Головной розовый шар оторвался, взмыл в небо, снова упал с жалобным свистом.
Я вспомнила слово. Агония.
Ржавая жидкость впитывалась в трещины. Ветер нес ароматы хвои и морских водорослей. Слева от траншеи потихоньку наметились очертания проселочной дороги.
Муслим что-то кричал издалека, он забрел на противоположный край воронки, но мы не слышали. К голосам вернулся прежний тембр, исчезла раскатистость, глухое рокотание, уже ставшее таким привычным. Теперь приходилось кричать, чтобы пересилить шум дождя.
— ... Скорее! Потонем тут...
— Он дело говорит! — Жан Сергеевич задрал голову и отплевывался, точно морж. — Валить надо, пока волной не накрыло! Ты глянь, как на озере вода бесится!
Как будто реагируя на его слова, со стороны озера долетел громкий скрежет. Теперь я знаю, с каким звуком в Антарктике откалываются льдины. Вертикальная «этажерка», в которую превратилась вода Белого, неторопливо разваливалась на части. Окаменевшие ледяные глыбы рушились вниз, высыпались на берег, на их матовых, изломанных поверхностях заиграли первые капли...
— Ща как накроет! Двигаем!
За следующие полчаса мы одолели не больше трехсот метров. Катины волшебные способности по строительству автобанов не действовали в старом добром материальном мире. Ребята тащили кресло, передавали девочку с рук на руки. Дед тоже ковылял не ахти, несколько раз срывался с мокрых поваленных стволов. Я разбила в кровь костяшки пальцев и колени. Вдобавок ко всему сволочной Симулятор уволок и сожрал не только траву, но и верхний слой почвы; падать и даже просто идти было больно, несмотря...
Ой, мамочки, сказать страшно. Несмотря на когти и длинные пальцы, которые не на шутку разболелись.
Видимо, выключилась та сила, что делала их длинными и сильными.
Кое-где стояли обломанные пни, стояли на корнях, прямо у нас над головами, потому что двухметровый слой почвы вымело. Я проходила под корнями, как внутри детских беседок, и думала, а что же тогда внизу, под землей...
Оказалось, Зиновий тоже думал, и Дед думал. Известно, у кого мысли сходятся. Зинка сказал, что зря мы уходим, потому что дожди все сгладят, что надо не уходить, а наоборот, искать вход в пещеру...
— Щас тыкву раскрою, — дружелюбно пообещал ему Жан. — Тебе охота, вот и торчи тут...
Зиновий, впрочем, Жана не испугался, поскакал к Лексею Александрычу, излагать новую теорию про подземный космодром...
Белкин покрутил пальцем у виска: мол, Зинка крейзанулся окончательно. А мне, честно говоря, было наплевать, сколько там космодромов, я думала, как же показаться людям с такой спиной и с такой рожей.
Смешно, ведь час назад я вообще не была уверена, что выживем.
Пока лезли сквозь бревна, я кое-как себя ощупала. Кажется, спина превратилась в сплошной панцирь, но на бока и на живот не перекинулось. Говорить было тяжело, рот сполз вниз. Мне казалось, что шире стало расстояние от носа до верхней губы. А может быть, только с перепугу так казалось.
Но совершенно точно, я видела краешки собственных ушей. Вот вам и пословица, придется теперь новые пословицы сочинять...
Честно, я видела уши, видела все, что творится за спиной, только рыжие патлы грязные мешали. Мы все стали, как зайцы, которые видят позади. Если бы не мужики, если бы одна себя в зеркало увидала — точно упала бы и билась о землю, или вены бы порезала. В зеркале я не нуждалась, чтобы на новую Эличку посмотреть, мне достаточно было взглянуть на Зиновия впереди.
Но Эличка не орала и в истерику не впадала.
Потому что кифоз пропал, и нога совсем выровнялась. И видела я не хуже олимпийского чемпиона по стрельбе. Красавица, да и только...
Теперь все это пройдет, пройдет, пройдет...
Бред полнейший, надо было радоваться, кататься надо было от счастья, что вернем себе человечий облик, а меня почему-то это не радовало. Уродку не может радовать возвращение тыквы и крыс в ливреях...
Вдруг стало тихо, совсем тихо, как бывает перед грозой.
— Чтоб я сдох... — прохрипел Жан, указывая пальцем назад.
«Этажерочное» озеро закряхтело и осыпалось разом, выплюнув навстречу тучам миллиарды каменных брызг. Поднялось цунами высотой с трехэтажный дом. Однако к тому времени, когда посадочные площадки окончательно рухнули, мы очутились на относительно безопасном расстоянии.
Скажу сразу — озеро все равно плеснуло и залило нас почти по пояс, но к тому времени нам стало наплевать.
В смысле — наплевать на воду. Мы на ходу выжимали рубашки и майки.
Потом бурелом измельчал, а Муслим опять нашел дорогу. Точнее, щебенку нашел, которая под дорогой раньше была.
— Стойте, — проснулся Николай. — Так нельзя идти, в таком виде, давайте вернемся в поселок...
— Он прав. Если там менты или военные, нас примут за чертей, пристрелят еще...
— Лучше попробуем в Каннельярви...
— Нет, мы туда не пойдем, — перебил Дед, и парни осеклись. — В поселке делать нечего, вы это знаете...
— Нет больше поселка, — поддакнул Зинка.
— Мы пойдем в Поляны, там поищем еду и лекарства. — В голосе Деда снова зазвенели стальные струны.
Когда он так говорил, никто не смел ослушаться. Жан Сергеевич надул было щеки, но Муслим и Зинка уже стояли рядом со своим вожаком.
— Но... Алексей Александрович, мы же победили, все кончилось... — сделал последнюю попытку Белкин.
Белкин еще не закончил фразу, а я уже слышала мысленный ответ Деда.
— Нас никто не тронет, и вы это прекрасно знаете. Нас никто не тронет, если мы будем держаться вшестером, вместе! Гораздо важнее другое... — Дед полез за пазуху, развернул тряпку и показал нам всем.
Она походила на полузвезду синевато-стального цвета. Матрица стимулятора, исчадие космического ада, источник земных кошмаров.
— Вы не хотите... выкинуть? — икнул Коля. Он даже руки спрятал за спину, как будто от случайного прикосновения к матрице мог заразиться оспой.
Мне тоже совсем не улыбалось ее близость. Полузвезда источала слабое сияние, невидимое в привычном человеку световом спектре. Она излучала сразу в нескольких диапазонах, одновременно вела прием и передачу.
Передачу и прием...
— Ты поняла, Эля? — шепотом спросил Дед.
— Нет, — простонала я. — Не может быть...
— Мы же ее выключили, — вторил Муслим. Он тоже чувствовал волны.
Мы все их слышали, как и те, другие волны, самые обычные, прорвавшиеся из-за плотного колпака. Мы слышали, как в панике переговариваются военные, пожарные и части МЧС, как сотни радиоголосов на все лады описывают вскрывшийся силовой пузырь, уже захвативший, оказывается, половину Карелии и Ленинградской области. Пузырь вскрылся, снаружи это сопровождалось ураганом, колоссальным выбросом энергии и бешеной магнитной бурей.
— Ее невозможно выключить, — покачал головой Дед. — Ее не выключит никто.
Он мог бы этого не говорить. Мы уже убедились, мы слышали ее нутро. Это невозможно описать человеку, не побывавшему внутри Симулятора. Матрица представляла собой законченное совершенство, торжество технологии, абсолютно защищенную, автономную систему. Она в любой момент могла включиться в работу, повинуясь сигналу, и снова превратить планету в полигон для космических солдатиков.
