друг на друга и внезапно начали хохотать. На громкий хохот нас не хватило, скорее это напоминало визгливое карканье. Но уж очень потешно он выглядел, а я, наверное, точно так же. Половина его головы и лица, промокшие от пота, собрали на себя всю дорожную грязь, и Барков стал похож на маску домино, или на монстра, вылезшего из кукурузных зарослей полакомиться человечиной. Он смеялся и ронял изо рта черные сгустки слюны.
Но все когда-то кончается. Отряд несостоявшихся волшебников достиг вершины холма. Мы разделили печенье. У Тани оставалась еще одна шоколадка, превратившаяся в кашу. Ее мы тоже скушали, хотя я полагал, что никто не притронется к сладкому.
Над ослепительным пунктиром разделительной полосы воздух непрерывно перемещался; казалось, что исполинские треноги высоковольтных передач плывут, как жирафы, над клетчатым океаном посевов. Плывут, задрав величавые рогатые головы, и неторопливо перебирают ногами…
Чтобы малыш не скучал в дороге, Барков соорудил ему из проволоки и обрывка марли сачок и научил, как с ним обращаться. Теперь Руди ежеминутно развлекал нас. Он носился по обочине, как взбесившийся мамонт, а изловив очередное насекомое, бежал к нам с победными воплями. Сначала мы шли кучно, но в горку растянулись. Я испытывал истинное счастье, что, хотя бы на время, перестал быть обузой.
И в результате наша нелепая компания в пижамах заняла всю проезжую часть, и когда навстречу проехала первая машина, мужик за рулем покачал головой и погрозил нам пальцем. Наверное, решил, что мы какие-нибудь панки, возвращающиеся с попойки в соседнем городе.
На холме стало нестерпимо жарко, воздух словно замер, и я подумал, что отвык от жизни без кондиционера. А вскоре я уже ни о чем не мог думать, все мои желания сосредоточились на одном — найти тень. Мне казалось, что в тени перестанет так гулко стучать в висках, и я обрету возможность соображать. Я смутно помнил, что надо куда-то звонить и что-то сделать с компьютером, но пересохшие извилины никак не хотели подчиняться…
Дорога слепила. Трижды, или четырежды, Таня спасла меня от падения. Наконец, видя, что я не в состоянии управлять креслом и в любую секунду могу навернуться в кювет, девушка заставила меня отключить мотор.
Я смутно припоминаю, что Барков заспорил с Таней, кто будет меня толкать. Леви тоже вызывался принести посильную лепту, и, вроде бы, они сговорились катить коляску поочередно.
Город плавал в изумрудном киселе, то приближаясь, словно дразнясь, то отодвигался, ехидно помахивая верхушками деревьев. В какой-то момент чуть не произошла беда: нас обогнал блестящий рейсовый автобус, а дурачок Руди ковылял по центру и едва не угодил под колеса. Серебряный бронтозавр огласил долину громоподобным ревом, Барков успел метнуться и толкнул малыша в сторону. Руди упал и заплакал.
А впрочем, может, мне это только показалось. Мне было не до него, я слишком заботился, чтобы не тряхнуть головой. Боль была невыносимая. Кажется, Барков сказал мне, что боится за малыша, что, будто бы, тот постоянно что-то бубнит, а на него это не похоже…
Самое обидное, что рейсовый автобус запарковался в паре сотен метров впереди нас. Выпорхнули две девушки, спустился водитель и достал из чрева бронтозавра их велосипеды. Оказалось, что мы совсем чуть-чуть не дошли до остановки. Девушки уселись на велики и умчались по тропинке, а водитель пристально посмотрел в нашу сторону, сделав ладонь козырьком. Затем поднялся в машину и отчалил.
Я едва не заревел с досады.
Мы не слишком заботились о сохранности единственной бутылки воды, и вот она кончилась, а до городка еще оставалось порядочно ходу. Таня предложила голосовать, но как назло, нас не догнала ни одна большая машина, в которой мы смогли бы поместиться. Промчались, сигналя, несколько мотоциклистов, затем бабулька проволокла на тракторе длинный прицеп с ящиками. Она, впрочем, остановилась и угостила нас минералкой. Выскочила, вся такая шустрая, в джинсах, красной рубахе и косынке, и сразу напустилась на Баркова, как самого старшего. Что да как, и не нужна ли помощь?
