требование старых маразматичек, и донна вынуждена его соблюдать.
— Донна, мы засекли движение в вашем секторе, но слишком темно… Разрешите включить свет.
— А вы поймали остальных?
— Нет… Они где-то наверху, на пожарных лестницах, мы прочесываем…
— Никакого света, людей сюда! Скажи Бэлле — пусть всех до единой поднимет…
Эти люди — профессионалы, и мне совсем не нравится, что мы с ними оказались в одно время в одном месте.
Это даже завтра не покажется смешным.
Не знаю, как другим, а мне и сегодня смеяться некогда, потому что Коко внезапно делает мне подсечку, и я лечу носом вперед в канаву. К счастью, в пансионе все продумано до мелочей, чтобы не поранить высокопоставленных старушек, и твердая с виду почва принимает меня, как ватный матрас.
— Донна, прячьтесь, он над вами, он на куполе! — Это голосок Бэллы, его я уже узнаю.
Еще не долетев до дна канавы, я готов стрелять. Я переворачиваюсь в воздухе, сдергиваю предохранитель, но первой открывает огонь «кожаная» ох-ранница. Она палит в небо, широко расставив ноги в огромных ботинках, и оскал ее надолго впечатывается в мою сетчатку.
Рафаэла приседает, зажав уши. Старухи вопят, но их не слышно. Трассирующие пули чмокают в вышине, натыкаясь на металл и пластиковую броню купола.
Два сполоха разрядника, один за другим. Посреди мостовой булыжник покрывается паутиной трещин, ослепительная фиолетовая вспышка заставляет меня зажмурить глаза. Кожаная автоматчица не успевает убрать ногу, и секунду спустя ее трясет и выгибает, точно в припадке. Оружие вывалилось из рук, плащ искрит. Девушка останется жива, «лунный кевлар» выдержал, но двух зарядов далее для такой защиты многовато.
Итак, он нас видит сверху, он превосходно стреляет, и у него, как минимум, две пушки. Но главное другое. Похоже, что не мы, а на нас охотятся.
Коко прыгает сбоку на донну, толкает ее всем корпусом и сразу откатывается в противоположном направлении. У меня до сих пор перед глазами пылают радуги, я совсем забыл, что зрение Коко и хозяйки защищено особой оптикой.
Короткий сполох, треск и вспышка.
Кто бы ни был этот подонок, он стреляет, как настоящий армейский снайпер.
Рафаэла валится на меня. Там, где она только что стояла, пузырится и горит негорючий пластик. Подопечные донны воют и матерятся, как портовые грузчики; не ожидал такого темперамента от старушек.
— Бэлла, где все люди?! — визжит донна.
И тут на вершине холма, возле удивительного белого дворца появляется ряд мечущихся светлячков. Это спешит с фонариками подмога, но толку от нее не будет. Пока они прорываются сквозь кустарники, нас много раз успеют поджарить сверху.
Бабуси воют, донна истерически вопит в микрофон, я пытаюсь освободить из-под ее задницы застрявшую ногу.
— Эй вы, заткнитесь! — орет Коко, и все действительно затихают, слышны только всхлипы «кожаной».
Прямо на меня смотрят рифленые подошвы ее внушительных ботинок, от них идет дым. Похоже, девчонке досталось сильнее, чем я предполагал.
Возле дороги — подобие склепа со статуей какого-то святого, Коко прячется в тени, ее почти не видно.
Сполох, треск, разрыв. И сразу за ним — следующий.
Однако на сей раз я успеваю сгруппироваться и отскочить, утянув за собой Рафаэлу. Десять тысяч вольт втыкаются в дно канавы. Донна, поджав ноги, шустро отползает на попе в сторону. В бабулек никто не стреляет, но они снова верещат громче всех. Я начинаю мечтать, чтобы этот парень наверху пристрелил бы их первыми. По крайней мере, будет потише.
