, что было связано с Ольгой, многое оставалось для него пока что абсолютно непонятным. Так, хотя со дня их знакомства прошло уже более месяца, он даже не знал, замужем ли она! И вообще, эта хрупкая женщина была настоящей загадкой.
Уже после двух-трёх свиданий Сергей, который считал себя человеком по теперешним временам достаточно образованным и начитанным, понял, что она знала многое из того, о чём он имел лишь самое поверхностное представление. Так, например, она великолепно ориентировалась в древней истории, в истории России, знала геральдику и генеалогию европейских кооролевских династий. По всей видимости, она основательно изучала в своё время Священное Писание. Насколько Сергей мог судить, ей приходилось также штудировать латынь, греческий и древнееврейский. Ольга могла долго по памяти цитировать стихи на французском, английском и немецком. И в то же время в её представлении о мире современном были провалы, которые ставили Сергея просто в тупик. У него никак не укладывалось в голове, как, например, взрослый человек может не знать о том, что уже давно не существует никакой Родезии, или кем был Гитлер. Её неосведомлённость в вопросах политики, внутренней жизни страны и в её экономических проблемах была поразительной. В неменьшей степени однажды Сергея удивил и её восторг после просмотра в кинотеатре какого-то третьеразрядного сентиментального фильма. Как мог человек, так тонко ощущавший красоту во всех её проявлениях, умиляться, посмотрев эту ремесленную поделку с участием весьма посредственных
