рекомендации по строительству романтичных и живописных вилл до неузнаваемости меняли окрестности. Но Николас не был бы самим собой, если бы просто скопировал чужие идеи, и когда пять лет назад он перестроил усадьбу Ван Ринов, он использовал мысли Доунинга только в качестве путеводной нити. К первоначальным десяти комнатам он добавил еще двадцать, а кроме них — несколько маленьких башенок со скатами и одну высокую башню. В результате получилось творение, хотя и напоминающее одновременно немецкие замки на Рейне и тюдоровские дворцы, но ставшее тем не менее нью-американским стилем реки Гудзон, причем весьма точно соответствующим своему окружению.
Сады Драгонвика в той же степени служили выражению личности Николаса, как и само имение, потому что и здесь он умудрился подчинить природу своим прихотям. Меж нетронутой рощей болиголовов на юге и склоном каменистого холма в полумиле на севере он создал длинную и ровную словно река дорожку из экзотических цветов невероятной красоты. Миранда была просто подавлена всем этим великолепием, она чувствовала себя совершенно ошеломленной. когда они медленно поднимались от причала по мраморным ступеням. Однако, сквозь стоящий перед глазами туман она заметила розарий и почувствовала удивительный аромат этих дивных цветов, затем увидела маленькие греческие храмы, возведенные под плакучими ивами, павильоны в скалах, источники, окруженные фиалками, и водопады. И тем более ее терзала мысль об измятом в дороге коричневом платье, и пристальный презрительный взгляд лакея в ливрее, который встретил их на пристани и теперь осторожно нес ее плетеную корзину.
Невозможно было поверить, что она будет жить в этом изумительном месте, и ее шаги, когда она следовала за Николасом к огромной парадной двери, становились все медленнее и медленнее, хотя сердце билось все быстрее и быстрее.
Они вошли в большой холл, тянувшийся на шестьдесят футов в глубь дома и выходивший на задние лужайки. Внутри было темно, так как свечи еще не были зажжены, и Миранда съежилась рядом с Николасом, когда из-за двери справа неслышно появились двое: это были Магда, экономка и личная горничная миссис Ван Рин, и Томкинс, дворецкий.
Приветствуя хозяина, они оба демонстративно не замечали Миранду, но широкая спина женщины и ее круглый затылок явно выражали неодобрение.
— Где миссис Ван Рин? — спросил Николас, позволяя дворецкому принять накидку и шляпу.
— В Зеленой гостиной, милорд.
Дворецкий, родом из Йоркшира, сопровождал Николаса в поездке в Европу несколько лет назад, и с особым снобизмом, присущим английским слугам, всегда обращался к своему хозяину по титулу, настаивая на том, что в любой цивилизованной стране такой именитый владелец такого огромного поместья обязательно был бы пэром. Николас не спорил, хотя титул, которым наградил его лакей, был ему совершенно безразличен. Ван Рин не нуждался в титулах или почестях, позаимствованных у Европы.
— Прошу, Миранда, — проговорил Николас, сопровождая ее по дому к двери налево. — Теперь вас ожидает удовольствие познакомиться с моей супругой.
В его голосе действительно звучала какая-то особая интонация, или ей это просто показалось? У нее не было времени как следует поразмыслить над этим вопросом, потому что они уже вошли в Зеленую гостиную.
Джоанна Ван Рин сидела у окна и вышивала. Когда Николас и Миранда вошли, она вздрогнула от неожиданности и ее золотой наперсток покатился по полу.
Она взглянула на мужа, и ее совершенно пустые бесцветные глаза несколько оживились.
— А, вы вернулись! — почти прошептала она. Николас подобрал наперсток и положил его на скамеечку рядом с наполовину съеденным витым печеньем. Он поклонился жене и взяв ее протянутую руку, сплошь усыпанную перстнями, едва коснулся ее губами.
— Да, как видите, я вернулся. Это Миранда. Джоанна опустила глаза и едва слышно вздохнула.
— Добро пожаловать в Драгонвик, дитя, — сказала она, не глядя на девушку. — Уверена, вы останетесь довольны. Николас, вы привезли мне пирожные?
