которая сама роет для себя могилу?!»
Итак, новые условия конкурса объявлены. Зрители в студии ревут от восторга, шоу набирает невиданную остроту. Надо всего-навсего довести красоту соперниц до абсурда. Надо припомнить все гадости, которые они вам делали за время состязаний и за месяц вынужденного совместного прозябания в клинике. Надо превратить слащавые зарисовки в смехотворный гротеск. Надо подарить соперницам неслыханную, разрушительную красоту детских комиксов, которая будет вызывать одновременно хохот и восхищенный свист. Надо отомстить так тонко, насколько это присуще женской природе…
Как только в изобразительном творчестве будет поставлена точка, ассистенты медиков немедленно сделают женщинам усыпляющие инъекции, и наступит заключительная фаза «Тотал-мейкап». Специалисты возьмут двухнедельный тайм-аут, после чего предъявят заинтригованной аудитории свои творения. Две из пяти девушек отсеются, оставшиеся примут участие в финальной схватке. И год после передачи никаких изменений в облике производить нельзя. Категорически запрещается даже пользоваться сильнодействующей косметикой без консультации со спецами «Тотал-мейкап».
Одна из претенденток бьется в истерике, орет, что дальше этого не выдержит. Тем проще, на сцене только четыре…
И незаметно происходит вторая революция. Ее не сразу заметили, а когда заметили, злые голоса запричитали, что все было заранее подстроено определенными силами. Что кому-то было очень выгодно ввезти в страну «Тотал-мейкап», чтобы под шумок укрепить свои ряды. Шеф ФСБ выступает с докладом, где сообщает о невозможности вести розыскную работу в условиях скорого краха паспортной системы. Правительство, на треть состоящее из особистов, в течение суток принимает три мудрых решения. Удвоить финансирование спецслужб и позволить им использовать в розыске невизуальные средства контроля. Ввести обязательные электронные паспорта для всех, кому исполняется четырнадцать лет. Запретить смену внешности всем, кто замечен даже в мелких нарушениях порядка. Задумано и осуществлено крайне вовремя, общество как раз напугано появлением многоликой преступности и готово на траты по поддержанию безопасности.
Не проходит и двух лет, как наличие электронного паспорта на ладони становится обязательным при приеме на работу. Революция, о которой спецслужбы всего мира мечтали сотни лет, свершилась…
…Я отстраняю гардеробщика, помогаю Милеше надеть плащ. Милеша висит у меня на руке и без умолку щебечет; кажется, она снова вполне счастлива. Я перестаю что-либо понимать. Или перфоманс случайно превратил эту женщину в законченную дуру, или… или я был о Костадисе лучшего мнения. Впечатление такое, будто за семь минут в уборной она надышалась веселящего газа. Кстати, кстати… Эх, если бы Костадис удосужился поближе изучить ее зрачки или содержимое сумочки! Но если она употребляет наркотик, это уже нечто, вовсе выходящее за рамки! Харвик никогда бы не попала в актерский состав канала.
Мы спускаемся на шесть этажей, я целую ее и говорю, что заеду за ней вечером. Милеша очень долго обнимает меня за шею и трогает мои губы губами. Держится очень естественно, глаза полузакрыты, ни малейшего притворства. Рядом со мной сильно влюбленная женщина. Поворачиваюсь и направляюсь к подземной стоянке такси. Машина резво набирает ход в полутемном тоннеле, у водителя шумит радио, я называю какой-то адрес, но не слышу собственных слов. Однако шофер кивает, уходит в правый ряд, мы разворачиваемся под площадью Искусств и становимся в очередь на монорельс.
Стоп! Я уже невольно напряг брюшной пресс, ожидая крайне неприятную процедуру выхода из стрима, но Костадис снова обманул меня. Мелодичный сигнал в левом ухе.
— Да? — тихо отзывается Костадис, не включая визуал.
— За вами чисто, — рапортует невидимый собеседник. — Ваша спутница вышла следом и пересекла проспект. Сейчас она в детском развлекательном комплексе. Сидит… хм… Она сидит в кабинке для сетевой игры… Сделала один звонок, в защищенном коде, говорила, отвернувшись к стене. Сейчас к ней подошла девушка, они разговаривают, отвернувшись…
Водитель барабанит пальцами по рулевому колесу в такт музыке. Впереди «ниссан» втянул под днище колеса и, плавно набирая скорость, скользит по рельсу в небо над Русским музеем. Шлагбаум переключился на красный свет, через две машины наша очередь. Я трогаю мальчишку за плечо, кладу ладонь на опознаватель между сиденьями, кидаю ему свежую купюру. Когда я выскакиваю, парень изумленно рассматривает наличные деньги на свет.