Огни фонарей приближаются. Кажется, подручные донны поняли, в чем дело, и целят вверх, и, слава богу, у них тоже разрядники.
Я успел засечь, где он прячется. Этот подонок прямо над нами, во время выстрела звезды меркнут, это всего лишь объемный театр. Я вижу черную фигуру, он стоит вверх ногами, присосавшись скоч-подошвами к одной из тысяч гладких пластин купола, и целится прямо в меня.
Он никуда не торопится и не убегает, и я вдруг понимаю, что всех нас крупно надули. Его напарники нарочно разбежались и нарочно подняли шум, чтобы оттянуть на себя охрану.
А этот парень остался подождать меня. И тут Коко стреляет. Она тоже его видит и тоже дожидалась этого момента. Она уже не прячется за статуей с крестом, а лежит на спине посреди дороги, медленно и мягко нажимая на курок короткоствольного револьвера. Она стреляет шесть раз, практически вслепую, а потом ждет. Мы все ждем, пока на отполированные плиты мостовой из темноты не начинает капать кровь.
Потом мы отряхиваемся, встаем и идем к вершине холма. Мы наконец пришли туда, где нас должны ждать подручные донны и пухлая блондинка по имени Лиз. Но нас никто не ждет. Здесь над роскошью розовых кустов распахнул створки белый ажурный дворец, нечто вроде старинного летнего кинотеатра. Под сводами пронзительно светло, и жаркий суховей разносит чайные ароматы. Здесь покинутые пюпитры и упавшие контрабасы. Ветер шевелит разметавшиеся кудри пианистки. Девушка в черном корсете и длинной белой юбке лежит щекой на клавишах, ее руки свисают до самого пола, усыпанного лепестками желтых роз.
— Это Лиз… — скрипит голосок из наушника донны.
Я поднимаюсь вслед за Коко на эстраду. Желтые лепестки устилают паркет толстым шуршащим слоем, они выглядят такими нежными, что страшно поставить ногу. Где-то позади звучат команды, бегут люди, несколько женщин плачут. Металлический голос что-то произносит по громкой связи, еще ярче разгорается свет. Опрокинутые десятки стульев вокруг подмостков, сорвавшиеся с ног туфли, потерянные сумочки, бутылки и портсигары. Хорошо, что тут нет дверей, слушатели и оркестранты разбегались свободно, не передавив друг друга.
Кто-то очень торопился прибыть сюда раньше нас.
Кто-то не стал дожидаться окончания концерта, он спокойно прошел между рядов, поднялся на сцену и выстрелил пианистке в голову.
Я смотрю на тонкие пальцы Лиз, по которым струится кровь. Очень тонкие, изящные руки для ее пышного, затянутого в корсет, бюста и дебелых бархатных плеч. На левом голом плече Лиз татуировка «пинк», грубое изображение крохотной розовой розочки.
— Розовая навсегда… — почему-то шепотом произносит Коко.
Рафаэла встряхивает салфетку скрина. В полупрозрачной призме мелькают озабоченные физиономии диспетчеров.
— Донна, мы их видим, пытаются сбежать через пожарные люки…
— Донна, у нас тут старушки в панике!
— На верхней террасе никого, всех эвакуировали!
— Бэлла, отключи питание на посадочной площадке, никому не разрешать взлет! — Рафаэла приходит в себя, и вместе с ее хриплым контральто ко мне возвращается ощущение времени.
Владелица «Ириса» срывается с места, она делает такие прыжки, что мы еле поспеваем следом. Достопримечательности верхнего яруса рассматривать некогда, но краем глаза я замечаю стайку изящных животных, вроде бы антилоп; они улепетывают в кусты, смешно вскидывая задние ноги. Мы торопимся по гравийной аллее, между двух рядов мраморных перил, между античных статуй, между плодоносящих лимонов. Откуда-то сбоку, из-за фиолетовых кустов выныривают еще две девицы в кожаных плащах; одна