Миранда в изумлении смотрела на громоздкую фигуру в кресле-качалке. Джоанна была ужасно толстой, ее рыхлые белые телеса образовывали отвратительные складки даже у локтей и костяшек пальцев. На ее лице, круглом и бледном, походившем на глиняную плошку на их домашней кухне, красовались два неумело наложенных пятна, в которых даже Миранда, никогда ранее не видевшая их, узнала румяна. Жидкие льняные волосы Джоанны были туго затянуты назад и покрыты кокетливым кружевным чепцом, украшенным голубыми лентами, почему-то не слишком свежими. На ее изысканных кружевах Миранда заметила множество коричневых крошек, явно того же происхождения, что и печенье на скамеечке.
Миранда, неожиданно вспомнившая о хороших манерах, вежливо произнесла:
— Вы были очень добры, мэм, пригласив меня, примите выражение уважения от моих родителей.
Джоанна кивнула.
— Я уверена, они достойные люди, и я надеюсь, вы оправдаете наши надежды. Николас, вы привезли пирожные?
Ее супруг несколько мгновений смотрел на нее, не отвечая, затем любезно произнес:
— Привез, моя дорогая. Хотите попробовать их сейчас или вы сможете подождать до ужина?
— Вы привезли пирожные наполеон, медовые слойки, конфеты мокко?
— Все.
Она сдвинула свои жидкие брови цвета кудели.
— Так, за конфетки я примусь сейчас. Скажите Томкинсу, чтобы остальное подал к обеду. Проверьте, чтоб он держал их на холоде, иначе крем может растаять.
Николас слегка поклонился.
— Я все сделаю, любовь моя.
Как он необъяснимо нежен с ней, думала Миранда. Наверное, он очень любит ее и потому даже не замечает, какая она толстая и неаккуратная. Дальше этого ее мысли не пошли, так как она была преисполнена решимости полюбить Джоанну.
— Один из слуг проводит вас в вашу комнату, — сказала Джоанна, заметив наконец, что девушка все еще неподвижно стоит перед ней, — а потом вам надо с ней найти Катрин. Я никак не могу уследить за малышкой. Вы можете почитать ей книжку.
— Полагаю, вряд ли мы можем просить нашу гостью заниматься сегодня с ребенком, — заметил Николас. — Она должно быть, устала.
Джоанна пожала необъятными плечами и, вытянув неправдоподобно короткую ножку, обутую в пурпурную бархатную туфлю, стала медленно раскачиваться взад и вперед.
— Да, конечно, вы можете отдохнуть, если вы устали, моя дорогая. После хорошего ужина вы почувствуете себя лучше. Вы можете есть в детской.
— Полагаю, что нет, — вновь вмешался Николас. — Наша кузина вряд ли может есть в детской. Я предпочитаю, чтобы она садилась за стол с нами.
Джоанна поджала губы.
— Как хотите, Николас. Скорее поторопитесь, скажите Томкинсу о пирожных, иначе они испортятся.
Миранда слушала их в большом смущении. Она понятия не имела, что же такое детская, но ей было совершенно ясно, что Джоанна намерена считать ее чем-то вроде привилегированной служанки, и конечно она была очень благодарна Николасу за его защиту. Но ни это, ни роскошное великолепие спальни, в которую ее привели, не изгладили тоски по ее близким и желание немедленно вернуться в родной, с младенчества знакомый простой фермерский дом. Казалось, прошла неделя с тех пор, как она сказала этим утром «до свидания» своему отцу, и по меньшей мере месяц с тех пор, как она в последний раз видела мудрое и ласковое лицо Абигайль.
Она упала на кровать и залилась горькими слезами, которые не унимались от осознания того, что вот хотела она приехать в Драгонвик, и теперь она здесь, жаждала роскоши и утонченности, и ее мечты превзойдены в тысячи раз, а она по-прежнему чувствовала себя беззащитной, лишней в этом доме, запутанной чопорными слугами и неспособной полюбить Джоанну. Ее ужаснули размеры и величие этого дома, так что даже была не в состоянии смотреть по сторонам, когда Николас вел ее наверх. И сам Николас оставил у нее двойственное впечатление, наполовину восхитительное, наполовину вызывающее дрожь смущения.
Как бы я хотела никогда сюда не приезжать, подумала она, хотя, положа руку на сердце, прекрасно
