не слишком успешной.
После окончания института Вита устроилась в поликлинику, где и поныне трудилась участковым врачом.
Пока молодой человек не спеша закусывал, сидя за столом, Вита с иголкой и с его пальто на коленях сидела в кресле несколько в стороне. Она ловко работала иглой, время от времени поднимая глаза и задавая очередной вопрос. Как-то самой собой получилось, что вскоре Антон уже чувствовал себя абсолютно спокойно и раскованно. Как будто и не было тех четырех с лишним лет, что они не виделись.
— Готово, — объявила Вита. — По-моему, получилось довольно сносно. — И девушка слегка отклонилась в кресле назад, разглаживая на колене полу пальто с вшитым куском подкладки.
— Спасибо, — поблагодарил молодой человек, — Ты случайно не кончала курсов художественной штопки? Или это последствия медицинского образования? А? Натренировалась наверное в анатомке, штопая и штукуя человеческую плоть.
— Анатомка тут ни при чем. Это я хочу, чтобы ты иногда вспоминал меня добрым словом. По крайней мере, когда будешь одевать пальто.
— Обещаю, — Антон как при клятве поднял вверх руку. — Буду вспоминать не только одевая, то также и снимая его. И всегда — исключительно добрым словом.
— Тогда мне очень жаль, что скоро наступит лето, когда пальто уже не носят… Шучу.
— Ты, Витка, очень добрый и хороший человек, — поднимаясь, заметил Антон, — Очень. И вспоминать тебя я конечно же буду независимо от того, одет я в пальто, или нет. — Он помолчал немного. — И в отличие от тебя я не шучу.
— Не нужно… — и девушка вновь низко склонилась над своей работой, будто ещё раз проверяя её качество.
Вита сидела перед ним в кресле, механически продолжая гладить на колене ладонью шелк подкладки. Лицо её было несколько растерянным. Можно было подумать, что последние слова Антона вызвали у неё смятение.
— Давай пальто, — протянул руку Антон. — Пойду… Думаю, твоему супругу не доставит особого удовольствия застать у себя в это время незнакомого ему мужика.
— Какое это имеет значение…
— И все-таки.
Пока Антон одевался, Вита молча стояла рядом.
— Запиши мои рабочие телефоны, — выпрямляясь, предложил Антон.
— Они у меня есть, — покачала головой девушка. — Я как-то хотела позвонить тебе, и узнала номера у Игоря.
— А он мне не рассказывал, что разговаривал с тобой.
— Да. Он обещал не говорить тебе, — кивнула девушка.
— Хорош друг…
— Может быть, ты запишешь мои телефоны?
— Ну конечно же. Диктуй, — и Антон извлек из кармана блокнот и ручку.
Следующая их встреча состоялась почти через два месяца. На сей раз было воскресенье. Ника с утра несколько куксилась, как это иногда с нею бывало в преддверии болезни. Запланированную заранее поездку на дачу пришлось отложить, и Антон с утра читал дочери сказки. Лида тихо занималась на кухне приготовлением обеда. Казалось, ничто не предвещало каких-либо обид и конфликтов.
В начале первого семейная идиллия была прервана появлением в комнате Лиды с подносом, на котором стояла чашка смеси теплого молока с боржоми.
— Это нужно выпить, — сказала она, подсаживаясь к кушетке, на которой устроились Антон с Никой.
— Я не буду, — заглядывая в чашку, объявила Ника. — Это не вкусно.
— И все-таки постарайся, — покачала головой Лида. — Выпей, чтобы не заболеть.
— А я хочу заболеть. Хочу, — заявила девочка. — Когда я болею, папка читает мне книжки. И раньше приходит домой. Он тогда почти все время со мной.
— Не говори глупостей, — целуя дочку в висок, попросил Антон. — Когда человек болеет, у него что- нибудь сильно болит. И ему плохо. А потому сейчас ты быстренько выпьешь этого молока.
— Оно противное.
— Но очень полезное, — напомнил Антон.
— Молоко с малиновым варением тоже полезное, — возразила девочка. Или молоко с медом.
— Вначале выпьешь с минералкой, а потом получишь с медом, — пообещала Лида.
— С малиновым варением, — поправила Вероника.
— Пусть будет с малиновым варением. А теперь давай-ка попьем вот этого, — и Лида поднесла к губам дочери чашку.
Девочка сделала пару глотков и закашлялась.
— Я больше не хочу этого, — решительно отстраняясь, объявила она. — Я не могу.
— Может быть, пусть действительно вначале попьет с малиной? заступился Антон. — А потом выпьет с нарзаном.
— Ты что говоришь? — искоса бросила на мужа сердитый взгляд Лида. Совсем не соображаешь? Ребенок уже начинает кашлять, а он… Кстати, ничего этого и не было бы, если бы ты вчера одел Нику на прогулку потеплее.
— Слышишь, детка, что говорит мама? Эту чашку нужно обязательно выпить до дна. А потом ты будешь пить сладкое молочко.
Ника надула губки, но все-таки сделала ещё несколько глотков.
— Вот умница, — похвалил её отец.
— Чего не скажешь о её папаше, — зло хмыкнула Лида и передразнила, «Мама говорит, что нужно выпить». «Мама говорит»… А отцу, видимо, все равно, выздоровеет ли его ребенок, или нет. И получается, если нужно принимать горькое лекарство, значит — «говорит мама». А папа предлагает попить «сладенького молочка». Конечно — мама у вас изверг.
— Ну зачем ты так… — укоризненно покачал головой Антон. — Никто ничего подобного не говорил.
— Но так получается. У тебя. — Лида кажется уже забыла о остающейся заполненной более чем наполовину чашке. — Нет, тебе решительно нельзя было иметь детей. Решительно!
— Лида!
— Что Лида? Что Лида? Мне уже осточертело все это. Ты понимаешь?
— Успокойся, — глядя жене в глаза, с ударением произнес Антон. Успокойся. Ника сейчас выпьет остатки этого молока, чтобы наша мама больше не сердилась.
Девочка беспокойно переводила глаза с папы на маму и обратно. Она видела, что родители готовы поссориться, а потому уже собиралась расплакаться.
— Ну, миленький, — беря из рук Лидии чашку, наклонился к дочери Антон, — Давай постараемся, допьем это молоко, и папа снова будет читать тебе книжку.
Давясь, Вероника сделала ещё несколько глотков и закашлялась.
— Можно подумать, что дома больше и делать нечего, — неприязненно наблюдая за супругом, заметила Лида. — Почитать книжку я тоже могу.
— Нет, пусть читает папка, — заступилась за отца девочка. — Пусть папка.
— Я же тебя спрашивал, что нужно сделать, — напомнил жене Антон.
— А ты бы не спрашивал, а просто делал… У нас кончился хлеб. Нужно сходить в булочную, — уже более миролюбиво распорядилась Лида.
Настроение у Антона было далеко не самое лучшее. Купив хлеба, он вышел на улицу и направился домой, думая о том, что в последнее время Лида стала «срываться» существенно чаще. К счастью, вскоре ей предстоял отпуск, и можно было надеяться, что пара недель отдыха хотя бы на время исправят ей характер. Во всяком случае — периоды «вселенской скорби» должны были по его расчетам если не прекратиться, то по крайней мере существенно сократиться. Да и проявляться они после отпуска скорее