Владислав еле отбился. Проблеял что-то невразумительное насчет скаутских учений и захворавшего родственника… Старушка поглядела на нас, как на законченных олигофренов, оценила запал Руди, он как раз преследовал стрекозу, перебегал дорогу в желтой пижаме. Поразмыслив, бабушка оставила нам бутылку воды и укатила.
— Спорим, старая калоша нас вложит, — занервничал Барков. — Петруха, не пора звонить?
У меня так болела голова, что я не сразу понял, о чем он меня просит.
Куда звонить? Зачем звонить? Я только хотел, чтобы меня оставили в покое. Я отчетливо помнил одно: звонить нельзя, пока нас могут перехватить. Пока мы не можем надеяться на защиту…
Однако холодная водичка помогла моему воспаленному сознанию. Таня влила в меня так много, что я закашлялся и едва не задохнулся.
— Теперь можно, — сказал я. — Дай мне компьютер и телефоны.
И это было правдой. Радуги от фонтанов и садовых брызгалок искрили совсем близко. Я посмотрел налево. До самого горизонта истекали слезой вереницы парников. А справа, на краю земли, раскинув многометровые усики дождевальной установки, ползал по грядкам ярко-красный комбайн. С такого расстояния он походил на удивленное космическое насекомое…
Леви улегся ничком на щебенку обочины и не подавал признаков разумной жизни. Барков и Таня примостились с двух сторон от меня, вытянули ноги и облокотились на колеса. Владислав открыл ноутбук, и мы вместе присвистнули. От момента последнего выхода в эфир прошло три часа. Мы шли без остановки почти семь часов.
— Почему нас до сих пор не зацапали? — как пьяный, тщательно выговаривая слова, осведомился Барков.
— Потому… — Я вошел в «почту» и скинул заранее заготовленное обращение сразу на двенадцать адресов. — Потому что… Таня, где малыш?
Я хотел сам посмотреть, но в затылок точно воткнули дрель на малых оборотах.
— Он тут… — Таня уронила рыжие волосы ко мне на колено. — Он описался и плачет…
— Плакать полезно, — рассудительно заметил Барков.
— Нас не поймали, потому что ищут в обратном направлении… Я попросил знакомых ребят в Сети, они еще вчера позвонили в полицию, будто бы очевидцы… Будто видели инвалида на коляске, и тебя, Влад, в автобусе на Эль-Пасо…
— Круто, — одобрил Барков. — Это совсем в другую сторону…
— Вот… пусть и ловят. Телефон включи! — Я продиктовал Баркову номер, Один, второй, третий. Сам я внятно говорить почти не мог. Точно в глотку напихали песку…
— Питер, мы умрем? — простонал апостол.
— Ты же волшебник, а волшебники не умирают. — Я изо всех сил сосредоточился на экране.
Время тянулось невыразимо долго. Серый пластик ноутбука раскалился в руках. Прошла минута,
Ничего не происходило. Я не получил ответа в «аське», и почтовый конвертик упрямо оставался пустым.
Мимо, обдав нас волной жара, пронеслась, по направлению к городку, приземистая открытая машина. Позади казалось, что колеса провалились в серую плескучую ртуть и расплавились. Машина превратилась в голубую лодку, плывущую к изумрудным башенкам города…
— Как это понимать, кто-то дурью мается? — Барков очнулся, и тыкал пальцем в монитор. — Петька, что за фигня?
Я опустил взгляд и засмеялся. Впервые за двое суток мои губы растянулись в улыбке. Это простое мышечное усилие далось мне с невероятным трудом.
— Это не фигня, — успокоил я. — Это наши друзья шлют «о'кей». Первый «о'кей» от парнишки из Хьюстона. Он получил мои деньги и оплатил вызов целой бригады журналистов. И вдобавок нанял автобус с местной телестудии. Я так подумал, Владислав, только раньше не хотел тебя смущать… Я так подумал: если всякие говнюки оплачивают телесюжеты, то почему бы мне не потратиться на доброе дело?.. Не очень красиво, согласен, но стоило подстраховаться. Зато теперь они прибудут наверняка…
— Круто! — с жидковатым энтузиазмом отозвался Барков. — А это кто отозвался?
— Номер два — это мой приятель из Вашингтона. Замечательный парень, я тебя с ним обязательно познакомлю. Русское посольство поставлено в известность. Я не доверял Интернету. Теперь все материалы