Меня засасывает поток фланирующей публики. Милешу я нахожу быстро; она скрывается в массивном сооружении с сервомоторами, с двумя анатомическими лежанками и сложными штурвалами. Широкий люк, изображающий бронированную плиту, сдвинут в сторону. Здесь собраны самые дорогие, самые изысканные игровые автоматы в городе, так уж повелось. Персонал прекрасно вышколен, даже за спиной они не позволяют себе кривых улыбок! Проводящие здесь вечера мальчики и девочки имеют карточки постоянного гейм-клуба, и членство обходится их отцам недешево.
Милеша откинулась в кресле, сквозь полуоткрытый люк я вижу ее скрещенные лодыжки поверх массивных пластмассовых захватов. Однозначно, она не играет в космонавта, но какого черта она тут делает, вместо того чтобы выбирать наряды?
Я сижу в тропических зарослях, девица в форменном тюрбане приносит кофе. Прямо передо мной в панорамной галерее разыгрывают бесконечное театральное действо живые манекены. Немногие универмаги могут себе позволить круглосуточное дефиле. Хотя это не профессиональные модели, а подрабатывающие студенты, но, на мой взгляд, коллекции лучших Домов именно так и надо показывать, на самых обычных людях… Они разыгрывают жанровые сценки — встреча, радость, влюбленность, ревность, отчаяние…
— И повсюду — театр! — вдруг говорит сам себе Костадис.
Он почти забыл о Милене. Он смотрит на юных актеров в стеклянном тоннеле Гостиного Двора. Там внутри воссоздан кусочек брусчатки, лавка в таверне, газовые фонари… Писклявые звуки шарманки, хохот зрителей по ту сторону галереи. И вдруг, сквозь два ряда стеклянных преломлений, сквозь кактусы и пальмы, сквозь тюрбаны продавщиц и кружение вешалок я вижу то, ради чего предназначался спектакль. Люк одного из «звездолетов» до конца отъезжает в сторону. Положив руки на штурвал, Милена внимает и кивает, а рядом, повернувшись боком, что-то говорит девица в белой куртке с высоким стоячим воротником.
Я стремительно разворачиваюсь, но пока глаза привыкают к перемещениям блеска, пока нахожу верный угол, картинка меняется. Продираясь сквозь вопли динозавров, выстрелы и хохот, пальмовые листья и напряженные улыбки продавцов, сворачиваю в сетевой сектор.
— Где она?! — одну за другой дергаю дверцы пустых кабинок.
— Кто, милый? — Милеша распахивает глаза. — Ой, как ты меня напугал! Почему ты вернулся? Что случилось? Ты решил не ехать?
Девчонка-менеджер застывает с микрофоном у рта и пачкой буклетов в руках. Из-за галереи с переодетыми студентами вежливо выглядывает черный швейцар в ливрее.
— Она только что подходила к тебе, эта, со стоячим воротником, похожа на иностранку!
На ее лице — полная беспомощность, затем она сменяется почти детской радостью.
— Ах, милый Тео, ты так напугал меня! Как здорово, что ты ревнуешь… Как это приятно, оказывается. Но здесь никого нет…
…Толчок в спину, толчок в грудь. Темнота и яркий свет. Влажная салфетка, цепкая рука на лбу, перед носом — бумажный пакет на случай рвоты. Комариный писк в ушах, и тряска во всех мышцах. Меня предупреждали, что ощущения при выходе из стрима довольно болезненные. Возникает какой-то там резонанс, организм подстраивается под ритмику и восприятие другого человека, а выход всегда происходит резко. Многие инженеры считают, что именно поэтому у домашних просмотров сценария нет будущего. Сложные манипуляции на мозге, а потом — рвота? Мало приятного…
Мохнатые брови сошлись у переносицы, надо мной озабоченная физиономия Гирина.
— Говорить можешь? Воды дать?.. Януш, давай сразу, первые впечатления. Дружочек, приди в себя! Ты что-то видел? Пойми же, все что у нас есть — это твои впечатления. Ах, черт! Техник кричит, что чип уже разрушился. Вот же гад этот Костадис!.. Что там было, дружок? Кого ты там видел, ну?!
Меня уже не тошнит. Все хорошо, все просто замечательно. Я дорого бы дал, чтобы оказаться сейчас с Костадисом в одном самолете. Потому что запись оборвалась на самом важном для меня месте. Потому что внешность женщины в белой куртке мне чертовски знакома.
